«Россия» поет в честь Победы

13.04.2015

В Ташкенте прошел концерт Государственного академического русского народного ансамбля «Россия» имени Людмилы Зыкиной, посвященный 70-летию Великой Победы.

Организованный Представительством Россотрудничества в Республике Узбекистан при поддержке Посольства России в Узбекистане, концерт, состоявшийся 9 апреля в Органном зале Государственной консерватории Узбекистана, собрал ветеранов, представителей дипломатических миссий, аккредитованных в Республике Узбекистан, военного атташата Посольства России в Узбекистане, Ташкентской и Узбекистанской епархии, руководителей культурных центров Ташкента, соотечественников, проживающих в республике, общественность, молодежь — людей разных поколений и национальности, но с общей историей, общими жизненными ценностями. К приглашенным обратили слова приветствия Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Республике Узбекистан Владимир Тюрденев и руководитель Российского центра науки и культуры в Ташкенте, советник Посольства России в Узбекистане Виктор Шулика.

Георгиевские ленточки на груди у зрителей как символ уважения памяти о героическом подвиге русских солдат в Великой Отечественной войне вручили гостям волонтеры Российского центра науки и культуры. Задушевная народная музыка, раздолье русских песен, чистота и красота звучания инструментов — все покорило слушателей в концерте, который вел художественный руководитель и главный дирижер ансамбля Дмитрий Дмитриенко, виртуозно владеющий баяном. Порадовали своим искусством и другие артисты — лауреат всероссийских и международных конкурсов Олег Пискунов – истинный «паганини» балалайки, а также Сергей Чучупалов (балалайка контрабас), Алексей Моисеев (ударные инструменты). И, конечно же, народная артистка России Надежда Крыгина — настоящая русская красавица по стати, чей сильный и звонкий голос, заполнил зал.

Ах, как соскучилась публика по живому исполнению всеми любимых народных песен и мелодий! Звуки балалайки, баян, звучная русская речь… В программе прозвучали «Катюша», «Синий платочек», «Волга», «Валенки», шуточные песни. Зал подпевал, и у многих от проникновенной музыки и слов слезы наворачивались на глаза…

Аплодисменты — долгие, искренние — выразили признательность публики и артистам, и устроителям концерта. Долго не расходились слушатели. Подходили к ветеранам, фотографировались с ними. А Олег Пискунов, с уже зачехленной балалайкой, смущаясь, приблизился к двум скромным, хрупким пожилым женщинам и вручил им букет, который ему преподнесли на сцене.
— Это вам… Спасибо вам…
— Да что вы! Это вам спасибо, — заулыбались они, — такую радость нам доставили, так на душе хорошо – мы словно в России побывали!

Артист откланялся, а женщины продолжали делиться впечатлениями друг с другом. Подошла к ним, попросила представиться.

— Тамара Михайловна Соколова, — назвала себя хрупкая, как ребенок, женщина в белом. – В этом году отмечаю 80-летие, так что концерт — подарок к юбилею.

— А я Комарова Мария Сергеевна, — улыбнулась ее подруга, чуть повыше росточком, но тоже стройная и легкая в движениях. – Вы, наверное, удивляетесь, что мы такие невысокие и худенькие. Мы родились в Ленинграде — Тамара Михайловна в 1936, а я в 1938 году. Почти всю блокаду провели в осажденном городе, остались крохами без родителей, и в 1942 году, зимой, нас вывезли по Ладожскому озеру. Тамарочке было 6 лет, ее отправили в ташкентский распределитель. Мне исполнилось всего 4 года, и я попала в Алтайский край. Мы рассказывали об этом в фильме режиссера Джасура Исхакова «Дети войны».

Я окончила школу на Алтае, потом педагогическое училище в родном Ленинграде. В 1957 году приехала в Узбекистан. Три года проработала в колхозе имени Свердлова, затем вышла замуж за ташкентского парня и переехала в Ташкент. Нас воспитали, подняли, выкормили, дали образование. Здесь мы нашли и работу, и квартиры, и мужей – все прекрасно у нас сейчас. Я преподавала в начальной школе, воспитала сотни учеников, дочь, внука. Теперь вот правнуку радуюсь. Счастлива невероятно, хотя всякое было – пережила утрату мужа… Но возраст жизни не помеха – я занимаюсь гимнастикой, бегом, хожу в танцевальную группу.

Там встретила вторую любовь и поняла, что самое большое счастье только начинается.
— Я же воспитывалась в ташкентском детском доме, в 1954 году закончила семилетку, — продолжила беседу Тамара Михайловна. – Получила специальность бухгалтера в учетно-кредитном техникуме, окончив его в 1957 году, но работы по этому профилю не нашла и пошла учеником токаря на «Таштекстильмаш». Чтобы достать до станка, приходилось вставать на высокое подмостье, но токарное дело я освоила хорошо и 15 с лишним лет вытачивала мелкие детали для текстильных машин. Затем перешла в ОКБРУ – опытное конструкторское бюро, где работала инженером по инструментам. Завод выделил мне в 1964 году квартиру — однокомнатную секцию — прямо под Новый год. В ней и сейчас живу, теперь за правнуком присматриваю. В 2014 году Посольство России пригласило меня на Парад Победы в Санкт-Петербург. С волнением я приехала в город, где родилась и пережила блокаду. Нас поселили в прекрасной гостинице, каждому выделив отдельный комфортабельный номер, кормили, как говорится, «на убой». Во время парада мы сидели на трибуне. Три дня, проведенные в городе на Неве, встречи, экскурсии, концерты незабываемы.

Мои собеседницы наперебой продолжали рассказывать о своей жизни.
— Мой брат живет в Риге, сестра – ей 93 года – во Львове. Представляете? – страдальчески сказала Мария Сергеевна. — А я здесь просто царствую. Я в восторге, что узбекская земля меня приняла как родную. Я здесь счастлива.

— Да, — в унисон отозвалась Тамара Михайловна. И бережно неся огромный букет, все так же оживленно обсуждая концертную программу, подруги, которых объединили два их родных города – блокадный Ленинград и солнечный Ташкент, – простившись со мной, бодро направились к метро, да так, что и молодым не поспеть. Я смотрела им вслед… О чувствах, которые вызвал во мне и в остальных зрителях концерт ансамбля «Россия», лучше всего говорят строки из стихотворения «Невыразимое» замечательного русского поэта Василия Жуковского, которые давно люблю.
……………………………………………
Сие шепнувшее душе воспоминанье
О милом радостном и скорбном старины,
Сия сходящая святыня с вышины,
Сие присутствие создателя в созданье —
Какой для них язык?.. Горе́ душа летит,
Все необъятное в единый вздох теснится,
И лишь молчание понятно говорит.

Тамара САНАЕВА.
Фото автора.

Кому мораль не писана?

13.04.2015

2015 год на нашей родине объявлен Годом внимания и заботы о старшем поколении. Создаются отряды помощи из молодежи, увеличиваются пособия, зоопарк сделал вход бесплатным для людей преклонного возраста. И это вс еочень даже радует. Махалля помогает чем может. Предприятия также принимают активное участие в улучшении жизни стариков. Сегодня с детьми и бабушкой решили сходить на хваленую выставку «Другая сторона полуночи».

О ней много пишут. Зашла на афишу. И была, мягко говоря, в шоке. Сначала – как-то даже смешно. А потом – не очень.

Вход платный.
Экскурсия 2 000 сумов
Взрослым 500 сумов
Студентам 300 сумов
Пенсионерам 250 сумов (при предъявлении удостоверения)
С возможностью фотосъемки 3 000 сумов
С возможностью видеосъемки 5 000 сумов.
Цены — мизерные, даже буханка хлеба стоит дороже, а проезд в автобусе – аж в 2 раза больше цены билета для взрослого человека.

Я согласна, что фото- и видеосъемка должны быть оплачены. И экскурсовод также должен быть вознагражден за свои труды. Студенты со смехом отдают 300 сумов (точнее – 500, и не всегда получают сдачу, ибо «нет размена»).

Но мне интересно, это чисто символическая цена? Или израильско-британский скульптор настолько беден? Но, как стало известно, весь заработок поступает в кассу Галереи изобразительного искусства Узбекистана, принадлежащей Национальному банку ВЭД.

Ладно, отдадим мы эти 500 сумов, не жалко. Но при чем тут пенсионеры? Неужели нельзя было сделать вход для них свободным? Да, 250 сумов – копейки. И, думаю, у стариков они есть. Но это ведь такое унижение, просить предъявление пенсионного удостоверения, чтобы скинуть 250 сумов бабушкам и дедушкам.

Вы скажете, что я развела панику. Что старики сидят дома и не испытывают этого унижения. Но они же ходят с внуками. Факт не в цене, факт в поступке организаторов выставки. Не думаю, что они заработают миллионы на пенсионерах. А вот на студентах – вполне возможно.

Венера СЛЕПЫХ.

Кто такие хуситы?

13.04.2015

В своем новом документальном фильме об ожесточенной борьбе за Йемен, который на этой неделе был показан на Frontline, кинорежиссер из Саудовской Аравии Сафа аль-Ахмад проходит мимо бесчисленного количества плакатов, на которых написаны лозунги — и несколько школьников радостно их выкрикивают, — которые, возможно, покажутся знакомыми американцам, пережившим кризис с заложниками в Иране:

Бог велик,
Смерть Америке,
Смерть Израилю,
Проклинаем евреев,
Ислам победит.

Эти леденящие кровь слоганы принадлежат хуситам, загадочной мятежной группировке, которая захватила столицу Йемена Сана и многие другие части страны и свергла президента Йемена Абд Раббу Мансура Хади и его правительство. Однако эхо иранского революционного лозунга «Смерть Америке» вовсе не означает, как многие могут предположить, что хуситы помогают возглавляемому шиитами Ирану в его борьбе с возглавляемой суннитами Саудовской Аравией, которая граничит с Йеменом и в настоящее время проводит воздушные атаки против хуситов.

Ахмад утверждает, что борьба за Йемен, разворачивающаяся на нескольких фронтах — в ней принимают участие множество других группировок, в том числе «Аль-Каида» на Аравийском полуострове, а также сторонники бывшего президента Али Абдалла Салеха — представляет собой гораздо более сложный конфликт, нежели обычную опосредованную войну между различными сектами.

«Нельзя сводить [этот конфликт] к междоусобным столкновениям», — сказала Ахмад во время нашего телефонного разговора. Она считает, что Саудовская Аравия имеет гораздо больше влияния на территории Йемена, чем Иран, и ей не нравится, когда хуситов называют «шиитским ополчением».

«Хуситы — это главным образом политическая группировка», — объяснила она. Они принадлежат к секте зейдитов, чьи сторонники составляют примерно одну треть населения Йемена, численность которого достигает 25 миллионов человек. Зейдиты «традиционно являются неотъемлемой составляющей шиитской секты, однако они исповедуют несколько иные религиозные убеждения по сравнению скажем с шиитами Ирана», — добавила она.

В отличие от суннитов и шиитов, к примеру, зейдиты верят, что их вера обязывает их восставать против несправедливых правителей. Основатель секты хуситов, Хусейн аль-Хуси (Hussein al-Houthi), который был убит правительством Йемена в 2004 году, соединил фундаментализм зейдитов с антиимпериализмом. Отсюда и возник лозунг «Смерть Америке, смерть Израилю», несмотря на то, что хуситы, по словам Ахмад, по большому счету являются «местной группировкой с проблемами местного уровня».

Какие термины нам стоит использовать, когда мы говорим о хуситах, а также о драматическом расколе страны, которую они частично контролируют? Ниже приведена отредактированная и сокращенная расшифровка разговора Тани Басу и Сафы аль-Ахмад.

Таня Басу: Что натолкнуло вас на мысль снять этот документальный фильм?

Сафа аль-Ахмад: Это уже второй документальный фильм, который я сняла в Йемене. Я гражданка Саудовской Аравии, поэтому мне не нужна виза, чтобы поехать в Йемен. Мне проще получить доступ туда, чем остальным, и Йемен всегда восхищал меня. А людей, которые там живут, я считаю практически своей семьей. Я постоянно возвращалась в эту страну.

Я познакомилась в хуситами ближе к 2011 году, когда приехала в Йемен, чтобы писать о революции, случившейся в тот год. Сейчас я знаю некоторых из них уже довольно давно. По мере их приближения к тому, чтобы окружить столицу Йемена и войти в Сана, я стала общаться с ними напрямую. Я спрашивала: «Как вы относитесь к тому, что я снимаю про вас документальный фильм?» Мне очень помогло то, что они уже знали, кто я такая. Это помогло мне расположить их к себе, хотя было довольно сложно.

— В тех районах, которые контролируются такими группировками, как хуситы, не так часто появляются женщины, снимающие документальные фильмы. Мне интересно, с чем вы, как женщина, столкнулись.

— На самом деле я бы поставила ваш вопрос под сомнение. Я думаю, сейчас это уже неактуально. В наши дни в этом регионе работает множество женщин-журналистов, которые освещают события в Сирии, Ливии, Египте и даже Йемене. Я считаю, что это неверный стереотип. На самом деле то, что вы женщина, дает вам определенные преимущества перед мужчинами, потому что это дает вам доступ ко всем сторонам, особенно к другим женщинам. Я считаю свой пол скорее полезным активом, чем препятствием для моей журналистской деятельности. Я считаю, что мужчины и женщины-журналисты сталкиваются с несколько разными трудностями, и Ближний Восток в этом смысле не исключение. Даже если я сталкивалась с враждебностью, этот гнев был направлен на камеру, а не на меня как женщину. Хуситы очень скрытные, они с большой опаской относятся к средствам массовой информации в целом.

В Йемене довольно развитое гражданское общество. Там женщины гораздо чаще появляются на публике, чем в других странах, входящих в Совет по сотрудничеству в Персидском заливе. Они принимают активное участие в политике, даже занимают министерские должности. Поэтому я бы ни в коем случае не стала сравнивать [работу репортера в Йемене] с теми проблемами, с которыми можно столкнуться, скажем, в Саудовской Аравии.

— Если говорить о мифах, существуют ли за пределами Йемена какие-либо мифы, касающиеся хуситов, которые вы считаете ложными?

— Да. Меня очень раздражает, когда говорят «хуситское шиитское ополчение» или просто «шиитское ополчение». Это выражение вызывает у меня досаду, потому что хуситы — это главным образом политическая группировка. Они принадлежат к секте зейдитов. А когда говорят «шиитское ополчение», это вводит людей в заблуждение. Хуситы традиционно являются неотъемлемой составляющей шиитской секты, однако они исповедуют несколько иные религиозные убеждения, чем, скажем, шииты Ирана. Когда говорят «шиитское ополчение», вы автоматически представляете себе ее связь с Ираном, не так ли? И это приводит вас к мысли о том, что они руководствуются религиозными мотивами в установлении контроля над Сана и в захвате других территорий Йемена. Но их мотивы носят политический характер. Они очень практичны. Они состоят в альянсах с множеством других группировок, которые придерживаются несколько иных религиозных убеждений.

Вы не представляете себе, сколько раз в процессе написания сценариев мне приходилось говорить, что нельзя их называть шиитским ополчением. А сценаристы отвечали: «Но их все так называют». Этого делать нельзя!

Когда кто-то пишет об «Аль-Каиде» или ИГИЛ, разве их называют «суннитским ополчением»? Нет, не называют, просто пишут «Аль-Каида» или ИГИЛ, потому что все знают, что у «Аль-Каиды» претензии политического характера. А к какой религии или секте они принадлежат — это дело десятое. Лучше всего говорить: «Это хуситское ополчение. Они хотят добиться того-то и того-то».

Мне кажется, это довольно проблематично, потому что сама концепция опосредованной войны между Ираном и Саудовской Аравией — [описание хуситов как шиитов] хорошо вписывается в эту опосредованную войну.

— Опосредованная война. Как вы считаете, это миф или нет?

— Нет, я говорю о том, что это часть дискуссий об опосредованной войне между Саудовской Аравией и Ираном. Во-первых, если говорить о Йемене, роль Ирана чрезвычайно раздута. Возьмем, к примеру, ХАМАС в Палестине. Эта группировка имеет очень тесные отношения с Ираном. И эта связь вовсе не религиозного или сектантского свойства. Между ними существует политический альянс. То есть Иран вполне способен заключать альянсы с другими людьми, которые не имеют никакого отношения к шиитам. Я бы поместила хуситов в эту парадигму политических альянсов с другими странами и группировками, которые в противном случае не имели бы с этой сектой ничего общего.

Если говорить об опосредованной войне, Саудовская Аравия сыграла гораздо более значительную роль в Йемене, чем Иран. Контроль, деньги, а также влияние, которое Саудовская Аравия в течение многих десятилетий оказывала на йеменское правительство и племена, живущие на территории Йемена, не идут ни в какое сравнение с предполагаемым влиянием Ирана. Иран имеет некоторые связи с хуситами, но эти связи не слишком сильные. Они не могут поднять трубку и сказать хуситам: «Сделайте это, сделайте то». Все совсем не так. Хуситы — это группировка местного масштаба, возникшая в результате конфликта внутри Йемена. А внешний региональный конфликт обострил внутренние противоречия. Однако по большому счету хуситы являются местной группировкой с проблемами местного уровня.

Я встречалась с представителями нескольких племен, которые открыто говорили: «Мы получаем деньги от Саудовской Аравии». Еще до начала воздушных ударов, эти племена, к примеру, говорили нам, что они получают оружие и деньги, которые им отправляют для борьбы с хуситами. В течение многих десятилетий так оно и было. В Саудовской Аравии есть специальная комиссия, которая следит за событиями в Йемене. Поэтому это менее спорное утверждение, чем утверждение о влиянии Ирана. Сейчас очень мало достоверных сообщений о влиянии Ирана на территории Йемена. Я знаю наверняка, что иранцы направляли туда самолеты, чтобы перевозить активистов с юга на север, чтобы встречаться с людьми и так далее. Но это нельзя назвать прямым вмешательством. Есть и другие примеры, которые несколько сложнее доказать. Тем не менее влияние Ирана нельзя сравнивать с влиянием Саудовской Аравии, оно здесь гораздо мощнее.

— Произошли ли с хуситами какие-либо изменения [после того как они захватили Сана]?

— Огромные изменения. Прежде они были маргинальной группировкой. Прежде они только пытались заключить альянсы с другими. Они старались быть более сговорчивыми в отношениях с другими политическими группировками. До 2010 года они были достаточно изолированными. Революция 2011 года открыла перед ними двери, и они начали напрямую общаться с другими людьми в Сана.

Как только они получили власть над Сана, они стали контролировать все. Они стали менее сговорчивыми. Они все еще говорили о борьбе с коррупцией и чистке правительства, но их поведение на местах сильно изменилось. С моей точки зрения, это было очень серьезно. Поначалу это звучало как: «Посмотрите, мы жертвы, посмотрите, что с нами случилось за время прошлых войн» — это было ужасно. Никто не станет это оспаривать. Но как только хуситы получили контроль над Сана, они стали вести себя точно так же, как вело себя правительство бывшего президента Али Салеха по отношению к ним. Они убивали, похищали, пытали и сажали людей в тюрьму без всяких причин.

К сожалению, хуситы — это военизированная группировка. А военизированная группировка не может построить государство — демократическое, справедливое государство. Все очень быстро это поняли. Когда они начали открывать огонь и похищать [мирных] протестующих [выступавших против хуситов] в контролируемых ими районах, люди быстро поняли, что хуситам нужна была власть и что они вовсе не намеревались построить там демократическое государство. Их оправдание — «Мы боремся с „Аль-Каидой“» — было всего лишь отговоркой, потому что в городе Таиз на севере Йемена не было боевиков «Аль-Каиды», а хуситы тем не менее его заняли. Там проходили масштабные протесты. Когда хуситы открыли огонь по мирным протестующим, погибло по крайней мере восемь человек. К сожалению, хуситы ничем не лучше других группировок, которые занимали Йемен в прошлом.

— Вы рассказываете о том, как изменились хуситы в политическом смысле. Изменилось ли их отношение к зейдитам?

— Это хороший вопрос. Многие мои друзья просили меня узнать у хуситов, считают ли они себя зейдитами.

— Именно об этом я и спрашиваю: они все еще зейдиты или нет?

— Хусейн аль-Хуси, который создал это движение, был фундаменталистом. Он считал, что зейдизм того времени — я говорю о конце 80-х и 90-х годах — не отражал истинного духа зейдизма. Он считал, что зейдизм должен носить более революционный характер.

Одна из основных предпосылок хуситской веры заключается в том, что вам разрешено противостоять несправедливому правителю. В этом смысле она очень отличается от шиитской и суннитской идеологии. С самого начала эти две идеологии предполагали, что людям нельзя выступать против несправедливого правителя, потому что вслед за этим начнется хаос. Зейдиты первыми заявили, что противостоять несправедливому правлению — это их религиозный долг. Именно это я имею в виду, говоря, что они отличаются от других учений. Только с появлением иранского верховного лидера аятолла Рухолла Хомейни шиизм стал восприниматься как революционное движение, в рамках которого так думать разрешалось. И это случилось совсем недавно — мы имеем в виду 1979 год, не так ли?

Зейдиты, которые существуют уже 200 лет, закрепили это. В этом смысле они своего рода революционеры. Но Хусейн аль-Хуси соединил зейдистский фундаментализм с антиимпериализмом и антиамериканскими настроениями. Поэтому слоган «Аллах велик, смерть Америке, смерть Израилю, проклинаем евреев» стал попыткой соединить эти два основополагающих аспекта. Именно таким должен быть настоящий мусульманин-зейдит: он должен выступать против несправедливых правителей.

