Продолжая рассказ о концерте в Государственной консерватории Узбекистана в Международный день памяти жертв Холокоста, расскажу о втором отделении программы, когда за дирижёрский пульт встал художественный руководитель Молодежного симфонического оркестра, заслуженный артист Узбекистана Камолиддин Уринбаев.
Вначале уже зарекомендовавший себя молодежный коллектив представил публике композицию для скрипки с оркестром американского автора Дж. Уильямса из музыки к оскароносному фильму «Список Шиндлера». Этот потрясающий фильм снят режиссёром Стивеном Спилбергом – имя говорит само за себя. История его создания подробно описана в интернет-изданиях, потому не будем останавливаться на ней. Но не только документальная основа и содержание фильма заслуживают внимания. Музыка к этой кинокартине у многих на слуху и в живом исполнении воспринимается как самостоятельное концертное произведение. Молодые музыканты уже исполняли одну из частей в своих концертных программах, но с трехчастной композицией выступили впервые и справились с нею достойно. Солировал Даврон Хашимов, имеющий лавры лауреата международных конкурсов.
И все же истинной кульминацией программы можно назвать исполнение Симфонии № 13 Дмитрия Шостаковича. Исполнялась первая из пяти ее частей — «Бабий Яр».
Кроме оркестра в ней представлены мужской хор (басы) – эту роль выполнила мужская часть Хора музыкального театра-студии при Государственной консерватории Узбекистана. Сольную партию для баса великолепно исполнил солист ГАБТа имени Навои, лучший бас страны Кирилл Борчанинов. Словно голос самого русского народа звучал его глубокий бас. Певцу свойственна редкая культура исполнения, полная достоинства и органичного «срастания» с образом.
Не мешает вспомнить историю этого произведения. Поначалу композитор планировал сочинить вокально-симфоническую поэму по одноименной поэме Евгения Евтушенко. Произведение в годы Оттепели, как потом назвали это время, наделало немало шума .
Впервые о Бабьем Яре Евтушенко услышал в детстве. Это случилось в 1944 году, когда был освобожден Киев и военные корреспонденты Илья Эренбург и Лев Озеров откликнулись на трагедию расстрела у Бабьего Яра горькими поэтическими строками. Одиннадцатилетнему Жене Евтушенко особенно запали в сердце стихи Озерова.
Разве могут не взволновать эти строки:
Я стою на земле, моля:
Если я не сойду с ума,
То услышу тебя, земля, –
Говори сама.
Как гудит у тебя в груди,
Ничего я не разберу, —
То вода под землей гудит,
Или души, легших в Яру.
Мальчик вырос, стал известным поэтом. А когда довелось самому поехать в Киев и увидеть Бабий Яр, его потрясло зрелище бывшего урочища в северо-западной части Киева, где было расстреляно 100 -150 тысяч ни в чем не повинных людей – евреев, украинцев, русских… На месте полузасыпанного землей оврага была… свалка.
Поездка, по всей видимости, состоялась в сентябре 1961 – в год, когда в Киеве разыгралась трагедия, о которой мало кто знал за пределами города. Беду, как и многое в те годы, замалчивали. О Бабьем Яре тоже особо не распространялись. Место расстрела старались сравнять с землей — прямо на многотысячной братской могиле проложили две дороги, разбили парк и сквер, возвели стадион… Но часть оврага, так и не засыпав, отделили валом, да вот не обеспечили по недомыслию должным образом дренаж. В снежную зиму 1961 года, когда пригрело солнышко, вал не выдержал бурного напора талых вод, и 14-метровым селем грязный поток хлынул вниз, разрушив более 30 зданий и нанеся большой урон городу и людям.
Евтушенко увидел своими глазами, что происходит там, где стонами недобитых пулей людей когда-то дышала земля. На этом скорбном месте не было даже обелиска — сюда свозили мусор. Пишу сейчас – и самой не верится. Я тоже побывала у Бабьего Яра. Это было спустя семь лет после поездки Евтушенко, когда его поэма уже была широко известна. В августе-сентябре 1968 года в Киеве проходил Всероссийский слет красных следопытов, в котором принимали участие делегации 15 союзных республик. От Узбекистана в Киев отправили группу из 40 человек. Включили и меня, поощрив, видимо за то, что в нашей школе, где я была секретарем комсомольской организации, была хорошо оборудованная Комната боевой славы с материалами о Великой Отечественной Войне и ее участниках.