Однако движение хуситов после входа в Сана изменило свое название. Теперь они называют себя «Ансар Алла». «Ансар Алла» — «партизаны Бога» — очень похожи на «Хезболлу». Они называют себя проводниками Корана. Они заявляют, что хотят, чтобы их движение вышло за рамки секты, чтобы они могли объединить всех мусульман в борьбе против империализма. Они очень красноречиво рассказывают о том, кто они такие и какова их миссия. И в их рассказах все довольно гладко. Когда с ними беседуешь, они очень красиво рассказывают о победе Бога, которая заставила их войти в Сана и захватить другие районы Йемена. Они искренне верят в то, что «Бог на нашей стороне», особенно в их борьбе с «Аль-Каидой». Странным образом, несмотря на слоган «Смерть Америке», американцы и хуситы на самом деле воюют с одним и тем же врагом. В этом заключается еще одна сложность. Саудовская Аравия вроде бы воюет с ИГИЛ и «Аль-Каидой», американцы вроде бы воюют с ИГИЛ и «Аль-Каидой», и хуситы вроде бы делают то же самое. Все они находятся по одну сторону. И все они воюют друг против друга. Добро пожаловать на Ближний Восток.

В фильме [я показываю] человека, который говорит: «Я люблю [Абу Бакра] аль-Багдади, я люблю ИГИЛ». А потом он добавляет: «Смотрите, тут уже несколько лет демократия, и что она нам принесла? Ничего». Множество людей возлагали надежды на политический процесс. Но затем они увидели, что другие страны начали вмешиваться в него и стараться направить этот процесс в ту сторону, которая выгодна им. Многие люди собираются встать на путь насилия, потому что они мыслят недальновидно, они думают: «Это не помогло». Поэтому американцам следует быть крайне осторожными в своей внешней политике, когда речь заходит об этих вопросах. Посмотрите, в Йемене пропало оружие на сумму в 500 миллионов долларов, потому что американские отряды особого назначения ушли с военной базы, ничего не взяв с собой. Фантастика! Кто, как вы думаете, использует это оружие сейчас? Меня это очень пугает. Мы продолжаем на словах поддерживать демократию в арабском мире. Но на самом деле мы попросту до зубов вооружаем диктаторов.

Йемен — это самая бедная страна арабского мира. Более миллиона детей там голодают. И эмбарго только усугубляет ситуацию. В Йемене больше нет бензина. Никто не может никуда уехать, потому что люди не могут достать бензин. Продуктов и прежде не хватало, а сейчас ситуация стала еще хуже. Кто же станет любить США или Саудовскую Аравию после этой войны? Вы, американцы, разожгли в людях ненависть по отношению к себе, потому что теперь люди уверены, что вы поддерживаете еще более радикальных исламистов. Я считаю, что из этих воздушных ударов не выйдет ничего хорошего. Они не смогут уничтожить хуситов. Ни один воздушный рейд еще не достиг этой цели. Американцы с их ударами беспилотников не смогли выдворить «Аль-Каиду» из Йемена. Эти удары только усугубили проблемы. Теперь мы подходим к той точке, где [те, кто проводит эти удары, подумают]: «Теперь мы должны отправить туда своих военных, потому что удары с воздуха не решили проблему». Это очень напоминает мне Ирак и Афганистан.

Таня Басу (Tanya Basu) — «The Atlantic «, США

Источник

Юрий Ивлиев: предсмертный полет… в легенду

12.04.2015

Немецкие зенитки подбили самолет, и он начал гореть. Летчик, который, несмотря на молодость, совершил уже более 120 боевых вылетов, понимал – до своих никак не дотянуть. Вариантов действий было немного – или выброситься из горящей машины с парашютом и наверняка попасть к фашистам в плен, или …

Пилот, которому было всего 21 год, выбрал второй вариант – он направил горящий погибающий самолет в место скопления гитлеровцев. И через несколько мгновений раздался мощный взрыв, уничтоживший десятки фрицев и танки врага. Но погиб и отважный советский летчик, совершивший наземный таран. Его звали Юрий Ивлиев.

Он родился в Ташкенте, здесь окончил школу, увлекался авиамоделизмом. Как и все мальчишки того времени, мечтал стать летчиком и свою мечту осуществил. После окончания школы в 17 лет поступил в авиационное училище в Оренбурге, где и застала его Великая Отечественная война.
На фронте Юра оказался в сентябре 1942 года и за короткий период прошел путь от рядового летчика до командира эскадрильи. Он успешно и неутомимо бомбил вражеские железнодорожные эшелоны и склады с горючим, уничтожал самолеты фрицев – на земле и в воздухе, ликвидировал 500 немецких солдат и офицеров. В октябре 1944 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза.

Причем это звание Ю. Ивлиев получил не за свой последний бой в небе над Кенигсбергом в январе 1945 года, где он совершил настоящий подвиг, а за сражения в небе Белоруссии. Хотя Николай Гастелло за то же самое (но в начале войны) был удостоен звания Героя.

Ревущий самолет, пикирующий к земле, скопления вражеских танков и солдат, огонь, взрыв и… вечность. Конечно, мы уже никогда не узнаем, о чем думал отважный ташкентский летчик в те жуткие последние мгновения, когда его боевая крылатая машина неотвратимо неслась навстречу гибели. Возможно, перед ним пронеслась тогда вся его короткая жизнь и, конечно же, родной город, ташкентские улочки, любимая школа, родные и друзья. Он ушел «не долюбив, не докурив последней сигареты» всего за три месяца до Великой Победы. Но почему война так безжалостна!

… В молодости мне часто приходилось проезжать в общественном транспорте остановку в Ташкенте, где кондукторы и водители объявляли – «улица Ивлева» (именно в таком исковерканном виде). Потом, когда узнал чье это имя, был просто потрясен подвигом нашего юного земляка в годы Великой Отечественной войны.

Когда писал этот материал, решил побывать на этой улице, хотя был в курсе, что она еще в 2010 году переименована. Сел в такси и сказал: улица Ивлиева. К моему удивлению молодой водитель без всяких расспросов четко привез меня по этому адресу. Вот ведь как – уже несколько десятков лет нет человека, нет даже улицы с его именем, а память о нем все равно жива!

Она теперь называется Кичик Мирабад – изменилась неузнаваемо. Крутые бутики и великолепные здания, шикарные машины – вряд ли бы Юра, окажись он здесь и сейчас, узнал бы родную улицу. Но все же я бреду по ней, словно надеюсь на какое-то чудо. И вот на одном из домов вижу то, что, наверное, очень хотел увидеть – табличку «Улица Ивлиева». Причем строение не старое и табличка новенькая, так что это не случайность, это позиция.

Через несколько шагов встречаю очень старую постройку, где на обветшалых железных воротах мелом выведено прежнее название. А в конце улицы оно уже вывешено на… английском языке.

После этого как-то потеплело на душе, словно я краешком соприкоснулся с легендой, имя которой Герой Советского Союза капитан Юрий Ивлиев.

Мы сейчас мало знаем о нем. Информацию черпаем в основном из Интернета, где иногда исковеркана его фамилия, напутаны факты боевой биографии, даже имя порой встречается другое. Хотя наверняка в публикациях местных газет в 60-70-е годы часто встречались очерки и зарисовки об отважном ташкентском летчике…

Братская могила в Гродно, где похоронен Ивлиев

Борис САВЕЛЬЕВ.

Какбычегоневышлизм

12.04.2015

Не трудитесь, уважаемые читатели, — ни в одном политическом и философском словаре, да и в словарях русского языка — от Даля до Ожегова — вы не найдете такой термин, И тем не менее явление, которое, мне кажется, точно передается этим вольным определением, в нашей обыденной, повседневной жизни существует, я бы сказал даже, процветает. К сожалению, как некогда, «большевизм», оно тоже проникло и в политику, и в экономику, а главное — в психологию людей, особенно чиновников, от которых зависит решение тех самых экономических и политических вопросов, да и в целом моральная обстановка в обществе.

У меня никогда не вызывали особой симпатии перестраховщики, все те, у кого чувство осторожности, чрезмерной осмотрительности явно превалировало над здравым смыслом, над объективной необходимостью принимать конкретное действенное решение. Эти люди в непробиваемой «бычьей шкуре» и с бычьим же упорством умудряются заволокитить самое простое, бесхитростное дело, если для реализации его требуется принять самостоятельное, неапробированное или не согласованное с начальством, я уже не говорю — рискованное, решение.

«Семь раз отмерь, один раз отрежь» — это не про них, потому что точность, выверенность какого-то вывода вовсе не означает медлительность или спасительное отступление в сторону, дескать, «я умываю руки». Трезвые, ответственные руководители или исполнители действительно очень тщательно и внимательно рассматривают суть дела или ситуации, проверяют, «мерят», но они же и «режут» — сами, в силу данных им прав и полномочий. Именно через реальные действия они утверждаются как специалисты, как профессионалы, как руководители и должностные лица, они получают моральное удовлетворение от совершенного, от своей работы, от своего призвания и признания, наконец.

Я часто задумываюсь: а какую же радость испытывают те, кто под разными предлогами увиливают от решения трудных или спорных, конфликтных вопросов, — наверное, тихую радость «человека в футляре», неуязвимого, обезопасенного не только от «сквозняков», но и любого дуновения свежего ветра. Но в отличие от известного чеховского героя такие индивидуумы не только себя защищают — они своими действиями (точнее — бездействием) наносят ощутимый вред другим людям, с которыми по долгу службы общаются и которые от них зависят. И делу, которому они по идее должны служить. А это уже вопрос не только их личной безопасности и благополучия.

В системе, когда все за людей решалось наверху, да еще в центре, это было очень удобно и объяснимо — излишне самостоятельных и ретивых недолюбливали, к ним относились как минимум подозрительно. И появлялись фигуры руководителей анекдотические. Когда-то директором Института судебной экспертизы в Ташкенте работал человек, чью подпись (визу) его подчиненные за долгие годы ни под одним документом так и не увидели. Даже под очень важными юридическими заключениями или финансовыми актами он умудрялся обходиться подписями своих заместителей. Такой вот «оригинал» — хоть в «Книгу Гиннесса» претендуй. Зато и держался «в начальниках» десятилетиями.

Времена заметно меняются. Теперь уже в условиях нашего молодого независимого государства, для становления и развития которого необходимо ежедневно и ежечасно решать массу сложных и неотложных проблем, я никак не могу понять: почему у нас такое великое множество бюрократов, формалистов, людей не только безынициативных, но и «торпедирующих», гасящих любое смелое предложение или мысль?

Меня все время мучает вопрос: с кого они берут пример, на кого они ориентируются? Ведь лидер нашей страны часто удивляет всех своими неординарными, самостоятельными, смелыми решениями. Вряд ли, придерживаясь этого унизительного постулата «как бы чего не вышло!», можно было бы добиться широкой международной известности и признания. Так, если за двадцать с лишним лет в стране сформировалось новое поколение чиновников, естественно, сориентированных на руководителя государства, то почему же у нас так много еще перестраховщиков, «какбычегоневышлистов», которые боятся «трудных» вопросов и ясных ответов, которые, если они чиновники официальных служб, никогда не дадут четкой и точной справки или цифры, а если они в контролирующих органах — то запретят любую мало-мальски живую информацию.

А когда начинаешь выяснять, чего же они боятся и страхуются, то ответ стандартный: «там, наверху, может не понравиться». Не стыкуется это как-то с постоянным напоминанием о том, что там, «наверху», больше всего нуждаются в людях, умеющих и не боящихся «брать на себя», решать самые сложные вопросы, в людях, для которых интересы страны гораздо важнее их спокойствия и сытого состояния.

Стране действительно нужна молодежь — активная, смелая, даже дерзкая — во имя дела, во имя прогресса, молодежь, для которой удушающее понятие «как бы чего не вышло» было изначально чуждо!

А. ХОДЖАЕВ.

Забытый А.С.Балагин

09.04.2015

7 июня 1915 г. «Туркестанские ведомости» напечатали информацию о том, что молодому ташкентскому литератору А.С.Балагину (настоящая фамилия Гершанович Александр Самойлович) удалось пристроить свою инсценировку повести А.И.Куприна «Олеся» в ряд российских театров. А.И.Куприн благоприятно отозвался об инсценировке повести. Ташкентская антреприза З. А.Малиновской также запланировала постановку балагинской интерпретации купринской «Олеси». Между прочим, ташкентскому литератору А.С.Балагину тогда был всего 21 год, он родился 14.09.1894 г. в Ташкенте. В 1912 г. он издал в Ташкенте авторский сборник стихов и рассказов под псевдонимом Германович А.С. После чего, избрав себе более звучный псевдоним Балагин, по-видимому, отправился покорять столицу. Кто же такой А.С.Балагин? К сожалению, о нем мало что известно по расхожей причине эпохи: он был репрессирован в 1937 г.

Библиографический справочник ташкентского доцента С.И.Зинина «С.А.Есенин и его окружение» сообщает:

«Балагин (Гершанович (в некоторых источниках — Гершенович)) Александр Самойлович (1894 – 1937), поэт, драматург. Встречался с С.Есениным с 1917 года. На книге «Радуница» (1916) поэт написал: «Дорогому Александру Самойловичу Балагину в знак приятных встреч под ржавым туманом Петрограда. 1917. Х 4. Помяну тебя в дождик Я, Есенин Сергей». В альбом А.Балагина С.Есенин вписал в октябре 1917 года стихотворение «Песня, луг, река, затоны…» («Колокольчик среброзвонный…»). В книге А.Балагина «Капризное сердце» (2-е изд. Тифлис, 1920) стихотворение «Разлука» («Сокол мой уплыл на струге…»), посвященное А.Ширяевцу, имеет сопроводительное замечание, что оно
«положено на музыку поэтом Сергеем Есениным», хотя более точных сведений об этом не обнаружено. При встрече в 1921 году на подаренной А .Балагину «Радунице» (1921) С.Есенин оставил автограф: «Никогда не забывай! Сергей Есенин. Москва. 1921. Х1» Вместе с С.Есениным А. Балагин принимал участие в организации похорон Александра Ширяевца.13 июня 1924 года подписал акт оставленных вещей покойного А.Ширяевца.
1. С.А.Есенин. ПСС. УП(3), с.564 (указатель). 2. Летопись-2, с.60, 62, 323 3. Летопись-3 (1), с.113, 224.»

После революции А.С.Балагин работал как сценарист и режиссер в Москве, Ленинграде и Грузии. Известны четыре немых фильма 1925-1928-х гг., к которым он написал сценарии: «Минарет смерти», «Узел», «Третья жена муллы», «Пять минут». В фильме «Пять минут» он выступил как режиссер.

«Минарет смерти» был снят в 1925 г. на Бухкино (Бухарская киностудия) и Севзапкино. Второе название «Пленница гарема». Сценарий к фильму написали А.С.Балагин и режиссер В.К.Висковский.

На фильм была написана довольно едкая рецензия: «Дочь хивинского хана Джемаль и ее молочная сестра Селеха отправляются из Бухары в Хиву. По дороге на караван нападают разбойники. Атаман шайки Кур-баши поражен красотой Джемаль, но девушка отвергает любовь разбойника. Его наложница Гюль-Сарык, ревнуя к новой сопернице, содействует побегу девушек. Бухарский джигит Садык, встретив в степи обессиленных и беспомощных девушек, помогает им добраться до отчего дома. Но вскоре девушки становятся заложницами бухарского эмира и его сына, совершивших набег на Хиву. В честь победы эмира устраиваются состязания всадников «кокбуры» (козлодранье) — и эмир дарит красавицу Джемаль победителю Садыку. Однако сын эмира увозит девушку в свой гарем. Фильм кончается счастливой встречей Джемаль и ее возлюбленного. Экзотический псевдовосточный кинороман, в котором вся творческая фантазия режиссера сосредотачивается на постановке сцены купанья в гареме.»

Фильм «Узел» был снят в 1927 г. на студии Совкино в Ленинграде по сценарию А.С.Балагина. В основу сценария легла пьеса «Моль», написанная А.Балагиным и С.Разумовским, о борьбе с нэповскими теневиками. Сохранились только первая и третья части фильма. Пьеса «Моль» А.Балагина и С.Разумовская издавалась в Москве в 1927 г., но найти книгу трудно. Как заговор: фильм сохранился только частично, а книга после ареста автора изъята и уничтожена.

Фильм «Пять минут» был снят на Госкинпроме Грузии в 1928 г. Сценарий и режиссура А.С.Балагина и Г.М.Зелонджева-Шипова. Фильм имел и другое название: «Пять минут, которые потрясли мир».Парафраз названия книги Джона Рида «Десять дней, которые потрясли мир». Аннотация фильма гласила:

«27 января 1924 года в четыре часа дня советский народ и трудящиеся других стран пятиминутным молчанием прощались со своим вождем. Остановились заводы и фабрики, прекратили движение поезда, пароходы и автомобили. В это время американский концессионер, спеша на выгодную сделку, приказывает шоферу-китайцу, остановившему машину, продолжить путь… В фильм включены хроникальные кадры похорон В.И.Ленина. Интересно то, что 22.01.29 одновременно с выпуском этого фильма была выпущена одночастевая киноновелла «Ровно в четыре» («Пять минут»), поставленная выпускником ГТК — Б.Кантером. Сюжеты картин отличало лишь то, что в первой «спешащий на сделку» — американец, а во второй — англичанин.»

**Плакат к фильму «Третья жена муллы».**

В 1928 г. на студии Совкино в Ленинграде был снят фильм «Третья жена муллы» по сценарию А.С.Балагина. Из аннотации к фильму: «Призыв к раскрепощению женщин Востока. Действие происходит в первые годы советской власти. Правоверный магометанин мулла Ганиев, после смерти жены решает жениться на сестре умершей. Юная красавица Айша, полюбившая студента-комсомольца Шакира, должна стать третьей женой старого муллы. В первую же брачную ночь Айша убегает из дома Ганиева, но по дороге уставшей и измученной девушкой насильно овладевает богатый лабазник Абдулла, через некоторое время она становится матерью. Айша пишет письмо Шакиру и обращается за помощью в женотдел. Получив место учительницы в начальной школе, она устраивает ребенка в детские ясли. Абдулла и Ганиев, каждый по своему, добиваются ее увольнения. Шакир, окончивший Саратовский университет, возвращается на родину, женится на любимой и усыновляет ее ребенка.» В русле антибалагинского заговора фильм не сохранился.

В «Энциклопедии кино» А.С.Балагин назван уже грузинским сценаристом и режиссером: БАЛАГИН Александр Самойлович (14.09.1895 — ?), грузинский сценарист, режиссер.
В 1915—1917 — сценарист на разных кинофабриках, в 1917—1926 — сценарист, актер, режиссер АО«Фильма» (Кавказ), в 1928 — режиссер Госкинпрома Грузии. Автор ряда статей и книг по вопросам кино.

Такое впечатление, что описывали однофамильца: А.С.Балагин стал на год моложе, потерялась его связь с Ташкентом, дружба с поэтами и трагический год смерти.

А.С.Балагин состоял в переписке с М.И.Цветаевой: Медон, 25-го сентября 1927

Здравствуй, дорогой Ал<ександр> Самойлович.
Пишу Вам на скарлатинном одре, со свежевыбритой головой, – остальные подробности болезни узнаете от Аси, хочу говорить о Вас: никогда не забуду тихого стука в дверь, – так стучат поколения воспитанности! – высокую фигуру в дверях, и особенно одной елочки, данной Вам где-то за что-то и поделенной Вами поровну: пол-елочки себе, пол – мне. Куда до этой елочки святому Мартину с его плащом!1
Помню и Туркестан2 и Тунчи3, ее детские рисунки – не то планетную систему, не то небо в ангелах, и сваху, непременно хотевшую Вас женить на невесте, которая Вам не нравилась, и Ваши стихи и наши беседы.
Но обещания своего Вы не исполнили: не приехали! Ведь на том прощались? Зато совершенно неожиданно для меня со мной породнились: Мария Ивановна4 мне конечно сестра, очень ее люблю, поцелуйте ее за меня. Лея везет карточку Мура, в жизни он много лучше: добрее, здесь он очень напуган фотографом. Об Але не говорю: очень красивая девочка (с меня ростом и дважды с меня весом), а на карточке – один нос да и то не ее. Аля Вас помнит и к концу припишет. О себе скажу, что живется мне в общем хорошо, хотя не легко – времени на стихи все меньше и меньше. Кончаю. Сердечно обнимаю Вас и М<арию> И<вановну>, будьте оба здоровы и молоды и не забывайте искренне любящую Вас
МЦ.

Балагин (псевдоним, настоящая фамилия Гершанович) Александр Самойлович (1894 – 1937) – поэт, драматург. Второй муж М. И. Кузнецовой (см. письмо к ней в т. 6).
Впервые – НП. С. 379 – 380. Печатается по тексту первой публикации.

1 Ср. с описанием в очерке «Герой труда» (глава «Вечер поэтесс») «…жеста Св. Мартина, царственно с высоты коня роняющего нищему половину (о ирония!) плаща. (Самый бездарный, самый мизерный, самый позорный из всех жестов даяния!) (См. т. 4.)
2 Цветаева имеет в виду, по-видимому, рассказы А. С. Балагина о своей родине. Он родился и вырос в Ташкенте.
3 Тунчи – Татьяна Викторовна Соловьева, первая жена А. С. Балагина. Художница. Умерла в 1921 г.
4 М. И. Кузнецова.

В 30-е годы А.С.Балагин проживал в Москве, в 1937 г. его арестовали, после чего обычно наступала неизвестность.

Ефрем РЯБОВ

Судьба, вышитая бисером (часть 4)

31.03.2015

Начало

Глава 7
Возвращение в Ташкент

По окончании клинической ординатуры Эркли обратился к Вишневскому и попросил оставить его в институте. Вишневский ответил согласием. В это время в Москву приехала небольшая, но авторитетная делегация Ташкентского медицинского института – ректор Абдумалик Гулямович Гулямов, парторг Радик Абдулаевич Капкаев и профессор Муккадам Ашраповна Ашрапова. Встретившись с Эркли, они стали уговаривать его вернуться в Ташкент. Аза Семеновна тоже хотела вернуться, там уже заждались ее домочадцы.

И семья возвращается в родной город. Эркли назначают ассистентом на кафедру хирургии, которой руководил Василий Космич Ясевич.

В это же время были реабилитированы родители Эркли Махмудовича – выдающийся узбекский поэт Бату – посмертно – и Валентина Петровна Васильева. Валентина Петровна получила 3- комнатную квартиру в новом доме на Чиланзаре, в которую и переехал Эркли со своим семейством.

Кафедра, где начал работать молодой ассистент, располагалась в 6-й городской больнице на Бешагаче.

Эркли, которому посчастливилось поработать в Москве с выдающимися мировыми светилами хирургии, был переполнен идеями, которыми он увлек и Василия Космича.

На кафедре началось освоение кардиохирургии. Образовалась группа энтузиастов —
Христиан Христианович Ценнер, Михаил Петрович Вавилин, Герман Иванович Тетенев, Кучкар Гулямович Гулямов, Рамиз Агзамович Алиев, Нурмухамед Хуснитдинович Акалаев и другие.

К сожалению, в Узбекистане в то время еще не созрела благоприятная атмосфера для освоения этого важнейшего раздела хирургии. Находились и те, кто не понимал значения нового метода, сопротивлялись, ставили палки в колеса новаторам. Несмотря на сопротивление, в клинике Ясевича освоили эндотрахеальный наркоз. Начались операции на сосудах и сердце – митральные стенозы, незаращение артериального протока, облитерирующие эндартерииты.

Главный врач больницы Миассар Ходжаевна Ишанходхаева благожелательно относилась к кафедре, поддерживала, помогла организовать виварий. Эркли Махмудович с единомышленниками за довольно короткий срок успешно прооперировали многих больных.
Однажды в клинику приехал выдающийся хирург, академик Евгений Николаевич Мешалкин. Он прочел лекции и провел ряд показательных операций. В ряде операций участвовал и Эркли.

Никогда Аза Семеновна не забудет случай, когда ее муж сотворил чудо на операционном столе. В клинику доставили молодого человека с травматическим отрывом кисти — она была завернута в салфетку. Первое предложение – ампутировать кисть, но Эркли решил спасти руку. Многочасовая операция завершилась полным успехом.

А что же Аза Семеновна? После декретного отпуска она устроилась в детскую хирургическую клинику. Работала и одновременно собирала материал для диссертации. Написала несколько статей, но поддержки у руководства не нашла. И тогда пришло решение оттуда уйти.

В 1962-м году на кафедре госпитальной хирургии ТашМИ был объявлен конкурс в аспирантуру. Аза Семеновна подала документы и прошла. На одно место было два претендента. Конкурентом Азы Семеновны оказался ее ровесник — Аркадий Арсентьевич Бабаев. Они оба отлично сдали экзамен, и заведующий кафедрой профессор Садык Алиевич Масумов решил принять обоих кандидатов. Началось изучение архивных материалов, исследовательская работа и в положенный срок диссертация была успешно защищена.

После защиты Аза Семеновна была зачислена ассистентом на кафедру госпитальной хирургии и включилась в педагогический процесс. Много ассистировала и оперировала.

Глава 8
Вперед и вверх…

Спустя некоторое время Эркли, подобрав тему для докторской диссертации, вместе с женой отправился в Москву. В ставший уже родным институт хирургии. Они получили комнату в общежитии АМН СССР в Балтийском переулке.

Аза Семеновна обратилась к профессору Владимиру Владимировичу Виноградову, члену ученого совета института, и предложила тему своей докторской диссертации. Профессор тему одобрил и стал руководителем работы. Вторым руководителем стал Павел Николаевич Мазаев.

Аза Семеновна посещала все операции В. В. Виноградова, иногда ассистировала, осваивала его оперативные приемы. Этот бесценный опыт впоследствии очень пригодился ей в Ташкенте.

Эркли и Аза блестяще защитили докторские диссертации, были награждены золотыми медалями А. В. Вишневского и возвратились домой.

Вернувшись в Ташкент, Аза Семеновна тут же приступила к работе, ее определили на должность ассистента кафедры хирургии, которой руководил профессор Уктам Арипович Арипов.

Эркли Махмудовича тем временем направили на заведование кафедрой хирургии, которой руководил профессор Лев Доминикович Василенко. И тут случилась неприятная история. Ректор института Камильжон Ахметджанович Зуфаров поставил вопрос о снятии профессора Василенко с должности в связи с пенсионным возрастом, но приказа не издал, одновременно потребовав от Эркли занять место завкафедрой. Ходиев возразил и отказался, считая, что он может остаться консультантом.

Скандальная ситуация привела к взрыву, в результате были сняты оба, и Василенко и Ходиев. Экстренным приказом заведующей кафедрой была назначена Аза Семеновна. Она вышла на следующий день по приказу на новую работу и, понимая сложность ситуации, пришла к выводу, что мужу там оставаться нельзя из-за тяжелой психологической обстановки. Кончилось тем, что Эркли направили на другую кафедру хирургии ассистентом, и постепенно все успокоилось.

Шел 1971 год. Однажды Азу Семеновну пригласил министр здравоохранения Узбекистана Каюм Сабирович Заиров. Он предложил возглавить вновь открываемую кафедру анестезиологии-реаниматологии в институте усовершенствования врачей.

Аза Семеновна пребывала в сомнении, поскольку раньше этим не занималась. Собрав специальную литературу, бегло ознакомилась с положением вещей, решила рискнуть и в 1972 году занялась организацией кафедры.

К этому времени семья проживала в новой 4-комнатной квартире на Ц-1. Эркли удалось переселить в соседнюю квартиру и свою маму.

Но не хлебом единым жив человек. У Эркли и Азы было множество друзей, с которыми они выезжали на пикники, общались, пели Высоцкого и Окуджаву, ходили в театры и на концерты. А еще по-соседски подружились с замечательным поэтом Александром Файнбергом, который частенько заходил в гости, читал свои стихи.

Звучала музыка,
Она была неведомо откуда
С каких широт занесена?
Но точно это было чудо.

И душу просверлив насквозь,
Она свободно поднималась,
И это вечностью звалось,
И это жизнью называлось.

Благодарю вас, два крыла,
за чудо, за мгновенья эти.
А мы? Нас не было на свете.
Был свет. И музыка была.

Это одно из самых любимых Азы Семеновны.

Аза Семеновна Зарзар

В 1973 году в Узбекистане был открыт новый Среднеазиатский медицинский педиатрический институт (СаМПИ), и Эркли был направлен в новый институт вторым профессором на кафедру детской хирургии к К. Х. Тагирову. У Эркли Махмудовича началась новая жизнь, он стал осваивать детскую патологию. Однако главным для него были сердечно-сосудистые заболевания. Это направление он стремился внедрить и на новом месте, однако понимание со стороны руководства кафедры не встретил. В результате Тагиров добился открытия второй базы в городской больнице №10 и сослал туда строптивого сотрудника.

База эта представляла собой неутепленный корпус одного из санаторных учреждений, где не было никаких условий для работы хирурга. Начались дни и месяцы бесплодного времяпрепровождения, безделья. Эркли томился и начал искать для себя новое место работы.

Ждать пришлось долго. В 1979 году была отстроена новая детская больница на Юнусабаде, и Эркли перешел туда заведующим кафедрой детской хирургии.

Активно и очень увлеченно он взялся за работу. Создал грудное отделение, поставил на высокий уровень анестезиологию и реанимацию, подобрал хороший коллектив врачей – Златкевич И. И., Борухов А. М., Агзамходжаев Т. Е., Тен В. П., Аккуратова Л. Л., Ивлев С. В., Ким, Мирзакаримов Ботир, Хегай, Лигай и др. Большую лепту в организацию их труда внес главный врач Касымов Рустам Халтаевич. Широко развернулась операционная деятельность.

А Аза Семеновна, пройдя по конкурсу, заняла должность заведующей кафедрой анестезиологии-реаниматологии в институте усовершенствования врачей и занялась организационными работами.

Во-первых, настояла на базировании в отдельной больнице, в результате чего кафедра расположилась в 17-й горбольнице. Коллектив был маленький. Помимо заведующей, было еще четыре человека: ассистенты Пулат Саидович Агзамходжаев, Анвар Мухамадаминович Каюмов, Махмуд Эшанханович Эшанханов и лаборант Светлана Михайловна Юрмина. Больничный состав врачей — анестезиологи и хирурги — также подчинялся кафедре. И сразу начались рабочие будни — утренние конференции, обходы больных, наркозы и операции.

Спустя 3 года кафедра расширилась и переехала в ГКБ № 1. Там она заняла два этажа отдельного корпуса, были развернуты учебные комнаты, открыто общее реанимационное отделение и отделение для отравленных больных с операционной и экспресс — лабораторией.

Значительно увеличился состав врачей, сюда пришли Атаханов Ш.Э., Абдурахимов Бахтиор Рахимович, Мухитдинова Хури Нуритдиновна, Цой Анатолий Алексеевич, Абакулова Рано Арзикуловна и др. Широко развернулся учебный процесс, наркозы проводились во всех отделениях больницы и в акушерском корпусе.

Что такое реаниматология? Борьба за жизнь умирающего пациента. Доктор Феликс Рувимович Черняховский написал гимн реаниматолов на мотив песни из “Белорусского вокзала”, который часто напевает Аза Семеновна.

Здесь птицы не поют,
Здесь розы не цветут,
И только мы лицом к лицу
Стоим со смертью тут.

Ползет и падает давленье,
Сестер усталость валит с ног,
А ты обязан принимать решенье,
Которого другой принять не смог.

Нас здесь не ждет награда,
Но смерть мы гоним прочь.
Реанимации бригада
Спасает ваши жизни день и ночь.

Не струсить, не солгать,
Не взять и не продать,
Мы здесь в бою и, как в разведке,
Спиной к спине стоять.

Опять инфаркты да инфаркты,
Кровотеченья, шок и криз,
И удлиняя их ремкарты,
Свою мы сокращаем жизнь.

Опасности мгновенной
Заранее мы ждем.
В артерию, в трахею, в сердце, в сердце, в вену
Уверенно и быстро попадем.

Здесь птицы не поют,
Здесь розы не цветут,
И только мы лицом к лицу
Стоим со смертью тут.

Нам кровь, как красная ракета,
Сигнал о бедствии с больным.
И значит нам нужна одна победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим.

Нас здесь не ждет награда,
Но смерть мы гоним прочь.
Реанимации бригада
Спасает ваши жизни день и ночь.

Через некоторое время Министерство здравоохранения Узбекистана предложило Азе Семеновне занять должность главного специалиста республики.

Это была очень ответственная и очень важная деятельность. Началась многолетняя работа с областными и районными лечебными учреждениями. Во всех уголках республики стали разворачиваться реанимационные отделения. Областные врачи проходили на кафедре специализацию, так пополнялась когорта врачей-реаниматоров.

В 1975 г. по инициативе Азы Семеновны была проведена научная конференция анестезиологов-реаниматологов Узбекистана. В конференции приняли участие специалисты и из других республик.

В 1977 г. в Ташкенте был проведен 2-й Всесоюзный съезд анестезиологов-реаниматологов. Организационная работа была целиком возложена на кафедру под руководством А.С. Зарзар.

Глава 9
От счастья и от горя мы все на волосок

В 1992 г. Аза Семеновна завершила свое 20-летнее пребывание на кафедре и ушла на пенсию.

Но это было не для нее. Ищущая, живая натура требовала выплеска, и Аза Семеновна уезжает работать в больницу г. Нурабада, рабочего поселка рядом с Новоангренской ГРЭС. Там она заняла должность зам. главного врача и зав. хирургическим отделением. И по-прежнему много оперировала.

Аза Семеновна и Эркли Махмудович

Благодаря деловым качествам Азы Семеновны Нурабадская больница получила от Голландии грант 7 000 $ США. На эти деньги был приобретен японский портативный аппарат УЗИ, на котором долго и успешно работала лично Аза Семеновна.

Тем временем Эркли Махмудович тоже покидает кафедру детской хирургии, которую возглавлял 12 лет. Уходит по состоянию здоровья. Сахарный диабет. Несмотря на все усилия врачей, болезнь прогрессировала.

Однажды ночью у Эркли Махмудовича начались сильные боли в правой стопе, он сам попросил ребят привезти его к жене в Нурабад. Когда сыновья, с трудом погрузив его в машину, привезли в больницу, Аза Семеновна ужаснулась: температура 40, высокое давление, гангрена правой стопы. Она тут же его госпитализировала в отдельную палату реанимационного отделения, лично начала интенсивную терапию. По всем законам хирургии Эркли предстояла ампутация конечностей. Однако Аза Семеновна решила вопреки всем медицинским законам сохранить ноги мужа и стала лечить ногу хирургическим путем, но без ампутации. Она начала вскрывать патологические очаги на стопе и санировать все глубокие участки при помощи микроирригатора спирт-гипертоническим раствором. Она сама готовила солевой раствор, затем смешивала с 96-градусным спиртом в равных долях. Эта кропотливая, ежедневная работа продолжалась полгода, Аза Семеновна добилась полного заживления ран и ликвидации всех гнойных очагов. Это был врачебный подвиг.

Несмотря на это, чуда не случилось. 15 января 1996 года Эркли Махмудович Ходиев ушел из жизни навсегда.

Аза Семеновна проработала в Нурабадской больнице до 2002 года. Потом окончательно ушла на пенсию. С тех пор все ее помыслы сосредоточены на детях и внуках.

Старший сын – Валентин пошел по стопам родителей. Врач-реаниматолог, кандидат медицинских наук, диссертацию защитил в Москве в институте им. Бурденко. Супруга Пастумия Анваровна Шарипова также врач и также кандидат наук.

Валентин Ходиев с семьей

Они подарили Азе Семеновне двух внуков, которые тоже стали врачами и кандидатами наук. И уже одарили Азу Семеновну правнуком и правнучкой.

Младший сын — Алексей семейную традицию нарушил и окончил романо-германский факультет ТашГУ по специальности английский и французский языки.

После окончания остался на кафедре, но быстро понял, что это не его. Взял открепление и уехал в горный поселок учить в школе сельских детей английскому языку. Получил участок земли в 30 соток и стал устраивать небольшую ферму.

Разводил птицу, бычков, поросят, собак и лошадей. От деда – поэта и бабушки — писательницы ему передалась творческая искра. На земле Кураминского хребта Алексей рисовал, лепил, наблюдал и дружил с природой и звездами, собирал травы, играл на музыкальных инструментах. Естественная жизнь человека разумного.

Однажды, летом 1993 года к нему на “фазенду” приехал отдохнуть друг детства с женой. С ними приехала и подруга жены Елена. Приехала, да так там и осталась. Алексей и Лена поженились. Елена, окончившая химфак ТашПИ, стала работать в больнице Азы Семеновны заведующей химической лабораторией. Здесь в горах у них родилась дочь Кристина. А в 2003 году семья перебралась в Ташкент.

Алексей с женой и дочерью

Алексей сейчас занимается переводами и веб-дизайном. Аза Семеновна живет в семье младшего сына.

Эпилог

Аза Семеновна закончила свой рассказ. За окном чернел поздний ташкентский вечер.
— Да, — потрясенно сказал я, – ваша жизнь похожа на одну из ваших картин. Вот на эту, с горной рекой.

— А помните, у Аркадия Гайдара есть рассказ “Горячий камень”. – продолжил я — Там
двое мальчишек нашли камень, на котором было написано, что тот, кто его разобьет,
начнет жизнь сначала. Если бы вам представилась такая возможность, все начать
сначала, вы бы так же прожили ее?

Аза Семеновна ненадолго задумалась и сказала: — Да, пожалуй. Несмотря на трагические страницы, жизнь я прожила счастливую. Я встретила своего единственного человека, с которым прожила в радости 45 лет. У нас родились прекрасные дети и внуки. Всю жизнь я занималась любимым делом. Общалась с интереснейшими людьми. Что же Бога гневить.

Я уходил из гостеприимного дома семьи Зарзар переполненный впечатлениями от рассказа этой удивительно цельной Женщины. На душе, несмотря на опустившуюся на Ташкент ночь, было светло и солнечно.

Здоровья Вам и долгих лет жизни, Аза Семеновна.

Очерк основан на неопубликованной автобиографической рукописи А.С.Зарзар “Быль или сказка”.

Владимир ФЕТИСОВ.

С.М.Прокудин-Горский в электротеатре «Хива»

31.03.2015

С.М.Прокудин-Горский

Пионер русской цветной фотографии, профессор С.-Петербургского технологического института С.М.Прокудин-Горский (1863-1944) неоднократно бывал в Туркестанском генерал-губернаторстве и Бухарском эмирате. Туркестанское фотонаследство профессора можно разделить на три темы: архитектурные памятники Самарканда и Бухары и начало освоения Голодной степи. Современники удивляются: почему С.М.Прокудин-Горский не сделал ни одного снимка Ташкента? К сожалению, профессор не обнаружил в чиновном городе объектов, достойных запечатления на стеклянные пластины. Зато С.М.Прокудин-Горский активно занимался в Ташкенте просветительством и общественной деятельностью. 27.01.1911 г. газета «Туркестанский курьер» анонсирует лекцию профессора в ташкентском электротеатре «Хива». Профессор проездом через Ташкент в Закаспийскую область планировал ознакомить ташкентцев с достижениями цветной фотографии.

Скан газеты «Туркестанский курьер»

Лекция С.М.Прокудина-Горского состоялась в ташкентском электротеатре «Хива» 27.02.1911 г. при большом стечении публики и имела успех. Средства, вырученные от лекции, профессор передал в фонд помощи пострадавшим от землетрясения в Семиречьи. Газета «Туркестанский курьер» , № 47, 1.03.1911 г. (вместо -ять при перепечатке -Ъ)отозвалась на это событие:

«ЦвЪтная фотографiя. Въ воскресенье 27 февраля въ театрЪ «Хива» профессоромъ С.-Петербургскаго технологическаго института Императора Николая I С. М. Прокудинымъ-Горскимъ сдЪлано было сообщенiе объ изобрЪтенной имъ цвЪтной фотографiи.
Начало перваго отдЪленiя было посвящено детальному объясненiю способа фотографированiя въ естественныхъ цвЪтахъ, а затЪмъ профессоръ С. М. Прокудинъ-Горскiй демонстрировал виды, снятыя при помощи изобретенной имъ цвЪтной фотографiи.
Поразительно красивы виды Урала, коимъ была посвящена значительная часть интереснаго во всехъ отношенiяхъ сообщенiя. Каждый видъ сопровождался популярнымъ объясненiемъ. Очень жаль, что на этихъ демонстрацiяхъ почти отсутствовала учащаяся молодежъ. Присутствiе послЪдней было бы желательно во всех отношенияхъ. Зрительный залъ театра «Хива» былъ почти полонъ. На сообщенiи присутствовалъ его высокопревосходительство главный начальник края генерал А.В.Самсоновъ.»

Справедливости ради следует заметить, что С.М.Прокудин-Горский не изобретал цветную фотографию, а был очень удачливым экспериментатором. Впервые С.М.Прокудин-Горский приехал в Ташкент в декабре 1906 г. с намерением снять солнечное затмение 01.01.1907 г. по ст.ст. в горах Тянь-Шаня вблизи станции Черняево. Заснять затмение не удалось из-за низкой облачности. В этой поезде С.М.Прокудина-Горского сопровождал младший сын Менделеева Василий (1886-1922).

Наблюдение солнечного затмения

Но туркестанцы живо впитали новые идеи в фотографии, и уже в 1909 г. первые опыты наших земляков были представлены на 25-й юбилейной Туркестанской сельскохозяйственной выставке. Одним из экспонатов выставки были цветные фотографии ташкентского фотографа Д.В.Назарова, преподавателя рисования в Ташкентской мужской гимназии и владельца фотоателье на улице Московской. Корреспондент газеты «Асхабад» К.Тимаев в «Обзоре Туркестанской выставки» писал: «Мастерски исполнены в красках фотографические снимки Д.В.Назарова женских головок». Цветные фотографии Д.В.Назарова утрачены для истории, как и большинство экспонатов той выставки. Фотонаследство самого С.М.Прокудина-Горского тоже сохранилось лишь частично и то благодаря тому, что наследники продали негативы Библиотеке конгресса США в 1948 г.

Пионер русской цветной фотографии, прочитав ташкентцам лекцию о своих достижениях в цветоделении, отправился снимать виды Закаспийской области. Затем он вторично посетил край в сентябре-октябре 1911 г. и снимал освоение Голодной степи.

С.М.Прокудин-Горский едет в Голодную степь

Сэлфи, как видим, тоже наше изобретение. Профессор на снимке слева в светлом пальто. На удивление история сохранила имя переводчика — Назар Магомед.

«Озеро Алькакуль и мост через магистральный канал».

Этот снимок называется «Озеро Алькакуль и мост через магистральный канал». Нет ничего более скучного в фотонаследстве С.МПрокудина-Горского, нежели голодностепские сюжеты. Тоску наводят. В чем причина? Зачем профессору понадобилось снимать эти жалкие виды? Надо сопоставить такой ряд: лекция в ташкентском электротеатре «Хива» — фотосессия Голодной степи — ускорение освоения Голодной степи. Кто владел электротеатром «Хива»? Ташкентский опальный Великий Князь Николай Константинович. Кто начинал освоение Голодной степи, вкладывая в этот проект собственные средства. Он же — Искандер-Романов. Вот и ответ на вопрос: кто заказал С.М.Прокудину-Горскому фотосессию Голодной степи?