Десять дней мы провели на украинской земле. Жили в сосновом бору – в военных палатках войсковой части. Участвовали в учении «Малая Двина», совершив настоящий марш-бросок. Вместе с солдатами выбирались из свежевырытых траншей, проползали по-пластунски под колючей проволокой, преодолевали другие препятствия, а потом пили густое украинское молоко, квас, ели горячую кашу из котелка. Наблюдали, как возводится понтонный мост, как идёт по нему бронетехника, эскадрильи пролетают в небе, взрывы гремят… Но дым и гром стояли от учебных взрыв-пакетов, дымовая завеса была искусственной. Все говорило о мощи, силе и славе советского оружия. Но на войне – оно ведь было как на войне… И молоко с квасом после марш-бросков солдатам не раздавали, и пули свистели, жизни обрывались, кровь лилась.
Позже нас повезли к Бабьему Яру. Я стояла на зеленой траве на краю оврага вместе с теми, кто пороху вовсе не нюхал и холодела от того, что слышала из уст сопровождающих. Место, на первый взгляд, было мирным. Остались в памяти яркая зелень травы и красноватая земля, проступающая местами. Обелиск… Теперь знаю, что в 1966 году он был установлен в сквере, в южной части оврага. Возможно, нас к нему не подводили, я его не запомнила.
В 1961 году, когда на этом обрыве стоял Евтушенко, он увидел лишь последствия прорыва дамбы и вопиющего людского беспамятства. Вернувшись в гостиницу, потрясенный, буквально за несколько часов – в тот же самый день или чуть позже, не скажу – написал поэму. Прочел ее зашедшим в номер друзьям, позвонил поэту Александру Межирову – тоже прочёл. По плану на завтра у Евтушенко была запланирована встреча с читателями. Власти пытались отменить его выступление, но побоялись крупного общественного скандала. Так что уже на следующий день после рождения стихов поэт впервые публично прочитал в Киеве свое произведение. Вот отрывки из него:
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
………………………………………………………
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я —
каждый здесь расстрелянный старик.
Я —
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Только лишь после выступления Евтушенко, то есть спустя 20 лет после расстрелов у Бабьего Яра, о трагедии заговорили открыто. Поэму 19 сентября 1961 года опубликовала «Литературная газета» — редактор разместил её на свой страх и риск, зная, что его могут уволить. Номер сразу же расхватали в киосках Союзпечати. Да, были и такие времена в нашей истории, когда поэты владели умами и сердцами. Произведение перевели вначале на немецкий, потом на иврит, затем еще на 70 языков мира. Оно заменило обелиск, о котором власти, всё же, призадумались.
В 1965 году организовали конкурс на лучший памятник жертвам Бабьего Яра. Но предложенные варианты были столь пронзительны, что мудрые чиновники от культуры ограничились простым гранитным обелиском и лишь спустя еще десятилетие, в 1976 году, установили памятник, по которому человек несведущий никак не мог понять, что в основном у Бабьего Яра расстреливали евреев. Международную общественность умалчивание возмутило.
Композитор Дмитрий Шостакович был поражен поэмой настолько, что в марте 1962 года у него созрел замысел пятичастной симфонии на основе стихотворений Евтушенко. Кроме поэмы «Бабий Яр» он выбрал для нее еще четыре стихотворения – «Юмор», «В магазине», «Страхи», «Карьера». Позвонил поэту, испросив его согласие. «В этом был весь Шостакович», — так оценил Евтушенко щепетильность, уважение к авторским правам и трогательную вежливость известнейшего композитора.
Симфония подвигалась быстро и, преодолев все властные преграды, была впервые исполнена в декабре 1962 года. Это сочинение, близкое по форме к оратории, было очень смелым и новаторским музыкальным произведением и послужило своего рода пощечиной замалчиванию трагедии Бабьего Яра.
Вспомним, что же стоит за названием ставшего всемирно известным киевского местечка Бабий Яр.
Сентябрь 1941 года. Киев оккупирован фашистскими войсками. К 29 сентября евреям приказали к 8 утра явиться к перекрёстку улиц Мельника и Дегтярева — якобы для переселения.
Приказы, распечатанные в военной типографии, вывесили по всему городу. Утром тысячи евреев шли, как было приказано, по улице Мельника в сторону еврейского кладбища – того, что было у Бабьего Яра. Район ночью обнесли колючей проволокой, повсюду стояли охранники. По пути обыскивали, отбирали все мало-мальски ценное. Ближе к Яру велели снять одежду и по 10 человек гнали к краю оврага. Короткая пулеметная очередь — и следующая партия. В первый же день расстреляли 30 тысяч человек. Недобитые стонали, задыхались под телами новых расстрелянных. По ночам пленные засыпали штабеля трупов слоем земли, слыша временами глухие стоны… Несколько месяцев гнали людей к Бабьему Яру из разных населённых пунктов. Киев оставался в руках нацистов 778 дней, и овраг за это время стал огромной братской могилой. По некоторым данным из 100.000 человек не менее 80.000 были евреи. Возможно, убито было и больше – до 150 тысяч.
Отступая в 1943 году, фашисты пытались уничтожить содеянное. Согнали к оврагу пленных и велели выстроить огромные печи. Трупы, едва присыпанные землей, выкапывали и сжигали. Ревели двигатели бульдозеров, черный дым валил из печей, и пленные – их было несколько сотен – понимали, что в этих печах сгорят и они сами. Лишь несколько самых отчаянных военнопленных, чудом сбежавших из этого ада, рассказали обо всём, что видели и что довелось пережить.
После концерта попросила художественного руководителя Молодежного симфонического оркестра, заслуженного артиста Узбекистана Камолиддина Уринбаева рассказать, что значил для него этот проект, как готовились к нему.
— Для меня этот проект был особенно дорог, — говорит маэстро Уринбаев. — Давно задумал сыграть Шостаковича, и когда посол Израиля обратилась к нам с просьбой провести концерт памяти, с радостью согласился. Мой дед, участник Великой Отечественной Войны, очень много рассказывал мне о её страшных страницах, o судьбах евреев, поляков… В моей детской памяти его рассказы остались как нечто особенное, как завещание всегда помнить об этих событиях. Мы, внуки, слушали их как страшные сказки, не понимая всей трагичности историй. Человек строгий, даже суровый, руководитель большого коллектива (дед был секретарем обкома), он не мог сдержать слез, вспоминая о войне и судьбах замученных в военные годы людей.
Если говорить о моих личных впечатлениях, самым и эмоционально тяжелым для меня было посещение мемориального комплекса «Бабий Яр» под Киевом. Наверное, именно в тот момент я «созрел» для исполнения симфонии Шостаковича. Начал интересоваться литературой, фильмами о Холокосте. Для артистов оркестра – все они молодые ребята и девушки, которые о войне знают лишь по рассказам ветеранов и кино, — этот проект не был из серии «очередных». Говорю об этом с полной ответственностью. Когда сообщил о проекте, они тоже захотели больше узнать о Холокосте. Я принес им книгу Джона Бойна «Мальчик в полосатой пижаме», которую ребята прочитали с душевным волнением. Посмотрели они, передавая друг другу диски, и кинофильмы: «Пианист», снятый по автобиографии выдающегося польского исполнителя Владислава Шпильмана; «Список Шиндлера», повествующий о немецком промышленнике Оскаре Шиндлере, спасшем более тысячи польских евреев во время Холокоста.
Одним словом, наши музыканты по-настоящему вжились в тему и играли, осознавая всю трагедию, заложенную в музыке. Они сохранят память не только об исполненной на концерте музыке, но и о трагедии еврейского народа, пережившего Холокост. А это главное, как верно заметила госпожа Шамир, посол Израиля в Узбекистане, — чтобы молодое поколение сохранило память о жертвах нацизма и войны не повторялись.
Уверена, ни участники проекта, ни слушатели не забудут этого концерта — о трагедии Холокоста пришло время говорить книгам, музыке и монументам. Искусство поможет сберечь память.
Тамара САНАЕВА.
Фото из интернета.
Это было!!! И не только в Киеве. Мои были расстреляны в Витебске.
Не забудем про шесть миллионова