С.М.Прокудин-Горский продолжал путешествовать по стране, демонстрируя свои снимки. Заказчик, надо полагать, попросил устроить «промоушен» так, чтобы голодностепские виды попались на глаза петербургскому чиновничеству и высшему свету. И они попались! Вскоре на строительстве Романовского канала появились экскаваторы на железнодорожном ходу, паровые силовые установки. Впервые в истории России при строительстве ирригационного сооружения был применен железобетон. В 1913 г. Романовский канал был построен.

История электротеатра «Хива», где С.М.Прокудин-Горский прочитал свою лекцию, тоже интересна.

Электротеатр «Хива»

Еще один пример предприимчивости Искандер-Романова. Деревянное здание электротеатра «Хива» было построено в 1909 г. по проекту известного ташкентского архитектора Г.М.Сваричевского. Бизнес оказался прибыльным, и часть доходов от него Искандер-Романов вкладывал в голодностепские ирригационные проекты. В начала 1917 г. «Зимняя Хива» сгорела. Кинотеатр стал называться зимним, потому что появилась еще и «Летняя Хива», примыкавшая к горсаду, в советское время называвшемуся парком Горького. На месте сгоревшей деревянной «Зимней Хивы» было выстроено кирпичное здание. Строилось оно на средства супруги Искандер-Романова Надежды Александровны. В дело пошли бриллианты княгини, о чем она сама писала в ТуркЦИК, после того как электротеатр «Хива» был национализирован совдепом:

Заявление Н.А. Искандер-Романовой в ЦИК Туркестанской Автономной Советской Социалистической Республики[1] об отмене национализации электротеатра «Хива»

27 марта 1919 г.(5)

Представителю от российской центральной власти
в Туркестанском крае П.А. Кобозеву[2]

от заведывающей(6) национализированным
музеем-дворцом, принадлежавшим покойн[ому]
в[еликому] к[нязю] Н.К. Романову,
вдовы Надежды Александровны Искандер-Романовой

Заявление

До моего сведения дошло, что предполагается национализировать в числе других кинематографов города Ташкента и электро-театр «Хива», причем по этому поводу было уже заседание в городском отделе Ташкентского совдепа, но так как на этом заседании были голоса за и против национализации, то вопрос этот остался открытым и передан для окончательного решения в исполнительный комитет Ташкентского совдепа. Не зная еще, чем все это кончится, я считаю долгом довести до Вашего сведения следующее:

Национализированный дворец-музей был завещан покойным в[еликим] к[нязем] Н[иколаем] К[онстантиновичем] мне в пожизненное пользование с тем, однако, чтобы после моей смерти он перешел в собственность Ташкентского университета как музей изящных искусств. Электро-театр «Хива» (как зимний, так и летний) завещан мне на тех же условиях на содержание означенного дворца-музея. Не лишним будет сказать, что мысль эта явилась у покойного в[еликого] к[нязя] Н[иколая] К[онстантиновича] еще задолго до революции.

После кончины в[еликого] к[нязя] Н[иколая] К[онстантиновича] мне было приказано через Комиссариат внутренних дел очистить названный дворец и вывезти из него все вещи без исключения, оставив голые стены. Кажется, хотели в нем поместить Красную армию или какой-то комиссариат, сейчас хорошо не помню. Я стала усиленно просить оставить дворец неприкосновенным, чтобы, согласно воле покойного, сохранить в целости для прямого наследника (университета) все произведения искусства (картины, статуи и проч.), в собрание и коллекционирование которых покойный вложил так много знания и труда.

При этом я взялась содержать музей-дворец (штат прислуги, отопление, мелкий ремонт, охрану и пр.) на излишек доходов от «Хивы». Таким путем я содержала национализированный музей-дворец с декабря месяца 1917 г. до настоящего времени, не получая от казны на эту надобность никакой субсидии.

Музей открыт для публики 28 февраля с.г., и в такой короткий промежуток времени музей уже посетило около 12 тысяч человек народа. Естественно, что с открытием музея увеличился расход на содержание его, т.к. пришлось увеличить штат служащих.

Электротеатр «Хива» (зимний и летний) считается за Союзом театральных рабочих. Валовой доход с него (отчислением 25 % Ташкентскому совдепу для К[омиссариа]та народного образования) идет на содержание театральных служащих (37 человек), особой электростанции при театре, на кинематографические картины и проч. Та сумма, которая остается от содержания самого театра, поступает мне на содержание музея-дворца. Поэтому, если электротеатр «Хива» будет национализирован, то казне придется тратить на содержание названного дворца-музея ежемесячно от 15 до 20 тыс. рублей, не считая отопления его и ремонта. Чтобы избавить казну от такого расхода, а главное, не нарушать воли покойного создателя музея, было бы справедливым оставить как зимний, так и летний театр в том виде, как они есть в настоящее время, т.е. не национализируя их.

На месте нынешнего зимнего театра «Хива» прежде был построен деревянный, но он в 1917 г. сгорел; настоящий же я построила на свои личные средства и сама лично наблюдала за постройкой, так как в[еликий] к[нязь], будучи больным, уже редко поднимался с постели. В это время продала свои бриллиантовые вещи, предполагая пополнить эти затраты из доходов театра, но ввиду наступившей после того и все увеличивавшейся дороговизны и больших расходов на ремонт мне сделать это не удалось.

Полагаю, что мне следовало бы поставить в заслугу, что я сохранила в неприкосновенности для народа все произведения искусства и разные ценные вещи, а не вывезла их (как требовал Комиссариат внутренних дел) и не обратила в деньги. В то время можно было продавать всякое имущество, и на ценные вещи из дворца нашлось бы много богатых охотников.

Я знаю, что завещания теперь значения не имеют, но к воле покойного в[еликого] к[нязя] можно бы отнестись несколько иначе, который всю свою жизнь отдавал на пользу народа, оросил для него земли в Голодной Степи и на Искандере, создал на этой орошенной земле около 12 русских и мусульманских поселков и все это делал на свои личные средства, которые были так невелики (ему отпускалось из уделов и в виде процентов с его капитала около 150 тысяч в год).

Мы часто отказывали себе в самом необходимом, жили как в степи, так и в Ташкенте просто как рабочие и питались так же просто, не позволяя себе никаких излишеств.

Прилагая при этом копию завещания покойного в[еликого] к[нязя], из которой видно, что он завещал все созданное им в Туркестане достояние (после моей смерти) на дело просвещения народа, а не завещал, как было принято у других, в пользу своих потомков, прошу Вас, ввиду всего вышеизложенного, принять на себя труд ходатайствовать перед Ташкентским совдепом об оставлении в моем ведении электротеатра «Хива» (зим[него] и лет[него]), не национализируя его.

Н.Искандер-Романова

27 марта 1919 г. Гор. Ташкент

Резолюция(7): «Национализированный театр «Хиву» оставить на попечении Надежды Александровны Искандер-Романовой вместе с дворцом пожизненно в качестве единого целого, установивши лишь государственный контроль и нормы расхода. Член комиссии Совнаркома по делам Туркестана П.Кобозев».
ГАГТ. Ф.10. Оп. 13. Д. 84. Л. 15-16. Автограф

Княгиня Н.А.Искандер-Романова скончалась в 1929 г.

Хива после землетрясения

Снос «Хивы»

В советское время кинотеатру дали псевдоним «Молодая гвардия», и он был популярен до самой своей смерти 26.04.1966 г. в 5 часов 23 минуты. Именно в эту минуту произошло разрушительное ташкентское землетрясение, остановились часы и треснули стены зимней «Хивы».

Летняя «Хива»

Летняя «Хива» на удивление в советское время сохраняла свое исконное название и была одним из самых любимых в Ташкенте кинотеатров. Она еще застала показы международных кинофестивалей стран Азии, Африки и Латинской Америки советских времен. Но затем тихо скончалась.

Ефрем РЯБОВ.

Север Афганистана как плацдарм для наступления воинов джихада

30.03.2015

Последние поражения, которые потерпели отряды ИГИЛ сразу на нескольких направлениях, кажется, отрезвили лидеров Исламского Государства. Если еще совсем недавние клятвы верности, которые объявляли полевые командиры различных исламистских бандформирований во многих странах мусульманского мира, аль-Багдади воспринимались лишь благосклонно, то теперь можно с уверенностью констатировать, что интерес лидеров ИГИЛ к своим «коллегам» вне территории Халифата.

Появление эмиссаров ИГИЛ в афганских провинциях Гильменд, Кундуз, Заболь, Бадахшан и Кандагар является доказательством того, что аль-Багдади решил все же обратить внимание на регион, который в сложившихся условиях не может не вызывать интереса лидеров террористического интернационала.

К эмиссарам ИГИЛ, ведущим активную агитационную работу, например, в уезде Сангин, присоединились и арабские инструкторы минно-взрывного дела. Последние не только приступили к обучению новобранцев, завербованных из желающих подзаработать на всемирном джихаде, но и пытаются каким-то образом сформировать боеспособные группы из новоявленных рекрутов.

Военные операции, которые провели пакистанские армейские подразделения осенью прошлого года в труднодоступных районах Северного Вазаристана против отрядов Техрик-и-Талибан (Пакистан), Исламского движения Туркестана (ИДТ) и других исламистских группировок, привели к тому, что последние приступили к переброске части своих боевиков в разные провинции Афганистана. Некоторые отряды муджахедов полевые командиры перебросили на Север в провинцию Фарьяб.

По некоторым данным, в этой провинции к середине марта скопились отряды Техрик-и-Талибан численностью не менее 1,5 тыс. боевиков, ИДТ не менее 500, Аль-Каиды более сотни, а также разрозненные мелкие группировки, не подчиняющиеся никому, — до 400 стволов. Не исключено, что в реальности число боевиков значительно превышает приведенные данные.

Вообще провинция Фарьяб оказалась важным плацдармом для похода на Север на позиции потенциального противника в Центральной Азии.

Базы для временного размещения боевиков к настоящему моменту полностью организованы, созданы склады для легкого и тяжелого стрелкового вооружения, явно прослеживается наращивание людского потенциала.

Доказательством интереса к этой провинции может служить факт переброски в конце февраля из уезда Кохи-сафед (Фарах) в район городка Меймене нескольких боевых группировок (которые раньше воевали «против всех», а недавно были завербованы эмиссарами ИГИЛ).

Концентрация на Севере Афганистана столь значительного количества хорошо вооруженных группировок, подчиняющихся различным центрам, с частичным самофинансированием – чем подработали, то и съели, — порождает в регионе «нездоровую» конкурентную среду. Стычки между отдельными боевиками различных группировок превратились в норму. А в последнее время случаются и нападения на целые отряды. Так, в конце февраля на отряд ИДТ полевого командира по прозвищу «Обид», перебравшегося из Северного Вазиристана и с комфортом расположившегося в Бадахшане, напала неизвестная вооруженная группировка. В результате завязавшегося боя 2 муджахеда ИДТ были убиты, остальным удалось ретироваться.

У полевого командира ИДТ «Иброхимога», также расквартировавшего своих людей в провинции Фарьяб, проправительственные отряды отбили двух родственниц, которых готовили к актам самоподрыва. За шахидок могли потребовать выкуп, и поэтому Иброхимога обратился к своему амиру передать необходимую денежную сумму для ведения переговоров с похитителями. Вообще такая практика в Афганистане стандартная: не могут отбить боевиков — похищают их жен. Потом в дело вступают переговорщики, и идет бартерный обмен – пленных на пленных.

Проблемы у боевиков ИДТ случаются не только в северных районах, где ИДТ чувствует себя не очень комфортно, но и в провинциях, граничащих с базами постоянной дислокации основных отрядов Движения. Так, в провинции Пактика (зона ответственности дружеской с ИДТ группировки Хакани) в ночь с 19 на 20 февраля была атакована группировка полевого командира ИДТ по прозвищу «Масрур». Противник прибыл в место дислокации отряда Масрура на 10 машинах и открыл огонь по боевикам ИДТ. Скрыться не удалось лишь самому командиру, который при отступлении упал со скалы и разбился. Понятно, что такая смерть не очень поднимает боевой дух муджахдов ИДТ, о чем люди Усмона Гази – лидера ИДТ стараются особенно не распространяться. Естественно, что для полевых командиров ИДТ смена обстановки становится не просто насущной задачей, а способом выживания.

Эти и множество других фактов свидетельствуют о крайне нервозной обстановке, которая сегодня сложилась в боевых отрядах ИДТ, разбросанных по всему Афганистану. Не лучшим образом себя чувствуют и боевики других террористических группировок, включая ДТ. Причина такой ситуации видится в желании многих полевых командиров найти новые источники финансирования, и активность, с которой слухи о больших деньгах, которые предлагаются лидерам бандформирований, имеющим огромный опыт террористической деятельности, просто зашкаливают. И, конечно, многие лидеры группировок грезят мечтами «лечь» под ИГИЛ – самое богатое террористическое образование на сегодняшний день.

Информация, которая сегодня становится доступной о ситуации, складывающейся в Афганистане, в том числе и на Севере страны, порождает множество вопросов. Для кого провинция Фарьяб превращается в важный военный плацдарм? Кто открыл шлюзы в финансовых каналах, проложенных в этот район Афганистана? И, наконец, какие задачи прочтут в своих конвертах полевые командиры многочисленных террористических группировок, концентрируемых в этом районе Афганистана?

Вопросы можно считать риторическими, если иметь в виду, что спонсорам терроризма интересны газовые месторождения в Туркмении и тотальная дестабилизация в районах Каспийского моря на южных границах Казахстана. Да и у Ирана на восточных рубежах появляется головная боль.

Но самое главное – газ! Газ, который из Туркмении может в конечном итоге стать конкурентом катарскому. Любой ценой не допустить туркменский газ на рынки, на которых Катар монополист – и есть главная задача, которая, скорее всего, будет поставлена перед боевиками, готовыми в любую минуту ринуться в бой.

Только такие аргументы могут объяснить, казалось бы, из ниоткуда возникшие источники финансирования, позволяющие содержать такое количество боевых отрядов джихадистов на северо-западных границах Афганистана.

antiterrortoday

Судьба, вышитая бисером (часть 3)

29.03.2015

Глава 4

См. Глава 2

Хочу быть врачом

Окончание школы совпадает с победой советского народа над фашизмом. Аза и еще несколько подруг отправляются в Ташкент, чтобы поступить в высшие учебные заведения.

Так получилось, что из-за нерасторопности чиновников от образования не успели подготовить достаточное количество аттестатов зрелости, и выпускникам выдали справки. Это сыграло определенную роль в дальнейшей судьбе Азы Семеновны.

В Ташкенте она остановилась у родственников Евгении Михайловны, учительницы по химии.
Аза с детства мечтала стать врачом. Однако документы в медицинский институт у нее не приняли как раз из-за отсутствия подлинного аттестата зрелости.

Что делать? Вдруг кто-то из ребят сообщил, что в индустриальном институте принимают документы с временным удостоверением.

“Ну, что ж, пойду в индустриальный”, – решила абитуриентка. Спасибо замечательным учителям, она легко справляется с математикой и сочинением. И вот уже Аза студентка и живет в общежитии на Пролетарской улице.

Но, проучившись три месяца, Аза заболевает малярией. Учиться не было никаких сил, и она принимает решение бросить институт и вернуться домой, чтобы дождаться весны и все-таки поступить в медицинский.

И весна пришла, и мечта сбылась. Аза — студентка санитарного факультета, на лечебный не хватило баллов. Учеба была для нее удовольствием, несмотря на проживание в общежитии, в комнате на 40 человек. Впрочем, ей было не привыкать. Появились новые подруги — Зоя Лысева, Наташа Назаренко, Настенька Пшенцова, Юля Фаустова.

Аза чувствовала, как крепла в ней уверенность и воля, появилась какая-то непреклонность, исчезал страх. Училась студентка Зарзар хорошо, ей легко давались все специальные предметы, особенно любила анатомию. Кафедрой анатомии заведовал профессор Зиновий Герасимович Слободин, и для Азы занятия эти были сродни посещению театра. Она подолгу занималась препарированием органов и тканей.

Студенческая жизнь разнообразна. Не все же время учиться. В общежитии устраивались концертные вечера силами самих студентов. Танцы. Жизнь била ключом.

Не проходила мимо бывшей ссыльной и политическая жизнь института. Время было мрачноватое, и Аза Семеновна до сих пор с содроганием вспоминает бесконечные комсомольские собрания, обсуждение каких-то статей сомнительного содержания. Началась война с «лженаукой» генетикой. Разоблачение механистов — менделистов, морганистов. Дискредитация Менделя, Моргана, Вейсмана и даже Вавилова проводилась на собраниях. Студенты, не разбираясь в проблеме, выступали с шаблонными речами, единогласно порицали и отвергали генетику. Началась чистка профессуры. Сняли пожилого профессора Александра Михайловича Завадского, заведующего кафедрой биологии, в чем его обвиняли, молодые студенты еще не понимали, однако на собрании безмолвно голосовали за порицание.
Помните Галича?

И не внемля ни сердцу, ни разуму,
Для надежности спрятав глаза,
Сколько раз мы молчали по-разному,
Но не против, конечно, а за.

В конце второго курса Аза вместе с подругой Настей Пшенцовой готовилась к госэкзамену по анатомии, сидя в свободной аудитории кафедры физической патологии.

Было жарко, окна открыты. Неожиданно в аудиторию зашел молодой человек. Увидев девушек, он бросил несколько шутливых реплик и удалился. Азе Семеновне тогда и в голову не пришло, что это ее будущая судьба заглянула в аудиторию. Позже она узнала имя этого юноши — Эрик Ходиев.

После окончания 2-го курса Аза устроилась на работу, стала регистратором приемного отделения ТашМИ. Оно располагалось на первом этаже главного здания в бывшем кадетском корпусе. Работы было очень много. Больные стекались со всего города. Опыта Аза набиралась не по дням, а по часам – хирургия, травматология, гинекология, терапия. И все-таки главное, решила она, это хирургия.

Однажды, в первой половине воскресного дня, открылась дверь, и вошел тот самый молодой человек. Увидев девушку, хитро прищурившись, он сказал: «Это еще кто? Ну-ка покажите ваши руки? Ну, что ж, нормально, можете работать!» И важно удалился.

Эркли, или Эрик как все его называли, был студентом 4-го курса и тоже работал здесь, медбратом во 2-й хирургии, на втором этаже.

На третьем курсе начались клинические дисциплины, а еще — патологическая анатомия, патологическая физиология, все это было безумно интересно.

На дежурства, в приемный покой, очень часто приходили студенты старших курсов, завязывались знакомства, красавица Аза пользовалась повышенным вниманием мужской половины, но о замужестве она пока не думала. Однако Эрик все чаще и чаще пересекался с девушкой. Он стал приходить к ней, когда совпадали дежурства. Пытался ухаживать, но делал это неуклюже, по-мальчишески. Однажды, вроде в шутку, брызнул в глаза хлорэтилом. Со второго этажа юноша приносил больничную еду, подкармливал бедную студентку. Но дальше товарищеских отношения не заходили.

После 3-го курса Азу перевели на должность дежурной медицинской сестры. Работы прибавилось, но работы она как раз не боялась.

6 октября 1948 года в Ашхабаде произошло страшное землетрясение. Огромное количество раненых привезли в Ташкент. В хирургическом отделении бесконечной чередой шли операции. Рядом с Азой работал и Эрик, они стали чаще видеться, при встречах обменивались впечатлениями и постепенно узнавали друг друга. Сближали молодых людей и родственные судьбы – ссылка, аресты, бесправие, бедность (о судьбе Эркли Ходиева см.
очерк «Дети Бату»

Однажды во время дежурства Эрик познакомил Азу со своей младшей сестрой Наимой. Она тоже училась в медицинском институте. И именно Наима попросила Азу выйти замуж за своего брата.
“Он очень любит тебя, — сказала она, – но сам стесняется сказать об этом”. После этого сам Эрик сделал предложение и стал настаивать на свадьбе. Подумав, Аза попросила его написать письмо ее родителям с предложением. Не прошло и часа, письмо было написано. Судьба девушки была решена.

Глава 5
Семья

Расписавшись, молодожены сняли комнату с глинобитным полом у одной старушки на Фигельской. Эрик притащил на спине железную кровать, из двух чемоданов сделали стол и застелили его голубой скатертью, собственноручно расшитую невестой. Угощенье никак нельзя было назвать роскошным – сосиски, хлеб и бутылка красного вина. Но ни скудная утварь, ни скромная снедь, ни дешевое вино, пахнущее керосином, не могли омрачить один из самых счастливых дней в жизни Азы и Эрика.

Жизнь стала постепенно устраиваться. Они учились и работали, теперь уже как одна семья.
Эрик оканчивал институт, Аза переходила на шестой курс. К этому времени младшая сестра Лана тоже поступила в медицинский, а родители Азы, получив, наконец, освобождение, переехали в Ташкент. С трудом прописавшись в столице Узбекистана, Семен и Ольга Зарзары брались за любую работу. Дворниками, садовниками, сторожами, везде, где можно было получить крышу над головой.

Вот такие были времена, когда дипломированный, когда-то успешный адвокат мог устроиться только дворником или сторожем.

В положенное время, в 1952 году, у Азы и Эрика родился первенец — белокурый, голубоглазый Валентин. В том же году Эрик окончил институт и получил назначение на должность хирурга в Кибрайскую больницу. Ему выделили одну комнату в доме напротив больницы, и вся семья переехала в Кибрай.

“Хочу учиться у Вишневского”, — однажды, вернувшись из больницы, сказал Эрик. Накануне он прочел книгу “Во имя человека” о великом хирурге и загорелся этой идеей. Но как этого добиться?
И вдруг, как-то вечером, открыв газету, Эрик прочел: «Институт хирургии имени А.В. Вишневского объявляет конкурс в аспирантуру, ординатуру…».

Это был тот толчок, который меняет жизнь. Эрик отправляет документы в Институт хирургии АМН СССР и через некоторое время получает обескураживающий ответ. Из-за отсутствия трехлетнего стажа в аспирантуру его принять не могут, но предлагают подать документы в клиническую ординатуру.

Однако молодой врач не отступил, взяв отпуск, он самолично отправляется в Москву.
С огромным трудом пробившись к самому Вишневскому, он производит на него настолько приятное впечатление, что академик распоряжается принять его в ординатуру.

Абсолютно счастливый, Эрик возвращается в Ташкент. Вскоре прибывает приказ о зачислении, и молодой врач вместе с женой отправляется в Москву.

Глава 6
Москва

В конце августа 1953 года поезд мчал Эрика и Азу в Москву. Несмотря на то, что вагоны были переполнены зеками – знаменитая амнистия 53-го года, – никаких неприятностей не случилось. Наоборот, бывшие заключенные довольно душевно отнеслись к супругам, называя их “Ломоносовы”.

В одном купе с ними ехала пожилая женщина, возвращающаяся из командировки. Ею оказалась Нина Васильевна Васильева, инспектор Министерства просвещения СССР. Очень приветливая и доброжелательная она, узнав с какой целью едет в столицу молодая семья, дала им адрес своих родственников, которые могут сдать комнату в Малаховке.

Москва встретила наших героев неприветливо. Было хмуро, шел дождь. На вокзале их встречал дядя Эрика по материнской линии Андрей, в семье которого они временно и остановились.

На следующий день Эрик без промедления отправился в институт, а Аза пошла в городской отдел здравоохранения, где ее сразу поставили на учет и тут же предложили работу в группе по охране атмосферного воздуха, поскольку она закончила санитарный факультет. Правда, мысли Азы Семеновны были обращены к хирургии, но мечты мечтами, а работать надо. Забегая вперед, скажу, что мечту свою она все же осуществила.

Эрика же определили в сосудистое отделение к профессору Николаю Ивановичу Краковскому немного близорукому, слегка картавящему человеку, обожавшему работать с диссертантами. Он и стал первым научным руководителем Эркли Ходиева.

Наступала эра хирургии сердца и сосудов. Появился сосудосшивающий аппарат Гудова, им уже работали профессор Андросов и его ученик М.Г. Ахалая. И темой своей научной работы Эрик выбрал заготовку и пересадку консервированных сосудов. Аза продолжала работать в горздраве.

По рекомендации своей милой соседки по купе, они сняли комнату в деревянном доме в Малаховке у очень милых и интеллигентных людей. Яков Васильевич был директором школы, а его супруга Лидия Александровна библиотекарь.

На работу и обратно ездили электричкой, переняв у москвичей привычку читать в поездке книги.
Жили очень скромно, ежемесячно выкраивая деньги для перевода в Ташкент.

Из Ташкента тем временем приходили грустные вести, тяжело заболел отец Азы —
рак желудка. Весной 1954 года Семен Ананьевич умирает, и Аза летит на похороны. Через некоторое время прилетает и Эрик. Горе соседствует с радостью — после долгой разлуки они смогли обнять сына.

Через короткое время они снова в Москве. Эрик с головой уходит в науку и практическую хирургию. Институт хирургии им. А.В. Вишневского находился в форпосте современной медицины, сюда часто для обмена опытом приезжали мировые светила хирургии, и Эркли посчастливилось работать с такими грандами, как Пьетро Вальдони, Кристиан Бернар, Михаэль Де-Бейки, Елена Тауссиг, Амарио Долиотти и многие другие.

К этому времени Аза Семеновна ушла из горздрава, устав от нудной, рутинной работы, и устроилась лечащим врачом в 38-ю московскую поликлинику, находящуюся рядом с Институтом хирургии.

30 мая 1956 года в Академии медицинских наук СССР состоялась защита диссертации Эркли. Защита прошла блестяще, и событие это в тот же вечер было отмечено банкетом в ресторане “Узбекистан”.

А осенью 1956 года, вернувшись в Ташкент, Аза рожает второго сына.

Когда-то Семен Ананьевич попросил дочь: “Если у тебя родится еще один ребенок, неважно мальчик или девочка, прошу тебя, дайте ему фамилию Зарзар, чтобы род наш не пресекся”. Об этой просьбе Эрик тоже знал, и никаких возражений у него это не вызвало. И вот счастливый отец двух сыновей, возвратившись из загса, сообщает:

«Ну, вот еще один Ходиев родился», — и протягивает Азе метрики. У Азы упало сердце, а как же папа? “Да ты прочти”, – смеется Эрик. И Аза читает — Зарзар Алексей Эрклиевич. Так два родных брата получили разные фамилии.

Конец 6-й главы.

Владимир ФЕТИСОВ.

(Продолжение следует).

Малинка для Кагеаки-оба (окончание)

29.03.2015

Начало

Совершив крупные покупки, Кагеаки-оба получил визитку богатейшего ташкентского купца Арифходжи, гласного Ташкентской городской думы.

Кагеаки-оба побывал также в книжном магазине М.Ф.Собберея на улице Романовского, где, возможно, приобрел фирменные канцтовары с подобными наклейками и открытки с видами Туркестана и буднями военного округа. Фотографии самого книжного магазина М.Ф.Собберея не сохранилось.

Все японцы для русского контрразведчика-японофоба и ветерана русско-японской войны на одно лицо. Но Кагеаки-оба в Ташкенте был в штатском. Скорее всего, он носил очки, так как много читал, в том числе и на русском. А также у него были усы по моде тех лет.

Про японца пишут: http://ficus.reldata.com/km/issues/pro_gn_kageaki_oba Оба Кагеаки (1872 г.р.) преподавал русский язык в японской военной школе. Был переводчиком разведотдела Генштаба Японии. Работал корреспондентом в газете «Осака Майнити». Член Географического общества. Много путешествовал. Из Лондона в Японию возвращался через Россию.

Дальнейшая судьба японского журналиста туманна и драматична. Очарованный левыми идеями, в начале двадцатых он снова едет в Россию, чтобы своими глазами увидеть «общество воплощенного социализма». (Левые идеи — расхожая легенда разведчика.) Там его, естественно, арестовывают и сажают ненадолго в Бутырку. Затем высылают из РСФСР как «политически опасного элемента». Но в Японии Оба так и не появился. Зато появилась его книга «Исследование о России и русских». Любопытно, какое место занимает в ней госпожа Мешова и другие достопримечательности Туркестанского края. Смех смехом, а реабилитирован японец посмертно в 1992 году.

И еще одна примечательная деталь. Вроде бы Кагеаки был среди тех, кто допрашивал в японском плену легендарного разведчика Рябова, еще одного героя красноматросской серии «Про…».

Полицейского из второго участка с фамилией Иванов, который первым последовал за Кагеаки-оба от вокзала до отеля, идентифицировать сейчас все равно что иголку в стоге сена найти. Одно можно сказать точно: извозчик осенью 1910 г. от вокзала до отеля взял с японца 50 копеек.

А вот офицеры-разведчики из штаба округа — вполне исторические лица. Судьбы такие, что почитаешь, и водевиль не покажется смешным.

Штабс-капитан Владимир Владимирович Лосев, 28-и лет (1882 г.р.) служил в 1-м Туркестанском артиллерийском дивизионе. Окончил Оренбургский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище. В Ташкенте закончил офицерские курсы переводчиков при штабе округа по языку хиндустани. Это значит — бедный, но умный.

Его личность попала в справочник В.В.Каравашкина «Кто предавал Россию», справочно-энциклопедическое издание, АСТ, 2008 г.:

В.В.Лосев в 1906 г. был прикомандирован к разведотделу Туркестанского военного округа. В этой должности зарекомендовал себя блестящим работником, владел афганским и персидским языками, создал разветвленную агентурную сеть. Фактически курировал всю разведку по Афганистану и Индии, часто посещал эти страны с различными миссиями.

Командующий войсками округа генерал Н.И. Гродеков ходатайствовал перед военным министром о зачислении Л. в офицеры Генерального штаба за особые заслуги в обход существующего порядка.

В 1912 г. вместо Л. на должность руководителя восточного направления разведки Туркестанского военного округа был назначен капитан Генерального штаба Я.Г. Багратуни. Л. оказался в его подчинении. Во время приема дел своего предшественника Багратуни обнаружил многочисленные свидетельства мошеннической деятельности Л. Были получены, в частности, сведения, что он вымогал деньги у бухарского куш-бека Астакул-Бия за восстановление того в правах, снимал копии документов 4-го отделения Штаба округа и продавал их разным лицам, за деньги освобождал из тюрьмы афганцев, в том числе и подозревавшихся в шпионаже. Также была установлена его связь с Абду-Наби-Ханом — главным резидентом афганской разведки в Бухаре и Туркестане.

29 марта 1913 г. Л. арестовали. Он признал свою вину в присвоении казенных средств, финансовых аферах и махинациях, но отрицал причастность к шпионажу против России, утверждая, что имел только «коммерческий интерес». Как отметил в рапорте об аресте бывшего разведчика руководитель контрразведки округа ротмистр А. Зозулевский, «материал, уличающий Л. в мошенничестве, — убийственный. По шпионажу — косвенные улики».

Туркестанский военный окружной суд не смог доказать обвинения в шпионаже и осудил Л. за воровство и мошенничество, однако вскоре он был помилован императором Николаем II, но из армии уволен. За ним велось постоянное наружное наблюдение. Л. уехал в Санкт-Петербург, его дальнейшая судьба неясна.

«Э-э, торопиться не надо, господа-товарищи», — как говорил товарищ Сааков в известной комедии. Попробуем подойти с другой стороны. Ну, скажем, со стороны МИД. В 1906 г. временно исполняющий обязанности Туркестанского генерал-губернатора генерал-лейтенант Всеволод Викторович Сахаров отправил в Индию выпускника Ташкентских офицерских курсов переводчиков подпоручика 1-й Туркестанской артиллерийской бригады В.В.Лосева. Вот что из этого получилось.

17 апреля 1906 г. — донесение Генерального консула в Бомбее В. О. фон Клемма вице-директору Первого департамента МИД Д.К.Сементовскому-Курилло о приобретении подпоручиком В.В.Лосевым карт Северной Индии.

Милостивый государь Дмитрий Константинович. Командированный в Индию 1-й Туркестанской артиллерийской бригады подпоручик Лосев в бытность в Лагоре познакомился с одним «мунши» (преподавателем туземного языка), у которого оказалась довольно обширная коллекция карт Пенджаба крупного масштаба (большей частью 2 мили в дюйме), не существующих в продаже и считающихся секретными. За недостатком средств г. Лосев приобрел у него некоторые из этих карт, перечисленных в прилагаемом списке. Осведомившись об этом по возвращении г. Лосева в Бомбей и опасаясь, что у нас не имеется подобных карт, я вызвал означенного мунши сюда и купил у него все остальные карты, какие при сем и представляются Вашему Превосходительству.

Карты эти, как Вы изволите усмотреть, не новые (1873 г. и старше), тем не менее они имеют для нас некоторое значение ввиду того, что не только местности, но и названия населенных пунктов едва ли могли подвергнуться за это время каким-либо изменениям и что, следовательно, по ним могут быть исправлены и дополнены наши собственные карты. Кроме того, означенный мунши, поощренный этой выгодной для него сделкой, обещался достать нам такие же карты Кветтского района, а равно новейшие издания индийского картографического отдела и так называемые «газетиры» (подробные описания) северо-западной Индии.

Означенные карты приобретены мною на средства, отпускаемые мне военным ведомством на разведочную часть, а потому не признаете ли, Ваше Превосходительство, возможным передать их по рассмотрении в Главное управление Генерального штаба8. На случай если бы последний пожелал познакомиться с картами, приобретенными поручиком Лосевым (Пешаверский район)9, считаю долгом присовокупить, что последний намерен представить их в штаб Туркестанского военного округа. С глубоким почтением и таковою же преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорнейшим слугою
Клемм.
АВПРИ, ф. 147 Среднеазиатский стол, on. 485, д. 937, л. 38 и об. Подлинник.

Если в двух словах, то в 1906 г. командированный в Индию подпоручик В.В.Лосев манкировал, зато моментально вышел на некоего индуса с секретными картами, кои и пытался скупить под носом у англичан. Но у него банально не хватило денег. Ну, т.е. Генштаб ему выделил ограниченную сумму денег на карманные расходы. В командировочных расходах не была учтена возможность скупки секретных карт и документов. Теперь посмотрим на те претензии, которые предъявлял В.В.Лосеву Я.Г.Багратуни: 1. вымогал деньги у бухарского кушбеги; 2. снимал копии с неназванных документов и продавал их неустановленным лицам; 3. за деньги освобождал из тюрьмы афганцев, в том числе (!!! а если не в том?) и подозревавшихся в шпионаже. Кхм.

Такое впечатление, что во время командировки в Индию подпоручик В.В.Лосев вместе с секретными картами скупил английскую инструкцию по постановке разведки на хозрасчет и самоокупаемость. Как действуют англичане во время организации разведки? Пример: нашелся индус, у него десять секретных карт, у разведчика денег только на одну карту. Где взять деньги на покупку оставшихся девяти секретных карт? Смотри обвинительное заключение. Где-то так. Средств Генштаба на ведение разведки всегда не хватает. То агента в ресторан «Регина» надо сводить, то девочку для японского разведчика снять. Такие расходы никакими сметами не предусмотрены. Что делают в таких случаях? Арестовывают 10-20 афганцев и предъявляют им обвинения в шпионаже. Попутно озвучивают таксу освобождения.

Восток — дело тонкое. Во-первых, Кушбеги мог сам принести деньги-взятку-барашка в бумажке в виде уважения: «Я тебя уважаю, вот тебе в подарок пояс». А в поясе золотые червонцы. То же и с арестованными афганцами. Арестовываешь, на время сажаешь в зиндан, затем внезапно выпускаешь, из десяти двое скрылись, а восемь встали на путь исправления и сотрудничества со следствием, т.е. принесли подарки. Так формируется разведфонд непредвиденных расходов.

Второй вид бизнеса поручика В.В.Лосева вообще шикарный, правда, позднее он стал называться разведигра и использовался всеми разведками мира, не исключая чекистов. Он снимает копии с неактуальных документов и продает тем же афганским купцам. которых за пять минут до этого выпустил из зиндана. Афганцы в свою очередь продают их английскому резиденту в Мазари-Шарифе. Так документ потихоньку попадает в Лондон, где выясняется, что деньги потрачены зря. К ярости англичан. Нация эта очень жадная и мстительная. Владимир Владимирович у них уже второй раз взят на карандаш. Сначала он в Индии скупил секретные карты, а теперь еще, освоив английские правила разведдеятельности, впаривает, понимаешь ли, английским резидентам «фуфло».

И как назло Петербург назначает в начальники довольно мутного кадра Я.Г.Багратуни, который с трудом налаженную систему рушит в один момент. Англичане действуют через военного министра В.Сухомлинова, который сам коррумпант будь здоров. Так в Ташкенте появляется штабист Яков Герасимович Багратуни (1879-1943), этнический армянин родом из Тифлиса, навряд ли владевший дари, урду, фарси и сартовским языками, актуальными для разведки штаба округа.

Слева Я.Г.Багратуни.

А как узнать, что именно В.В.Лосев снимал какие-то копии документов и продавал их афганцам? Ясное дело, что эти документы с почерком В.Лосева (а как иначе по тем временам?) транзитом через Мазари-Шариф и Лондон попали в Петербург, а оттуда были высланы в Ташкент для целевого использования Я.Г.Багратуни, который впоследствии за разоблачение В.В.Лосева стал старшим адъютантом штаба округа и подполковником. Ну, и как технически исполнить передачу документов из Лондона по назначению в контрразведку штаба Туркестанского военного округа? Да вот хотя бы японского корреспондента можно использовать — Кагеаке-оба.

Штабс-капитан В.В.Лосев просто-напросто опоздал. Надо было действовать на опережение, а он, используя тактику выжидания, отслеживал события. 15.09.1910 г. в 12 часов 30 минут Кагеаки-оба прибыл в канцелярию Туркестанского генерал-губернатора А.В.Самсонова, где за отсутствием управляющего канцелярией имел беседу с помощником управляющего канцелярией А.А.Семеновым. Вот этого В.В.Лосеву нельзя было допустить. Недооценил противника. Играл по-крупному. Поймал японца на малинку, скомпрометировал и завербовал. А вот то, что японец пакетик с компрометирующими В.В.Лосева документами сумел вручить в канцелярии генерал-губернатора, он упустил из виду. Только отслеживал. Пакет попал к А.В.Самсонову, тот в ярости поручил разобраться. Дело спустили по цепочке назначенному из Петербурга Я.Г.Багратуни. Пошла писать губерния. В итоге? В итоге рушится налаженная разведработа, штабс-капитан В.В.Лосев подводится под суд и увольняется из армии. Переиграли.

В летнем саду ташкентского Белого дома в 1906 г. будущий академик-востоковед А.А.Семенов стоит крайний слева. Цвет ташкентского чиновничества и востоковедения, сидят слева направо: А.Д.Калмыков, Н.П.Остроумов, генерал-губернатор Д.И.Субботич (проходная фигура на этом посту), Ефимов (Сахаров), Н.Г.Маллицкий, стоят слева направо: А.А.Семёнов, И.Ягелло, И.Беляев.

Вот так это как-то правдоподобнее выглядит. Штабс-капитан В.В.Лосев Россию не предавал. Поспешил В.В.Каравашкин включать его в справочник «Кто предавал Россию». Как в другой известной комедии лейтенант старшой говорил управдому: «Вы это крепко приклеили? А теперь снимите!» Окружной суд не доказал шпионажа штабс-капитана В.В.Лосева против России, и Николай II помиловал его.

А что же Я.Г.Багратуни? Какова его дальнейшая судьба? В 17-м году он был назначен Керенским начштаба Петроградского военного округа. Ценнейший кадр. В нужное время в нужном месте. И как раз случилось корниловское выступление. Затем 25.10.1917 г. А.Г.Багратуни сменяет в должности командующего Петроградским военным округом Г.П.Полковникова. И власть тихо меняется. Какой хороший Багратуни! Для отвода глаз его сажают в Петропавловскую крепость, но потом отпускают. После этого он едет в Армению, где занимается организацией армянской армии. В 1920 г. его назначают послом Армении в Англии, где он остается навеки. Умер в Лондоне в 1943 г. Англичане своих не бросают.

А.А.Семенов (1873-1958) тоже личность примечательная. Выдающийся академик-востоковед, выжил в суровые послереволюционные годы в СССР благодаря постоянным перемещениям по стране. В июне 1941 г. участвовал во вскрытии гробницы Тамерлана в самаркандском мавзолее Гур-Эмир, что киноооператор М.Каюмов посчитал символической причиной начала Великой Отечественной войны.

А.А.Семенов — единственный человек во всей этой детективной истории со штабс-капитаном В.В.Лосевым, который мог бы пролить свет на некоторые нюансы посещения Ташкента Кагеаки-обой в 1910 г.

Была еще значимая проговорка в розыгрыше Кагеаке-обы: и офицеры, и коридорный обратили внимание на то, что японец — богатый. Эти же слухи они довели до разгульной женщины Мешовой. А почему богатый? Зачем богачу прикрываться корочкой газеты «Осака-майнити»? Из Лондона в Японию едет через Ташкент. Нужды в деньгах не знает. Ищет проститутку-японку, которую можно использовать в качестве связной. Да за ним следить надо в четыре глаза. Фактов, что Кагеаки-оба сотрудничал с английской разведкой, может быть и не хватает. Но 16.09.1910 г. с 9 до 10-30 Кагеаки-оба на ташкентском вокзале беседовал с неназываемым офицером разведотделения. Детали этой беседы не разглашаются. Как говорится, японцу сделали предложения, от которых тот не смог отказаться. Тем более компромат за ночь собрали.

Двойной агент этот японец. Штабс-капитана В.В.Лосева завалил по деликатному поручению английской разведки и согласился сотрудничать с российской, о чем говорят дальнейшие извивы его биографии. Затихнув на время, Кагеаки-оба в 20-х годах поперся в Советскую Россию, где уже с ним позанимались не Н.Ф.Машковцев с В.В.Лосевым в белых перчатках, а более суровые дзержинцы, так что он успел дойти только до Бутырки. Человек этот, видно, умный был, в Японии вообще предпочел после своих путешествий и приключений не появляться. Японская контрразведка — это даже не дзержинцы, три литра керосина через ноздри вольют, признаешься, что работаешь на марсианскую разведку. Подозрения были, раз только в 1992 г. реабилитировали Кагеаки-обу.

С проигрышем штабс-капитана В.В.Лосева проиграла и российская разведка. Слабоваты были пока против англичан играть. Хотя чертовски талантливы. После 1915 г. следы бывшего штабс-капитана В.В.Лосева теряются. Подозреваю, что новую эру он встретил с документами на другую фамилию.

Ефрем РЯБОВ.

Боль об одинокой могиле

29.03.2015

Я только раз видала рукопашный.
Раз наяву. И тысячи – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.

Это строки стихов Юлии Друниной, прекрасной поэтессы, ставшей широко известной и любимой в 1950–60-е годы. Семнадцатилетней она добровольцем ушла защищать Родину. Ей посчастливилось, пройдя страшными огненными дорогами, остаться живой. Талантливая девушка окончила литературный институт. Один за другим выходили ее поэтические сборники. Была большая любовь, семья. Но главной темой поэзии Друниной оставалась память фронта. Она покончила жизнь самоубийством. На похоронах кто-то сказал: «Ее догнала война…»

Боль, смерть, ужас… Случалось, мужчины воины в одночасье становились седыми. Каково же было на передовой женщинам, надевшим военные шинели!.. Каждый раз думаю об этом, когда прихожу на ташкентское «Боткинское» кладбище, где похоронены мои родные. Здесь, прямо у дороги, на повороте, где сворачиваю на тропу, – скромная оградка, на памятнике – медицинская эмблема: змея над чашей. Лидия Константиновна Горенштейн. 1913–1967.

Много лет назад сюда приходил ее муж, удивительно мягкий и скромный человек. Тщательно убирал могилу, ставил букет цветов. Подолгу сидел, ссутулившись, на узенькой скамейке. Как-то мы разговорились. Он рассказал: жена его была хирургом, и с первых дней войны ушла на фронт, работала в полевом госпитале. Он воевал в других частях.

Сохранились ее фронтовые письма – как короткие сводки с поля боевых действий. Передвижной госпиталь двигался вместе с частью. Нередко приходилось оперировать прямо на передовой, под открытым небом – госпитализации в тыл многие раненые не выдержали бы. Бывало, их палатку с красным крестом фашисты брали под обстрел, а то и бомбили, а они продолжали свое нелегкое дело. Счет операций шел на десятки. А ночью раненых – стонущих, а то и в беспамятстве, но живых! – на подводах вывозили к ближайшей станции железной дороги, откуда отправляли в тыл.

Сколько же спасенных в полевом госпитале обязаны жизнью хирургу Горенштейн и ее коллегам! Имени ее не спросили, в беспамятстве и страдании не разглядели лица, – но, наверное, свято хранили память о людях в белых халатах, вырвавших их из лап смерти. Лидия Константиновна была награждена боевыми наградами. А после тяжелого ранения ее комиссовали. И мужу ее посчастливилось вернуться с фронта: тоже воевал самоотверженно, носил на груди планки боевого ордена и медалей.

Жизнь налаживалась. Родилась у них дочь. Но как фронтового поэта Юлию Друнину, «война догнала» и фронтового хирурга Лидию Константиновну Горенштейн, нашу землячку. Ранение в легкое с годами все больше давало о себе знать, и она скончалась в возрасте 54 лет. Жить бы да жить! Растить внуков, радоваться мирному небу над головой…

Ну а дальше начинается совсем другая часть нашего повествования. О людском беспамятстве и жестокости. О забвении. Жизнь диктует свои законы. Да и годы берут свое. Вот уже лет десять, как я не вижу на кладбище мужа Лидии Константиновны. Да, нельзя посвятить себя могилам. Может, уехал в другую страну с семьей дочери. Может, тоже скончался, он был старше жены. И захоронение фронтового хирурга стало стремительно приходить в запустение.

Я, приходя к своим, заходила в ее оградку, смахивала сухие листья с мраморной плиты, клала несколько цветков. Но это была капля в море – в оградку и вокруг нее почему-то стали выбрасывать всяческий мусор, сухие ветки, тряпье, пустые бутылки. Наконец, поняла: место захоронения кому-то явно приглянулось и его скоро приберут к рукам как заброшенное и безвестное (это на кладбищах практикуется сплошь и рядом).

И тут мы с подругами решили: не допустим осквернения памяти военврача. Пришли как-то втроем, спилили разросшиеся ветви, поправили калитку, вынесли горы мусора. А одна из нас, самая молодая, натянула перчатки и стала отскребать плиту металлической мочалкой. И плита засветилась чистым белым светом, и проступила до слез трогательная надпись – дорогой жене и мамочке… А очищенный участочек земли оказался выложен такими же белыми мраморными плитками. И, видно, поняв, что могила не брошена, долго еще никто здесь не пакостил.

Но, увы, реже стала я ходить на кладбище, да и сил не прибавляется. И думаю: сейчас, когда мы готовимся отпраздновать 70-летие Великой Победы, могила военврача, фронтовика Лидии Константиновны Горенштейн должна быть официально взята под контроль. Мы хотим быть уверены, что она будет сохранена в надлежащем виде, что будет сбережена память о фронтовике. Куда обратиться? Кем и что должно быть сделано?

P.S. С горечью должна отметить: совсем по соседству с могилой военврача, как раз если свернуть по тропке влево, – несколько могил с красными звездочками на покосившихся обелисках да и просто на металлических прутьях, – это еще с той войны, где «комиссары в пыльных шлемах». И вокруг – мерзость запустения.

А разве это не наша история, не наша боль? Вот бы взяться всем миром!..

Римма ВОЛКОВА.

В объективе — «Узбекистан–2014»

28.03.2015

В Российском центре науки и культуры в Ташкенте 28 марта 2015 года открылась не совсем обычная выставка. Автор экспозиции – не профессиональный фотограф или фотохудожник. Вниманию публики на выставочных стендах предстали снимки, сделанные политиком — Председателем Центральной избирательной комиссии России Владимиром Чуровым.

Старшее поколение узбекистанцев помнит ступени политической карьеры В.Чурова. В 2004 году он был избран заместителем председателя комитета по делам Содружества Независимых Государств и связям с соотечественниками и неоднократно выезжал в составе миссий по наблюдению на президентские и парламентские выборы в страны СНГ. То, каким увидел высокий российский гость нашу республику, отражают 120 фотоснимков, сделанных им в декабре 2014 года в ходе визита по приглашению председателя ЦИК Республики Узбекистан для наблюдения на выборах в Законодательную палату Олий Мажлиса. Очередной визит связан с приглашением В.Чурова в качестве наблюдателя от Российской Федерации на выборы Президента Узбекистана. Так что выставка стала своего рода культурным дополнением к программе делового визита.

Открывая выставку, руководитель Российского центра науки и культуры в Ташкенте Виктор Шулика выразил уверенность, что она послужит очередным вкладом в укрепление дружбы и сотрудничества между двумя странами. Чрезвычайный и Полномочный Посол Российской Федерации в Республике Узбекистан Владимир Тюрденев и Председатель Центральной избирательной комиссии Российской Федерации Владимир Чуров перерезают красную ленточку, символически открывая церемонию презентации.

— Для меня большая честь представить работы, снятые в ходе моего визита в Узбекистан, — отметил, обращаясь к публике В. Чуров.

День был теплым и солнечным, потому официальное открытие выставки проходило в небольшом уютном дворике РЦНК, по периметру которого на передвижных стендах поблескивали стеклом рамки с яркими фотографиями. Снимки уводили посетителей к достопримечательностям Ташкента, красотам архитектурных шедевров древнего Самарканда и Бухары, портретам. Самый большой раздел представлял архитектурные памятники Узбекистана.

Выделялись на стендах фотографии сюзане. Отдельный раздел составили фотографии автомобилей, а также паровозов из Ташкентского музея железнодорожной техники. Стоит упомянуть, в феврале данная фотовыставка была представлена в Москве в Посольстве Узбекистана в России.

Автор, осматривая экспозицию, вкратце комментировал свои работы. Выделил среди них и любимую — с фигуркой маленькой девочки, деловито проходящей вдоль высокого старинного медресе. Чувствовалось, фотография — одно из увлечений политика. Современная фототехника влечет к запечатлению увиденного всех, кто берет ее в руки. Но когда фотографирует политик, публику, безусловно, занимает, что именно выберет его объектив.

В числе гостей фотовыставки в РЦНК были заместитель министра иностранных дел Республики Узбекистан Жавлон Вахабов, заместитель председателя Центральной избирательной комиссии Республики Узбекистан Комилжон Адылов, представители дипломатических миссий, аккредитованные в Республике Узбекистан, военный атташат Посольства России в Узбекистане, творческая интеллигенция, журналисты, учащаяся молодежь.

Выставка, оформленная организаторами продуманно и с душой, так же, как и другие события в Российском центре науки и культуры в Ташкенте, вызвала интерес публики.

Тамара САНАЕВА.

Фото автора.

Тайна и трагедия: пропал без вести…

28.03.2015

Потери узбекистанцев в Великой Отечественной войне сегодня воспринимаются совершенно невероятными. Из 1,5 млн. жителей республики, ушедших на фронт, домой не вернулись более 500 тыс. человек. Из них 130 тыс. пропали без вести.

Глава государства, выступая несколько лет назад на торжественном мероприятии в честь 9 Мая, подчеркивал:
«Смерть молодых людей, полных жизненных сил, страдания изувеченных на войне до сих пор наполняют сердца горечью и болью. В связи с этим возникает справедливый вопрос: кем были люди, пропавшие без вести? Они были чьими-то сыновьями, отцами, дедами, любимыми. Безвестная судьба этих людей, отдавших свою жизнь ради мира, заставляет нас задуматься. Мы должны продолжить розыски сведений о них…»

Эти слова стали для ученых, представителей интеллигенции и различных общественных организаций нашей страны руководством к действию. Поисковая, исследовательская деятельность в этом направлении тогда приобрела дополнительный импульс. Имена еще нескольких тысяч наших соотечественников, считавшихся пропавшими без вести в Великой Отечественной войне, были установлены. И при непосредственном участии Фонда «Нуроний» вышел еще один дополнительный том Книги Памяти с именами 3 725 узбекистанцев – тех, кто пропал без вести.

Трудно читать этот томик без пронзительной боли в сердце. Имя, фамилия, год рождения и эта запись, вызывающая столько вопросов, — «пропал без вести». Боже, что испытывали родственники, получив казенное извещение с такими словами! Ведь наряду с пониманием того, что пришла беда, оставалась надежда, которая, по всей видимости, не умирала годами.

Вот, например, Содык Ахмедов — он пропал без вести в августе 1941 года, в самом начале войны. Возможно, первый бой двадцатилетнего андижанского паренька оказался последним, а его тело осталось на земле, надолго занятой врагом…

А Виктор Егоров из Янгиюля пропал без вести в мае 1945-го! Сколько дней или даже часов оставалось до праздничного салюта! И где нашел смерть этот 22-летний воин из Узбекистана? Может, у стен рейхстага, в шаге от Великой Победы…

Неумолимая война не щадила никого. В этом убеждаешься, встречая в этом скорбном томике женские имена. Аристан Ахмедова из Ташкентской области пропала без вести в ноябре 1942 года. Может, она тащила с поля боя раненого бойца, когда безжалостный фашистский снайпер взял ее на мушку своей винтовки…

Пропал без вести… Сколько в этих словах трагедии! И скорбной тайны о конкретном человеке!

В этот список включали красноармейцев, чье место гибели не было установлено. Как правило, это случалось, если территория после боевых действий оставалась под контролем врага. Но чаще всего в число пропавших без вести попадали те, кто оказался в плену у фашистов. Таких только в первые месяцы после начала войны было несколько миллионов.

Конечно же, отношение официальной власти к пленным и пропавшим без вести было, мягко говоря, негативным – их зачастую считали предателями. Что, конечно же, было неправильно, так как и в плену многие советские люди показывали чудеса героизма и стойкости.

Но как их ждали родные и близкие! Как надеялись на встречу с ними, как молили об этом Бога! И ушли из жизни, так и не дождавшись…

Впрочем и сейчас в 21-м веке, спустя десятилетия после завершения этой страшной войны, вдруг вздрогнет Интернет от пронзительной СМС-ки: помогите найти дедушку – он пропал без вести в 1942-м…

Тайна и трагедия! Но поиск продолжается!

Чулпон ХАМАТОВ.

Судьба, вышитая бисером (часть 2)

28.03.2015

ГЛАВА 2

см. Глава 1

Перемена участи

Утром 29 июня по радио прозвучало сообщение, в котором говорилось, что территория Бессарабии вошла в состав СССР. На местах объявлялось 3-дневное временное безвластие, в течение которого каждый житель должен был решить – остаться и стать гражданином СССР или уехать в Румынию. Семен Ананьевич после недолгих раздумий реши, — “Мы остаемся”.

На всякий случай все драгоценности, которые были в семье, были закопаны в саду.

Вскоре настал день, когда нужно было встречать первых посланцев из Страны Советов. В назначенный час народ начал стекаться на поле. Люди украшали себя красными ленточками, повязками, царило радостное оживление. Аза с отцом и сестренкой тоже отправилась на встречу. Из приземлившихся самолетов вышли советские военные, которых встречали музыкой и овацией.

Так начался советский период жизни нашей героини. Зазвучали новые песни: «Катюша», «Если завтра война». В школе появились новые предметы — русский и украинский языки, история СССР и другие, направленные на воспитание советского человека.

Но постепенно праздничное воодушевление сменилось на тревогу. В городе стали закрываться магазины, мелкие частные предприятия. Начался дефицит продуктов питания. Запасы экспроприировались и вывозились в глубь страны. Семьи стали уплотнять и подселять военных. Не обошло это и семью Зарзар. В доме стали жить два офицера.

Однажды ночью Аза проснулась от чьего-то разговора и луча фонарика, бьющего в лицо. Почувствовав, что в комнате чужие, девочка притворилась спящей. Они о чем-то говорили шепотом, а затем ушли в соседнюю комнату. Тогда Аза соскочила с кровати и прильнула к замочной скважине. Картина, которую она увидела, навсегда врезалась в ее память. Несколько человек в военной форме что-то говорят ее родителям, один сидит за столом и пишет. Через какое-то время осунувшегося, враз постаревшего отца увели. В эту же ночь был арестован и дядя Азы — Леонид.

Через какое-то время Леонида отпустили, решив, что он является просто служащим адвокатского бюро, а Семена Ананьевича как владельца отправили в тюрьму.

И потянулись долгие, тяжелые дни посещения тюрьмы, передач, слухов. В тюрьме оказались почти все видные мужчины города.

Никогда не забудет Аза Семеновна эту бесконечную очередь женщин с потухшими глазами у порога тюрьмы.

Через много лет эта картина ярко вспыхнет перед ней, когда она прочтет “Реквием “ Ахматовой.

Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.

Пришла страшная весть и из Татарбунар — арестовали и увезли дедушку Диомида.
Больше Аза его никогда не видела. Много позже, в 70-е годы, будучи в Румынии, она услышала от кого-то, что тот встречал деда Диомида в Старобельских лагерях. А еще позже при посещении крепости в Аккермане Аза Семеновна узнала, что ее дед в числе других арестованных был расстрелян во внутреннем дворе цитадели.

Наступил новый,1941 год. Каждый день Аза с матерью ходила в тюрьму. Иногда проезжая на велосипеде мимо тюремного забора, девочка вставала на педали и заглядывала через него, надеясь увидеть отца. Но вот пришел день, когда поход в узилище закончился отчаянием. Всех заключенных куда-то вывезли. Куда? Зачем? Ответа никто не давал. И потянулись тоскливые дни неизвестности.

В начале июня 1941 года, поздно вечером, вернее ночью, когда уже все спали, раздался сильный стук в дверь. Ольга Диомидовна открыла дверь, и в дом ввалилась группа военных и гражданских.

«Собирайтесь срочно. Брать только крайне необходимые вещи».

В эту же ночь семью Азы и еще несколько десятков семей погрузили на станции Арциз в товарные вагоны, уже заполненные людьми из Килии, Аккермана, Татарбунар и других близлежащих населенных пунктов. Двери загремели, впуская новых женщин, мужчин и детей, и закрылись на засов. Через маленькие окошки еле-еле пробивался свет. Поезд медленно тронулся и повез несчастных спецпереселенцев в далекие азиатские степи. Раз в сутки давали еду, жидкий суп и 200 грамм хлеба. На станциях разживались кипятком.

Как-то на одной из станций приказали всем мужчинам выйти из вагонов, выстроили в шеренгу, отобрали большую группу и увели. Что с ними стало, Аза никогда не узнала.

Однажды утром поезд остановился на большой станции, но двери вагонов не открылись. Это был пассажирский вокзал города Саратова, и врагов народа нельзя было показывать вокзальной публике. Аза вскарабкалась к маленькому окошку и стала жадно осматривать панораму. Рядом стоял пассажирский поезд “Ташкент – Москва”. Она стала переговариваться с пассажирами и услышала тревожное известие. Началась война, Германия напала на Советский Союз. Девочка тут же рассказал об этой новости соседям по несчастью. Начался переполох, люди были взбудоражены. Что с ними теперь будет?

Тем временем картина зеленого Поволжья сменилась желтыми красками казахской степи. Людей начала мучить жара, разрешили открыть двери. А за дверью безлюдье — желтая растрескавшаяся земля с редкой низкорослой растительностью. Изредка проплывали глинобитные домики, верблюды, лошади, овцы. Барханы, пески, череда станций с незнакомыми названиями – Актюбинск, Эмба, Челкар, Аральск, Ново-Казалинск, Джусалы, Кзыл-Орда. Вот промелькнуло Аральское море. Аза вспомнила школьную географию — Сырдарья и Амударья, две сестры, несут воды в Аральское море. После Арыси стали мелькать зеленые участки.

Через Ташкент и Янгиюль поезд промчался без остановки, и 18-дневное скорбное путешествие закончилось в Джизаке.

Глава 3

Ссылка

Ссыльных высадили, и они большой толпой, со своим скарбом, пристроились тут же возле привокзальной чайханы.

Местные узбеки стали расспрашивать — кто, что, откуда. Узнав, стали приносить еду — лепешки, фрукты, старались хоть чем–то помочь.

Ночевали там же, под открытым небом, было тепло, и над головами чистое небо, усыпанное звездами.

Через три дня за переселенцами поневоле прибыл транспорт – большие подводы, запряженные верблюдами. Люди погрузились и медленно двинулись к месту окончательного пункта назначения. Им оказался животноводческий совхоз Чимкурган. Хибара, в которой поселилась Аза с матерью и сестренкой, находилась на окраине поселка и стояла на берегу канавы с водой, заросшей камышами. А дальше бесконечная пустыня. Это был дом для временного пребывания чабанов при перегоне отар. Света нет, хлеба и других продуктов нет, взять негде, поскольку и магазинов нет.

От случая к случаю приезжал водовоз с застойной водой, от которой у Азы и сестренки началась дизентерия. Семья стала голодать по-настоящему. Наверное, нас привезли сюда умирать, думала Аза.

Наконец, о них вспомнили. И снова подводы, и снова путь в неизвестность. На этот раз многочасовое путешествие завершилось приездом в хлопководческий совхоз Пахта Арал. Ссыльных разместили в бараках на 40 человек.

Совхоз Пахта Арал, созданный в 1922 году, к этому времени представлял собой хорошо организованное хозяйство, состоящее из многих отделений. Здесь, кроме посевов хлопка, имелись пасека, свиноферма, фруктовые сады.

Ссыльных поставили на учет, распределили по работам и запретили покидать совхоз.

Ольга Диомидовна рано уходила на работу, а дети оставались дома. Перед уходом она укладывала ослабленных дизентерией детей на настил во дворе, срывала ветки с деревьев и ими накрывала дочек, защищая от мух. С работы приходила поздно, обязательно принося какую-нибудь еду, сэкономленною от обеда.

Работала Ольга Диомидовна неутомимо, собирала больше всех хлопка и даже удостоилась премии.

Но пришла новая беда. Однажды вернувшись домой, она пожаловалась на озноб и головную боль, а к утру поднялась высокая температура. Аза вместе с матерью отправилась в медпункт, находящийся в трех километрах от барака. Там работала врач Елена Густавна Мей, ссыльная немка с Поволжья.

Диагноз – брюшной тиф. Необходима срочная госпитализация. Аза бросилась в контору. Отыскав главного агронома, девочка показала ему направление врача и попросила какой-нибудь транспорт до больницы, находящейся в Ильичёвке, в 12 километрах от совхоза. К удивлению Азы он тут же написал записку и сказал: «Отвезешь завтра утром на подводе, которая пойдет за хлебом».

Подъехав на следующий день к больнице, Аза была поражена скоплением огромного количества людей с точно такими же направлениями. В районе началась эпидемия брюшного тифа.

Вышла медицинская сестра и собрала все направления. Их было так много, что она их еле удержала, сложенных в стопку. В толпе зашептались: «Примут, не примут, нет мест, больница переполнена».

Прошло довольно много времени. Опять появилась медицинская сестра и заявила: «Ввиду того что больница переполнена, мы отобрали только двух больных» — и назвала две фамилии. К огромному облегчению Азы одна из фамилий была ее мамы. Так на девочку свалилась огромная ответственность. Теперь она стала главой семьи.

С этого дня Аза каждое утро, оставив сестренку соседям, шла в больницу – 12 километров туда и столько же обратно.

В один недобрый вечер, вернувшись из больницы в барак, Аза получила еще один удар.
У Ланочки поднялась высокая температура. Аза бросается опять к Елене Густавне. Та снова пишет направление, в ту же больницу. По счастью, мама уже шла на поправку, и Ланочку положили в палату к матери.

Только зимой 1942 года Ольга Диомидовна с младшей дочерью вернулись домой.

В один из дней к Ольге Зарзар подошел земляк Семен Подоляну и предложил: «Меня иногда приглашают резать скот, а мне одному тяжело, может Азочка пойдет мне помогать?»

Так началась трудовая деятельность Азы Семеновны. Работа была простой, но кровавой – заготавливать инструменты, подавать нож, точить, собирать в котелок кровь из шейной вены, помогать при отделении шкуры и разделе туши. Это был еще один источник питания.

А когда пришли солнечные дни, прошел слух, что в пустыне появились черепахи, вполне пригодные в качестве еды. Жители барака, вооружившись мешками для сбора хлопка, отправились на ловлю. Действительно, черепах было много, хватило всем. Из черепах варили суп. Иногда внутри находили яйца, которые тоже шли в пищу.

Однажды Ольга Диомидовна узнала, что в Октябрьском отделении, в противоположном конце совхоза, нужен пчеловод. Она сразу же загорелась — это дело она знала и любила. Ее приняли, и маленькое семейство переехало на новое место. Началась другая жизнь. Пасека на 100 ульев стояла в саду, там же глинобитная сторожка, в ней различные инструменты и приспособления для пчелиного хозяйства.

Девочки, как могли, помогали матери, подвергаясь атакам пчел, но это было не важно, ведь у них появился мед. Также в саду росли яблони, груши, сливы, персики, абрикосы.

Когда началась качка меда, Ольга с детьми сдавали его на склад. Меда было много, сдавали бочонками. Но часть меда оставалось, и даже удавалось какое-то количество продавать. Аза стала ездить с бидончиком в Ташкент на базар и продавать мед дешево, но быстро. Так появились какие-никакие деньги, на которые покупалась обувь, одежда – вещи первой необходимости.

Наступила осень, Азе нужно идти в школу, она и так потеряла два года. Ее приняли в 6-й класс, в школу Первомайского отделения, находящуюся в трех километрах от их жилища. У Азы появились одноклассники — мальчики и девочки. Появились подруги.

Жизнь в совхозе постепенно налаживалась. Фрукты и мед, конечно, очень поддерживали семью, но Ольга Диомидовна, кроме того, решила завести небольшое хозяйство. Стала разводить кроликов, приобрела козу и нескольких кур. Появились яйца и молоко. Позже появилась в хозяйстве и корова Буренка.

Был и огород, на котором росли картошка, фасоль и кукуруза. Аза стала полноценной сельской жительницей. Лихо работала кетменем, косила, со школой собирала хлопок. Так в трудах и учебе пришел 1943 год.

Однажды, проходя с подругами по дороге из одного отделения в другой, Аза обратила внимание, что часть территории окружили колючей проволокой. Прошел слух, что скоро сюда привезут пленных немцев.

Из центра приехали высокие партийные работники, и всех собрали в совхозном клубе. Аза впервые участвовала в таком мероприятии. Суровая женщина, в черном платье, сделала доклад о положении на фронте. Все слушали, затаив дыхание. Фашизм потерпел сокрушительное поражение под Сталинградом, говорила она. Произошел крутой поворот в ходе войны. Сюда на работы привезут пленных из Сталинграда.

Спустя некоторое время по дороге в школу Аза увидела множество людей за колючей проволокой. Жалкие, исхудавшие они сидели и лежали прямо на земле. Очевидцы рассказывали, что когда их вели колонной через совхоз, люди, столпившиеся вдоль дороги, бросали им какую-то еду — хлеб, яблоки. Немцы снимали с себя вещи и предлагали в обмен на пищу.

А через некоторое время привезли итальянцев и румын. В отличие от немцев это были очень веселые, певучие, контактные люди, особенно итальянцы. Когда Аза и другие дети шли в школу, итальянцы всегда пытались с ними заговорить. Они устроили помост и организовали маленький театр, который начинал свое представление, когда школьники шли обратно домой. Звучали итальянские песни, арии из опер.

Школа, в которой училась Аза, была семилеткой, и по окончании 7-го класса перед девочкой встал вопрос — продолжать ли обучение дальше или нет. Выбор был однозначный — продолжать.
Аза поступила в 8-й класс школы, которая находилась в Ильичёвке, в 15 километров от дома. Ей пришлось переехать в общежитие на окраине райцентра.

Общежитие было похоже на тюремный барак, с питанием было неважно, зато с учителями Азе повезло. Педагоги из Москвы, Ленинграда, Казани, других крупных городов. В основном ссыльные или эвакуированные люди и блестящие специалисты.

Русский язык и литературу вела немка, Луиза Александровна Миллер, боготворившая Пушкина. Химию преподавала Евгения Михайловна Карпова, по-матерински добрая и отзывчивая. Учитель математики, москвич Александр Алексеевич Шварцгейм, профессор университета, блестяще преподносивший материал, и благодаря ему алгебра и геометрия стали любимыми предметами Азы. Немецкий язык — Рудольф Адольфович Розе. Физику — Виктор Андреевич Утс, великолепный специалист, изобретатель, один из авторов метода получения жидкого кислорода. Биологию преподавал Павел Андреевич Лер. Он устроил в школе живой уголок, ходил с мальчишками на охоту. Английский язык вел Игорь Анатольевич Галин, земляк из Бессарабии.

Тем временем положение на фронте сильно изменилось, советские войска вошли в Молдавию и Бессарабию. Появилась возможность переписки с родными и друзьями.

В первую очередь отправили письмо Афанасию Даниловичу Андрианову, тому самому художнику-старообрядцу. И однажды почтальон принес открытку. Это было чудо – на открытке почерк отца, которого уже не чаяли увидеть живым.

Семен Ананьевич жил на Урале. После тюремного заключения отбывал ссылку в Ивдели и работал объездчиком в лесхозе. Ссылка у него заканчивалась через полгода, и тогда можно будет воссоединиться с семьей. В доме поселилась надежда.

Жизнь тем временем шла своим чередом. Аза перешла в 10-й класс, и каждую неделю, в воскресенье она, проделав 15 километров пешком, приходила домой помочь матери по хозяйству. Стирка, уборка, сад, огород, пасека. И вот пришел день, когда на пороге дома возник отец. Постаревший, похудевший, но такой родной.

С.А Зарзар после ссылки

К тому времени Семен Ананьевич, полностью отбыв ссылку, получил паспорт и проживал в Казахстане. Жена и дети, напротив, по-прежнему имели статус ссыльных. Зарзар принимает решение переехать поближе к семье, и поселяется в городе Сырдарья.

Он прописывает к себе Азу и решает вопрос с паспортом для нее. Это было остро необходимо в преддверии окончания школы и стремления девочки к дальнейшему обучению. Кроме того, с получением паспорта она стала вольной — ссылка для нее закончилась.

Конец 3-й главы.

Владимир ФЕТИСОВ.

(Продолжение следует).

Малинка для Кагеаки-оба

28.03.2015

Попалась как-то на глаза книга про японского разведчика под прикрытием журналистского удостоверения, которого нелегкая занесла в губернский город Т. на границе Российской империи в 1910-м году:
Про господина Кагеаки-оба. — СПб.: Красный матрос, 2004, 72 с.

Губернский город Т. оказался Ташкентом, и в книге приводились сканы дневника российских разведчиков:

Сначала показалось, что это мистификация, описывающая командировку японского корреспондента ежедневной газеты «Осака майнити» в Ташкенте в 1910 г., потому что это не конкретный доклад начальству из разведотдела штаба Туркестанского военного округа, а некий дневник и в нем содержатся топографические оплошности, которые сразу бросаются в глаза. Кауфманская и Куропаткинская названы улицами, а в 1910 г. это были уже проспекты. «Новая Франция» названа гостиницей, на самом деле употребляли слово отель или номера.

Целая группа выслеживает японца — один полицейский и два военных разведчика, — и это очень важный момент — топографические привязки. Наводка была от начальства, раз целой группой отправились следить за непростым японским газетчиком. Еще: почему небедный японский корреспондент, да к тому же еще и разведчик, поперся на край города в сомнительные номера, а не в престижные центральные отели «Регина», «Националь», «Россия»? О номерах «Новая Франция», принадлежавших ташкентскому опальному Великому Князю Николаю Константиновичу Искандер-Романову, пишут, что это был фактически дом свиданий. Но это так, мелочи.Остальное все чики-пуки. Даже можно фильм снимать, ибо очень кинематографично. Или хотя бы путешествие по открыткам того времени совершить. В целом впечатление такое, что дневник писал кто-то не из коренных ташкентцев того времени позднее по памяти.

Получился такой синопсис сценария по открыткам:

15.09.1910 г. в 7 ч. 15 мин. Кагеаки-оба сошел с поезда, прибывшего из Оренбурга, на перрон ташкентского вокзала. В Ташкенте воцарилась ранняя теплая осень. Легкий ветерок подметал перрон желтыми листьями. Крестьянка из Троицкого продавала пресное молоко и горячий чай из самовара. Публика была колоритной: мальчик, похожий на оборванца, группа офицеров ТуркВО, туркмены в стеганых халатах и папахах.

Кагеаки-оба вышел из здания вокзала и оглянулся, оценив взглядом это красивое здание, украшенное государственными флагами. Оно было построено по проекту архитектора Г.М.Сваричевского, женатого на сестре А.ф.Керенского. Японец щелкнул пальцами, подзывая извозчика, и сел в пролетку.

Извозчик, подгоняя лошадь свистом, пылил по ташкентским улицам. Проезжая по Московской, он указал пассажиру на солидное здание с колонами и сказал: «Офицерское собрание».

Сначала извозчик привез Кагеаки-оба в отель «Националь», но японцу не понравился этот пафосный отель: «Давай что-нибудь поскромнее и потише». Здания «Националя» сохранилось до сих пор. После революции гостиница называлась «Ташкент» и «Шарк» и славился хорошим ретораном и живой музыкой. В годы войны здесь играл на контрабасе будущий группенфюрер СС Г.Мюллер из «17 мгновений весны» — актер Л.Броневой.

Извозчик презрительно сплюнул и отвез японца в номера «Новая Франция». История не сохранила открытку с изображением отеля «Новая Франция». Оно представляло из себя типичный образчик ташкентской архитектуры того периода: одноэтажное здание с внутренним двориком и садиком.

Отель «Новая Франция» имел внутренний дворик с садом и террасу как на этой картине И.Казакова. Изображенный на картине особняк присяжного поверенного, гласного Ташкентской городской думы, востоковеда М.И.Буковского на улице Иканской-Ахунбабаева, 2 сохранился, кстати, до сего дня.

У Кагеаки-оба была уйма свободного времени. Ему следовало бы посетить ташкентский «Мулен руж» и оторваться на полную катушку, но он предпочел тихо встретиться с непритязательной дамой по фамилии Мешова. В номерах Кагеаки-оба подозвал к себе коридорного и заказал себе в номер «девочку»-японку. Захотелось ему, понимаешь ли, экзотики. Но коридорный ответствовал, что подобных экзотов в Ташкенте отродясь не бывало. но на роль японки сойдет девица Мешова из соседнего номера. В крайнем случае будет натужно щуриться или оттягивать веки руками. На чем и порешили.

Образ гражданки Мешовой в истории не сохранился, но ташкентские дамы славились своей красотой. На фото жена героя гражданской войны генерала А.П.Востросаблина, ур.Соколовская, дочь генерала.

За японцем неотступно следовали две пролетки. Во второй сидели штабс-капитан-артиллерист В.В.Лосев и пехотный поручик Н.Ф.Машковцев. Образ штабс-капитана В.В.Лосева сохранился только в секретных архивах для служебного пользования. Но вот как раз артиллерийский штабс-капитан, запечатлевший свою личность с дамой в ташкентском фотоателье «Рембрандт» в 1909 г.

Фотография поручика Н.Ф.Машковцева из 1-й Туркестанской стрелковой бригады навряд ли сохранилась. Одно можно сказать с уверенностью: у него были усы. Вот как выглядел его друг в 1910 г. — поручик Б.М.Шапошников, дослужившийся до Маршала Советского Союза. О поручике Н.Ф.Машковцеве в своих мемуарах маршал Б.М.Шапошников вспоминал, что тот был из офицерской семьи. Поручик Н.Ф.Машковцев знал город как свои пять пальцев, в 1909 г. он был привлечен к работам по устройству 25-й юбилейной Туркестанской сельскохозяйственной выставки и готовил освещение в горсаду, будущем парке Горького. С началом первой мировой войны Николай Федорович Машковцев был уже штабс-капитаном. 16.10.1914 он был тяжело ранен в боях в Восточной Пруссии и в феврале 1915 г. прибыл на лечение в Петроградский госпиталь. Дальше его следы теряются. В советское время в ТуркВО также служили офицеры с фамилией Машковцев.

Кагеаки-оба посетил книжный магазин «Знание» в пассаже Арифходжи на Кауфманском проспекте.

Ефрем РЯБОВ.

(Продолжение следует).

«Душа и Честь»

27.03.2015

Есть темы и события в жизни народов, к которым, даже по прошествии многих лет, память неотступно возвращается. К таковым, к примеру, относится Великая Отечественная война для русского и большинства других народов бывшего Советского Союза. Проходят десятилетия, но новые поколения творческих деятелей — будь то писатели, работники кино и театрального искусства, композиторы, художники, скульпторы и архитекторы — вновь и вновь пытаются осмыслить трагический опыт беспощадной борьбы с фашизмом, высочайший дух стремления защитить свою родину от захватчиков.

Похоже, что подобной зудящей болью, если не навсегда, то еще на очень длительный временной период, будут откликаться сердца узбекистанцев, когда речь заходит о страшных событиях, сопутствующих так называемому «узбекскому» или «хлопковому делу» в восьмидесятые годы прошлого столетия. Этой поистине трудно объяснимой драме всего населения республики уже посвящено множество романов, рассказов, документальных повестей и очерков, спектаклей и кинофильмов. В них затрагиваются различные аспекты, но различна степень талантливости их авторского воплощения.

Сегодня к их числу прибавилась новая художественная кинолента «Дилор, Дилор… Дил ва Ор», созданная Народным артистом Шухратом Аббасовым в содружестве со своим сыном, бесспорно одаренным Назымом Аббасовым.

Картина поставлена по сценарию Зульфии Юлдашевой оператором Султаном Мирзахмедовым, художником Мирзахидом Мирахмедовым. Наверное, следует подчеркнуть, что данный полнометражный (более 2-х часов) фильм является первой работой признанного мэтра узбекского и советского киноискусства Шухрата Салиховича Аббасова за последние 20 лет.

Изменился мир, изменился наш Узбекистан, изменился во многом и сам постановщик картины. Во всяком случае, по его собственному признанию, многие события и судьбы он рассматривает теперь более зрело, более осмысленно и перспективно.

Я не собираюсь пересказывать сюжет картины хотя бы потому, что подобных историй в реальной жизни подвергнутого репрессиям, гонениям и хуле Узбекистана было, увы, множество. Но главные особенности рецензируемого киноповествования хотелось бы выделить.
1. Картина достаточно многоплановая, полифоническая — в ней много героев и событий, впрочем, тесно и органично переплетенных друг с другом.

2. Ярким и убежденным носителем лучших черт и свойств узбекского народа, его души, трудолюбия, стойкости, преданности, чести и совести, является главная героиня Дилорам, имя которой сокращенно звучит «Дилор». Фильм так и назван: «Дилор, Дилор… Дил ва Ор», то есть «Дилор — Душа и Честь».

Кинодебют актрисы Шахло Темировой вполне удался — она сумела создать образ внешне и внутренне красивой молодой девушки, на которую обрушилась лавина несчастий и испытаний — арест невинного отца, гибель брата, нежданно образовавшийся «долг» перед бессовестной хозяйкой магазина, тяжкий труд, существование на грани нищеты, наконец, измена любимого юноши. И никакой нарочитости — зритель с большим вниманием и напряженностью следит за перипетиями ее непростой судьбы. Как часто, собственно, и происходит в жизни — именно женщина выдерживает все, становясь примером и образцом для подражания.

3. В фильме есть и другие подлинные герои, которые, несмотря ни на что, не сдались, хотя у некоторых из них судьбы были сломлены.

Практически во всех других произведениях о том жутком времени авторы выдвигали на первый план настоящих героев, наличие которых делает честь узбекскому народу.

4. Но в отличие от большинства других художественных произведений постановщики обсуждаемой картины сумели выпукло изобразить и сомнительной честности персонажей, которые думали лишь о себе, о своих интересах и достатке, умело приспособившись к меняющейся обстановке и «власть имущим». Их в картине немало, а поскольку авторы ни разу не показали самих инициаторов и руководителей массовой травли узбекской нации, то именно эти беспринципные и алчные людишки на местах и становились олицетворением и проводниками жестокой политики потерявшего ориентиры и чувства гуманизма пресловутого «Центра».

К чести авторов надо сказать, что они не поддались соблазну поделить всех персонажей» повествования на «бедных» преследуемых узбеков и на пришлых гонителей и надсмотрщиков, нет, последние легко находят приспешников среди лиц местной национальности. Отсюда принципиальный вывод на все времена — во всех своих бедствиях, как правило, виноват сам народ, в котором есть и предатели, и конъюнктурщики, и пособники, и просто трусливые субъекты, для которых собственное «эго» превыше всего. Конечно, для объяснения этого феномена нужно использовать и идеологические, и религиозные, и философские факторы.

5. На мой взгляд, в картине имеется существенный просчет. Все беды и лишения главных положительных героев проистекают из сугубо субъективного фактора — трудно скрываемой зависти и ненависти местного дельца Холмирзы к своему бывшему другу Турды. Такое в жизни встречается, и нередко, но разве это межличностное противостояние определяет всю глубину трагических событий разваливающейся бывшей советской супердержавы? Не хотелось бы сводить все к каким-то бытовым размолвкам и «шкурным» интересам.

6. Мне представляется несколько слабоватой, приглушенной концовка картины, когда отец Дилорам Турды в прощальном разговоре со своим заклятым врагом почти примиренчески констатирует факт: «Ты чужой на этой земле, ты не любишь ее». Пафос авторов понятен, не случайно сценарий первоначально назывался «Тепло земли», но изображенные события свидетельствуют не только о пренебрежении к родной земле, но и о полной деградации Холмирзы как личности, о его предельной асоциальной сущности. Кстати, на эти роли были приглашены непрофессиональные актеры — борцы, чемпионы мира Аъзам Шокиржонов и очень выразительный Хабибулла Низомов.

Думается, что данной интересной картине с прекрасными исполнителями, умело разработанным сюжетным материалом, не хватило истинной глубины проникновения в истоки и движущие силы узбекистанской, а затем — как следствие! — и всесоюзной трагедии.

А значит, должны еще появиться новые, может быть, эпические работы в литературе и искусстве, которые просветят нам век минувший и помогут лучше разбираться в дне сегодняшнем и грядущем.

А. ХОДЖАЕВ.

P.S. Сегодня, 27 марта вечером состоится премьера этой картины в Доме кино и
во Дворце кино имени Алишера Навои города Ташкента.

Один из двухсот…

27.03.2015

Московская область, город Красногорск, Центральный Государственный архив кинофотодокументов.

Кажутся бесконечными полки с коробками кинопленки. Кто-то подсчитал, что здесь хранится три миллиона метров целлулоидных лент, запечатлевших историю Великой Отечественной войны, ее героических сражений и горьких потерь, тяжкую солдатскую работу и триумф Великой Победы.

Ленты «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма, двадцатисерийный проект Романа Кармена «Великая Отечественная» «Неизвестная война», ставшие мировой классикой документального кинематографа, вобрали в себя самые яркие, самые страшные, самые героические кадры этой летописи. Но новые поколения документалистов, обращаясь к теме военного лихолетья, находят в архиве все новые и новые потрясающие по эмоциональному накалу кадры теперь уже, через семидесятилетие, неизвестных фронтовых хроникеров.

А их было на фронтах Великой Отечественной более двухсот. Пятьдесят не вернулось…

Наверное, про каждого из них, не вернувшихся, можно рассказать так, как о военном кинооператоре Семене Стояновском, погибшем при съемках форсирования Дуная. Гитлеровцы отступали и, отчаянно цепляясь за каждый клочок земли, вели шквальный огонь. Взрывной волной смертельно раненного Семена отбросило на развалины горящего дома. Истекающий кровью, перебитой рукой он пытался удержать камеру и шептал: «Аппарат, сохраните аппарат… не засветите пленку…»

Так вспоминал о своем погибшем товарище много лет спустя известный кинодокументалист Малик Каюмов.

Война разделила его жизнь на до и после…

Искрометный, обаятельный артист первых узбекских художественных фильмов «Колодец смерти», «Оазис в песках», а затем вездесущий, жадный до событий кинохроникер, Малик становился очевидцем и летописцем всего, что создавалось в молодой республике. Каналы, заводы, фабрики — их рождение запечатлела навечно его камера «Аймо». Его творческий темперамент был неукротим, он снимал быстро, стремительно, успевая и на уборку хлопка, и в дальний кишлак за первой кинопередвижкой, на выступления первых узбекских актрис и на всенародный хашар в Ферганской долине, где за сорок дней был проложен БФК, Большой Ферганский канал…

Первая значительная работа оператора Малика Каюмова «Ташкентский текстильный комбинат», полная высокого пафоса и воспевания трудового энтузиазма простых тружеников и фиксация примет обновления жизни народа. Лента имела широкий резонанс в мире и была отмечена Золотой медалью на Международной выставке в Нью-Йорке в 1938 году.

Своим учителем Каюмов считал прежде всего гениального оператора Даниила Демуцкого, снявшего такие шедевры, как «Арсенал»,»Земля» с А. Довженко и «Тахир и Зухра», «Похождения Насреддина», «Насреддин в Бухаре».

Малик Каюмов оттачивал свое мастерство под впечатлением творчества этого гениального мастера. Учился у него видеть красоту деталей, переносить на экран поэтический образ, а, казалось бы, будничное, элементарное превращать в романтическое, возвышенное. Эти уроки мастера использовались Маликом Каюмовым позднее в его большой работе «Приезжайте к нам в Узбекистан», которая стала гимном Родине, ее талантливому и трудолюбивому народу. Лента была пронизана романтизмом и поэзией — на экране сняли голубые купола Самарканда, светились под щедрым солнцем узкие улочки Бухары, всеми цветами радуги переливались наряды черноглазых красавиц… Мастерство узбекского документалиста было высоко оценено и отмечено в 1958 году высшей наградой Международного кинофестиваля в Венеции — Золотой медалью за вклад в мировой кинематограф.

О начале войны Малик Каюмов узнал, когда был в Самарканде в составе операторской группы на съемках теперь уже легендарного вскрытия гробницы Темура.

В личном архиве Каюмова хранилась уникальная фотография: операторы узбекской кинохроники С.Мухамедов, М.Каюмов, Н.Ким, О.Турсунов с кинокамерами, направленными объективами на нефритовую надгробную плиту Темура. Дата на обороте снимка 21 июня 1941 года. А завтра была война…

Как вспоминал потом Малик Каюмов, он был потрясен этим чудовищным известием сразу же принял для себя решение идти на фронт.

В Москве на Центральной студии документальных фильмов шло формирование фронтовых киногрупп. Малик попал в группу Бориса Небылицкого, который познакомил его с Алексеем Семиным, Алешей, и коротко отчеканил: «Будешь с ним снимать». Операторы на передовой должны были работать вдвоем, случиться могло все, ведь они шли рядом с солдатами, шаг в шаг. Так в жизни Малика появился Алеша, ставший не только фронтовым товарищем, но и братом на всю их долгую жизнь: Алеша дважды спасал Малика, вынося его, тяжелораненного, с поля боя под свист вражеских пуль.

Первое боевое крещение Малик получил под Ржевом.

В августе 1941 года все кинооператоры фронта выехали в части, чтобы снимать наступление Красной Армии на Ржевском плацдарме. В четыре часа утра началась и два часа не прекращалась артиллерийская атака, обеспечившая штурм и взятие окрестностей Ржева. Спустя четыре часа немцы опомнились и начали бешеную контратаку, вытеснив части Красной Армии на исходные позиции.

Утром следующего дня Малик и Алеша вышли на поле, где на их глазах шел бой. Это было первое его потрясение от жестокости войны — поле было вперемешку усеяно трупами красноармейцев и фашистов. Было тихо, и, казалось, все это нереально… Но у войны свои законы, и смерть здесь становилась будничной, а жизнь человека теряла всякую ценность: упал сраженный пулей или взрывом солдат, а люди дальше бегут в атаку, не успевал нагнуться над упавшим и понять, жив ли он…

Малику довелось снимать все: и смерть, и кровь, отступление и горечь, растерянность от поражений, первые, такие трудные, победы. Снимал он освобожденные деревни и то, как бросались к солдатам почерневшие от горя женщины и дети. Снимал он рядовых и маршалов: Жукова, Конева, Рокоссовского, генералов Еременко, Петрова…

Жарким летом 1944 года бои гремели на белорусской земле. Гитлеровцы, терпя поражения, были опаснее и ожесточеннее, чем в первые дни войны, когда рвались к Москве. Фронтовые операторы Каюмов и Семин отстали от своих и пробивались к Минску, который был совсем рядом. И вдруг — немцы, разведчики. Друзья были для них прекрасной мишенью, и немцы стали в упор их расстреливать. Малик упал, сраженный пулей, а Алеша принял бой, и они прорвались через засаду. Истекающего кровью Малика Алексей протащил на себе несколько километров.

Малику повезло, его спасли друг и военный хирург. А длинных одиннадцать месяцев в госпитале его выхаживала врач Галина Дмитриевна Чеснокова. С ней Малик дружил потом всю жизнь.

Малик выжил и помнил…
Помнил свою камеру «Аймо», рассчитанную только на 30 метров пленки. В бою под свист пуль и грохот взрывов он перезаряжал кассеты. «Аймо» не имела длинно-фокусного объектива, и надо было, рискуя жизнью, вплотную подходить, подползать, подбегать к объектам съемки — солдатам, танкам, артиллерийским орудиям…

Помнил, как фронтовые друзья-хроникеры шли в самое пекло с ротами, батальонами, вылетали на бомбежки вражеских позиций, высаживались с морским десантом, попадая в переделки ценою в жизнь. Так погиб по дороге к партизанам оператор Михаил Авербах, немцы сбили самолет, на котором он летел. Шесть месяцев снимали партизан Маша Сухова и Оттилия Ройзман. В бою против карателей Маша погибла, снимая. Ташкентец Яша Лейбов, веселый, энергичный, пуля попала ему прямо в сердце.

На Ленинградском фронте погиб Святослав Беляев, снимавший еще в 30-е годы совместно с оператором Ф. Вериго-Доровским фильм «Минарет смерти», признанный классикой узбекского кинематографа.

Дороги войны соединили судьбу Малика и даровали ему крепкую мужскую дружбу с двумя Романами — Григорьевым и Карменом.

С Романом Карменом Малик встретился впервые еще до войны на съемках знаменитого автопробега Москва — Каракум — Москва. Потом была война… И хотя были они на разных фронтах, но в дни коротких поездок на студию в Москву часто встречались. После войны Роман не забывал своего фронтового друга, приглашал на совместные съемки в Индию, Вьетнам… Последний раз друзья встретились на ЦСДФ в 1978 году, когда Роман Кармен завершал свою эпопею «Великая Отечественная», заказанную телевидением США. Он сутками сидел в просмотровом зале, прокручивал и отбирал военный операторский архив. Заново переживал, заново терял, хоронил, оплакивал. Война все-таки настигла его, сердце не выдержало…

Судьба даровала Малику долгую счастливую жизнь.

Счастливую потому, что она была пронизана бесконечное любовью к своей профессии. Он считал, что операторское дело — это страсть, это наваждение, от которых никто, прикоснувшись к камере, не может избавиться. И был счастлив, что мог эту влюбленность в профессию реализовать в каждом кадре, в каждом эпизоде, в каждом фильме. Его творческое кредо, большого подвижника киноискусства, ярко отразилось в его знаменитой фразе: «Меня часто упрекают, что мои картины слишком красивы. Да, красивы. Но разве не красивы моя земля и мой народ! Так я воспринимал мою Родину, другой я ее не вижу».

На киностудии научно-популярных и документальных фильмов Узбекистана, которую он создал, построил, Малик Каюмов был и царь, и бог. Многие масштабные ленты, охватывающие определенные этапы жизни республики, принадлежали ему. Он мог ухватить любую интересную мысль, идею, высказанную журналистом, драматургом, политиком, развить ее, привлечь лучшие киношные силы и средства и выдать очередной «полный метр» — «От весны до весны», «Самарканд всегда со мной», «Есть на Востоке добрый город» «Ташкент, землетрясение» и многие другие. Вокруг таких фильмов всегда кипела работа, включался весь творческий и технический потенциал студии. Съемочные группы отправлялись в киноэкспедицию как на фронт — ни шагу назад, съемки любой ценой. Одуревшие монтажеры прогоняли на унионах сотни метров пленки, а озвучение фильма зачастую заканчивалось на рассвете. Вокруг картины разгорались нешуточные страсти, так что летели пух и перья, выискивалось что-то грандиозное, неординарное. Неуемность и страстность режиссера Каюмова создавали в общей атмосфере студии ощущение бешеного накала.

Для молодых режиссеров и операторов, приходящих на студию, это была школа — «каюмовская», как они говорили. И хотя снимали они уже свое, другое, кино, творческим камертоном им служила неугасимая любовь Мастера к документальному кино.

В истории всем и всему находится место. Творчество патриарха узбекского кинематографа Малика Каюмова, очистившись от всех легенд, россказней, страстей и переживании, осталось сколом времени, в котором жили и любили, трудились и сражались его современники. И в это время можно вернуться, достаточно поставить диск или кассету с его документальными кадрами…

Лариса САМАРЦЕВА.

Колымский комсомолец из Ташкента (окончание)

26.03.2015

Один из лагерных заметил меня, попытался поднять. Не получилось. Добрался, разыскал ребят из третьей линии — Илью Степанка и Николая Рогова. Тех уговаривать не пришлось. Тут же организовали санки-дрововозки, испросили разрешения у конвоя и — за мной. Вся дорога до меня, окоченевшего и уже не подающего никаких признаков жизни, и дальше к лекпому заняла от силы минут 30-40. Но хватило и этого…

Врач лекпункта, а им был бывший днепропетровский прокурор Погребинский, когда-то, на заре туманной юности, — выпускник фельдшерской школы, умел делать несложные перевязки и определять такое состояние элементарной дистрофии, которое уже не говорило, а кричало, вопило о том, что человек перестает быть человеком. Да, собственно, от «лепил» и не требовалось знание медицинских канонов, а тем более их практическое применение. Чаще всего они должны были уметь правильно определить момент смерти, а это дело несложное. И, может быть, именно поэтому хорошие, знающие врачи были на «общих» и не допускались даже к работе санитарами.

…Погребинский поднял мои веки. Прощупал пульс. Ткнул стетоскопом в грудь. Затем короткое:
— Архив три. Скажите нарядчику — пусть снимет отпечатки.

Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал. Отпечатки были сделаны. Я был брошен в морг, где лежало, ожидая отправки в последний путь, около десяти моих соратников, успевших прибыть в эту тихую гавань немного раньше меня.

…Блатная работа — рытье могил — привлекала многих заключенных. Она давала ряд мимолетных, но достаточно ценных преимуществ. Это была работа свободная, без конвоя, без надзирателя. И, главное, ты был всегда при тепле. Костер для могильщика в условиях Колымы — дело наипервейшее. Он отогревал верхний слой грунта. Он же позволял хоть на время, но все-таки почувствовать себя свободным и счастливым. Здесь постоянно кипела вода в консервной банке, а кое у кого даже чай. Здесь на алюминиевой проволоке жарились… шашлыки — селедочные или хлебные. И совершенно не думалось о скорбности работы. Она была обычной, привычной. Сегодня ты для товарища роешь могилу, завтра — другие для тебя.

Перед тем как копать могилы, узнавали, для кого, вспоминали рост, фактуру, чтобы, не приведи господь, не выбить лишние сантиметры в длину или глубину. По нескольку раз сами ложились в могилу, вытягивались, примерялись. И когда ноги уже не сгибались и над тобой был борт в 60-70 сантиметров, считали, что последняя пристань готова, и корабль, отслуживший свой век, может спокойно в последний раз бросить здесь якорь. Вывозили обычно вечером.

Пришел и наш черед, к моргу были поданы розвальни, запряженные Якутком — низкорослым белым, очень умным и выносливым мерином, обслуживающим лагерь. Леонид Александрович, строго следуя установленному порядку, самолично привязывал к рукам усопших бирки с фамилиями, именами, статьями и сроками. Как будто это имело какой-нибудь смысл! Как будто через какое-то время кто-нибудь мог указать, появись вдруг в том необходимость, где захоронен человек. Ведь на самой могиле никаких следов не оставалось, а хоронившие сами на следующий день, если оставались живы, не смогли бы сказать, где кто лежит. Но порядок есть порядок, и он безукоризненно соблюдался.

И вот, когда Леонид Александрович не очень вежливо ворочал окоченевшие тела, кто-то, как он рассказывал, не то пошевелился, не то крикнул. Это было непривычно даже для него, повидавшего на своем веку всякое. Вызвал Погребинского, и вдвоем, тщательно перещупав пульсы, подымая мертвые веки и прикладывая уши к груди, определили, что я еще не освободился из заключения, а поскольку это так, то не имею права на «проживание» за пределами зоны — даже в могиле.

Это был всего лишь один день. Таких дней были тысячи, каждый из них мог стать последним. Сергей Владимирович трижды попадал в описанные ситуации. Когда его тащили в морг, что он уже превратился в лагерную пыль. А он выживал… К концу войны стал доходить, выражаясь лагерным языком. Силы человеческого организма небеспредельны. Удалось устроиться тут же на учебу. На фельдшера.

Так, после Киевского торгового училища, Самаркандской педагогической академии Сергей Владимирович получил свой третий диплом. Лагерного фельдшера. Все предметы сдал на отлично. Последняя специальность спасла его от голодной смерти на золотом прииске. В день памяти Ленина 1948 года для него прозвенел звонок. «Отбухал» десять лет. Свобода? Да нет же. Опять здесь же та же работа, но только без конвоира.

Не смог Сергей Владимирович работать фельдшером. Опять стал проситься на шахту. Начальник лагеря Гринишин, увидев заявление С.В.Розенфельда, очень удивился подобной просьбе и произнес сакраментальную фразу: «Первый раз вижу жида, который сам в забой просится».

И надо сказать, что Сергей Владимирович неплохо трудился на благо социалистической Родины на Крайнем Севере. За период с 1949 по 1954 год он имел 9 благодарностей и почетную грамоту. О нем неоднократно писали магаданские газеты как об изобретателе метода беспрерывного бурения. Что говорить, если сам и.о. начальника прииска «Бурхала» Райцев в характеристике на Розенфельда для представления на предмет ходатайства о снятии судимости писал: «С.В.Розенфельд работает на прииске «Бурхала» Северного горно-промышленного управления «Дальстроя» с 24.01.1948 г. в лаготделении санинспектором, инженером по труду и начальником планово-производственной части, а с сентября 1951 г. на горных работах горный мастер, начальник шахты, начальник смены участка и и.о. начальника горного участка. За период работы проявил себя с положительной стороны как добросовестный и трудолюбивый работник. Свое дело как горняк знает. Имеет организаторские способности. Работает, не считаясь со временем».

Другая характеристика, подписанная начальником прииска «Бурхала», более поздняя по времени, вообще звучит издевательски: «К работе тов.Розенфельд относился добросовестно, со своими обязанностями всегда справлялся, руководимые им объекты не раз выходили победителями в социалистическом соревновании среди предприятий горно-промышленного управления. Тов.Розенфельд умело строит работу с людьми, правильно направляет их на выполнение поставленных перед ним задач. За высокие показатели в работе тов.Розенфельд неоднократно поощрялся руководством предприятия и горно-промышленного управления. Чутким, внимательным и отзывчивым отношением к рабочим он снискал себе высокий авторитет и всеобщее признание умелого руководителя. В общественной жизни предприятия тов.Розенфельд принимал самое активное участие, всегда шел вместе с Коммунистической партией и был на высоте понимания задач партии. В быту скромен, морально устойчив, предан делу социалистического строительства в нашей стране».

Что же это получается? За что же тогда сажали на огромный срок, если человек «всегда шел с Коммунистической партией»? Если человек строил социализм на воле и за решеткой?

С Колымы Сергей Владимирович не хотел возвращаться. Намеревался перевезти туда и всю семью. В 1948 году его сын Владимир окончил в Ташкенте училище связи, тогда Сергей Владимирович упросил начальника прииска, чтобы тот направил в Ташкент запрос на распределение на работу молодого связиста. А вскоре к Сергею Владимировичу приехала и жена с дочерью.

Умер «вождь всех народов», и сталинское правовое государство стало разваливаться. Пересмотрели и дело «ярого террориста» Розенфельда С.В. Из Военной коллегии Верховного суда СССР в 1957 году пришла справка: «Дело по обвинению Розенфельда С.В. пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР 19.12.1956 г. Приговор Военной коллегии от 5.10.1938 г. и постановление Особого совещания при МГБ СССР от 5.05.1951 г. в отношении Розефельда С.В. отменены по вновь открывшимся обстоятельствам, и дело за отсутствием состава преступления прекращено. Полковник юстиции Коваленко».

Все очень просто: вдруг открылись новые обстоятельства, и «враг народа» стал «другом народа». Конечно же, новые обстоятельства открылись в связи со смертью «вождя» в 1953 г. Долго же ждал Сергей Владимирович этого часа. До «новых обстоятельств» надо было мыть золото на Колыме 17 лет, пройти этапы, тюрьмы, пересылки и даже лагерные морги.

Если бы не Полина Семеновна, то Сергей Владимирович никогда бы не вернулся в Ташкент. «Курортный климат» Колымы не соответствовал ее здоровью. И семья вернулась в Узбекистан. Теперь уже Сергей Владимирович стал вольным горняком. Но и на воле он работал так же, как и под дулами автоматов, не жалея себя. О нем в 50-х годах газета «Ангренская правда» писала: «Высокопроизводительным трудом славятся на предприятии шахтеры, возглавляемые тов. Розенфельдом. Здесь производительность труда составляет 150 процентов к плану».

Так почему же этот человек так упорно преодолевал все трудности? В чем же секрет его успеха в борьбе с невзгодами? Может быть, читая письма Камила Икрамова, обращенные к С.В.Розенфельду и его жене, мы что-нибудь поймем?

«Дорогие Сергей Владимирович и Полина Семеновна! Спасибо за поздравления! Не мог ответить сразу. Я три месяца гулял по Парижу, Тулузе и вообще по Франции. Такие вот повороты судьбы. И только в посольстве я получил газету с присвоением мне звания народного и потом с указом об ордене. Посланник поздравил в Большом зале. Господи! Если б знали про это мои отец и мать, когда их вели на расстрел. Какую судьбу могли они представить для своего младшего нерадивого Камочки. А я вот…

Спасибо за память обо мне, а тот архивный материал мне очень пригодился, надеюсь на публикацию, но загадывать не хочу.

За три месяца писем — более ста, а есть еще обязательства перед редакциями, семейные дела. Но жаловаться грех! С Новым годом! С Новым счастьем! Здоровья вам и бодрости. Ваш всегда Камил Икрамов. 15.12.1987 г. Нарочно посылаю письмо во французском конверте. Вот ведь как».

«Дорогой Сергей Владимирович! Как жаль, что так и не удастся свидеться, такая у меня трудная, тяжкая полоса: или не отхожу от жены, или ношусь, как угорелый, наверстывая потерянное. В тот день в «Литгазете» сначала диктовал машинистке, а потом вызвали сразу к начальству.

Спасибо Вам за звонок и великую весть про моего Абдурауфа, Абду-Вахита-Кары. Было бы замечательно получить ксероксы этого дела. Скажите Зафару, что я готов соблюсти все условия, которые он сочтет нужными.

Я так загорелся, что готов просить об этом и самого президента, но жаль, что вряд ли это теперь потребуется. Спасибо Вам!

Боюсь сглазить, но надежды мои на выздоровление жены крепнут. Она ходит на работу вторую неделю, правда, я ее провожаю и встречаю, благо, что хоть два раза в неделю.

Сейчас спешу в библиотеку, письмо брошу по дороге, поэтому краток. Всего Вам наилучшего, дорогой мой дважды земляк! Ваш Камил Икрамов.»

В надписи на книге «Пехотный капитан» причина живучести политзеков наконец раскрывается: «Сергею Владимировичу с такой симпатией, с такими чувствами, которые иначе, чем родственными не назовешь. Мы выжили потому, что были оптимистами! Будем же ими всю нашу жизнь! Ваш всегда Камил».

Между прочим это же качество Сергея Владимировича заметил академик В.П.Щеглов, директор Астрономического института АН УзССР: «Я больше всего ценю Ваш оптимизм. На протяжении многих лет совместной работы я не видел Вас унывающим, и в этом я вижу залог Вашего счастья».

За годы работы в Академии наук Сергей Владимирович общался со многими замечательными людьми.

— Как-то после моего возвращения с Колыми, — рассказывал Сергей Владимирович, — пришел ко мне в гости Т.Н.Кары-Ниязов, и зашел у нас разговор о смерти Сталина. И я ему говорю: «Это преступление — положить Сталина в могилу Ленина». А он мне: «Вы как были опасным человеком, так им и остались». Встретились мы с ним позже, уже после захоронения Сталина, и опять вернулись к этой же теме разговора. Тогда он мне уже сказал: «Сергей Владимирович, вы как были интересным человеком, так им и остались».

Поистине поражаешься широте научных взгядов этого человека. Он мог одновременно способствовать внедрению в животноводство хлореллы — биологического стимулятора при откорме скота, и после смерти Бакия добиваться увековечивания его памяти. Кто такой Бакий, сейчас мало кто знает. Это поэтический псевдоним Мирзаабдуллы Насреддинова, ученого, узбекского и таджикского народного поэта, комментатора произведений Навои и Бедиля, члена-корреспондента АН УзССР с 1943 г. Бакий подготовил к изданию литературное наследство Лутфи, Навои, Мукими, Бабура, Фурката. После смерти Бакия С.В.Розенфельд добился присвоения его имени средней школе № 2 Риштанского района Ферганской области, улице и Риштанской центральной библиотеке.

С.В.Розенфельд скончался в Ташкенте в 1992 году, где и похоронен. Такой вот был человек. Неисправимый оптимист и ученый с широким научным кругозором, лично знавший Акмаля Икрамова и Файзуллу Ходжаева, Д.И.Манжару и Н.И.Бухарина, человек, дороживший своим честным именем и никогда не писавший доносов, человек, прошедший тюрьмы и колымские лагеря, работавший на шахтах Ангрена и в научной экспедиции на леднике Федченко.

Ефрем РЯБОВ.

«Россия» поет в честь Победы

Кому мораль не писана?

Кто такие хуситы?

Юрий Ивлиев: предсмертный полет… в легенду

Какбычегоневышлизм

Забытый А.С.Балагин

Судьба, вышитая бисером (часть 4)

С.М.Прокудин-Горский в электротеатре «Хива»

Север Афганистана как плацдарм для наступления воинов джихада

Судьба, вышитая бисером (часть 3)

Малинка для Кагеаки-оба (окончание)

Боль об одинокой могиле

В объективе — «Узбекистан–2014»

Тайна и трагедия: пропал без вести…

Судьба, вышитая бисером (часть 2)

Малинка для Кагеаки-оба

«Душа и Честь»

Один из двухсот…

Колымский комсомолец из Ташкента (окончание)

Памяти друга…

Подпишитесь на нас

Статистика

О газете

Социальные сети