В Екатеринбурге прошла межрегиональная научно-практическая конференция «Стоп ИГИЛ! Урал против экстремизма и терроризма», участники которой обсудили единые подходы по обеспечению национальной безопасности и противодействию идеологии терроризма в России.
Участник дискуссии, председатель научно-консультативного совета при Антитеррористическом центре СНГ Марианна Кочубей в интервью департаменту информационной политики губернатора Свердловской области рассказала о том, почему Свердловская область и Урал интересны вербовщикам, об опыте партнеров России по СНГ по информационному противостоянию идеологии террористов и о том, как можно спасти человека, подвергшегося экстремистской вербовке.
Марианна Анатольевна, почему важно проводить такие конференции здесь, на Урале. Или даже в Сибири? Кажется, мы так далеко от «театра боевых действий». Для нашей области это действительно так же актуальный вопрос?
Когда несколько лет назад Антитеррористический центр государств-участников СНГ стал более предметно рассматривать проблему вербовки молодежи в квазигосударство ИГИЛ (организация, запрещенная на территории Российской Федерации), мы довольно быстро вышли на электронный ресурс этой террористической организации, который, фактически, представляет из себя job-desk. То есть это доска объявлений о наиболее востребованных специальностях в ИГИЛ. Мы всегда понимали, что речь идет о вовлечении в деятельность террористических организаций не только молодых людей, которым, к сожалению, предстоит стать просто «пушечным» мясом, но и будущих квалифицированных специалистов.
То есть речь идет о молодых людях, получивших профессиональное образование?
Да, и, прежде всего, о студентах старших курсов вузов. Мы обнаружили, что топовые позиции в этих job-desk занимают, прежде всего, люди, которые имеют военное образование, умеют обращаться с оружием и разбираются в военное тактике — и это очевидно, ведь ИГИЛ является воюющим государством. На второй строке мы обнаружили запрос на медиков — всех квалификаций и категорий, в особенности на хирургов, что тоже характерно для воюющего государства. И следом в этом списке фокус вербовщиков обращен на студентов старших курсов технических специальностей, которые связаны, в том числе, с горной добычей, а также с добычей и переработкой нефти и газа. Ведь ни для кого не секрет, что российское техническое образование является очень сильным. Далее еще ряд позиций: лингвисты-переводчики, IT-специалисты, специалисты по рекламе и так далее.
И тогда стал понятен круг вузов, чьи студенты гарантированно станут объектами внимания вербовщиков. Речь о вузах, чьи специалисты требуются ИГИЛ для ведения экономической и военной деятельности. Поэтому для Екатеринбурга и для всего региона эта тема далеко не праздная — здесь сконцентрированы технические вузы, здесь готовят специалистов по прикладным техническим специальностям, в том числе в области горно-добывающего дела.
Как этим вызовам противостоять?
Есть вещи, которые лучше заранее предупреждать. Когда вербовщики придут к студентам, а они гарантированно приходят — через социальные сети, через личные контакты, — студент должен быть готов к этому. Поэтому когда Уральский государственный горный университет издает для студентов очень доступное информационное пособие с названием «Как понять, что тебя вербуют в ИГИЛ» -это, как я считаю, очень важная работа. Ведь речь идет о том, что при полном доверии к студенту как к человеку взрослому и в условиях, когда он сам выбирает для себя линию поведения, следует объяснять ему, что есть красная черта: за ней — криминальная деятельность, участие в экстремистских и террористических организациях, уголовное наказание или даже смерть.
Мы обязаны проинформировать нашу молодежь о том, как ведется вербовка, что происходит с человеком, которого вербуют, как меняется его поведение, речь, манера одеваться. Все это необходимо для того, чтобы другие студенты, его приятели, родные могли вовремя обратить внимание на характерные маркеры, свойственные психологическому состоянию человека, подвергшегося вербовке.
Что, собственно, происходит с человеком с поведенческой точки зрения, когда он подвергается вербовке?
Мы опросили достаточно большое количество оперативников — людей, которые работают непосредственно в «полях» и с оружием в руках ловят террористов, экстремистов и вербовщиков. Это люди, которые обладают уникальными знаниями о том, как все происходит в действительности. Мы обобщили эти данные и смогли систематизировать картину, ответив на вопрос, что же происходит с человеком во время вербовки. В итоге было разработано методическое пособие, где подробно описаны внешние маркеры измененного сознания человека.
У девушек, например, из гардероба гарантировано исчезают короткие юбки, прозрачные декольтированные блузки, девушка перестает пользоваться косметикой и духами, если девушка верующая — неважно православная или мусульманка — на голове появляется характерный головной убор — хиджаб или закрытый палаток. В этом нет ничего особенного, если ее воспитывали в таких традициях родители, и это было для нее характерно всегда. Но резкая смена паттернов одежды должна насторожить.
И когда мы работаем с профессорско-преподавательским составом, объясняя поведение студентов в таких ситуациях, мы всегда говорим, что нельзя оценивать только один маркер, всегда нужно оценивать систему изменения поведения. Когда меняется несколько поведенческих признаков, тогда следует бить тревогу.
Что касается юношей, там тоже происходят изменения в стиле: одежда становится одной цветовой гаммы, в основном — черной или коричневой, из гардероба исчезает галстук, может появиться характерная борода. К тому же, в руках такого молодого человека часто можно видеть четки.
Должно также настораживать, если человек ранее позиционировал себя атеистом или просто не причислял себя к той или иной религии, и вдруг начинает в разговоре «сыпать» терминами из Корана. Может возникнуть ситуация, когда молодой человек резко перестает пить, курить, грубо выражаться. Само по себе это вроде бы должно радовать. Но при этом он по вечерам может начать посещать религиозные лекции, причем не в мечети, а в непонятных местах — это уже сигнал задуматься. Если вдруг резко меняется круг общения, и молодой человек или девушка перестает общаться со своими друзьями, а в ближайшем окружении появляются новые незнакомые люди, преимущественно взрослые люди с неочевидным генезисом, которые избегают знакомства с родителями, с прежними товарищами — скорее всего, в окружении студента появились вербовщики.
Если такие признаки замечены, что с этим делать родителям, друзьям или преподавателям?
Это очень деликатный вопрос. Если человек просто сменил религию, это его право. Нам известны такие случаи, и это личное дело каждого. Другое дело — переход к более активным и экстремистским поведенческим паттернам.
Что с этим делать? Если у студента меняется поведение, и у вас возникает подозрение, что к этому причастны вербовщики, то в этом случае есть смысл сначала с ним поговорить. Конечно, это не всегда может дать эффект, потому что, как правило, в силу юношеского максимализма молодые люди близко к сердцу и с большой верой воспринимают те ложные истины, которые им внушают вербовщики.
Во всех вузах сегодня есть штатные психологи, есть смысл обратиться к ним. При этом в вузах обучается достаточно много студентов из центрально-азиатских стран СНГ. По складу ума, по ментальности студенты этой социальной группы не склонны обращаться к психологам, они скорее будут искать помощи у муфтия или в кругу друзей. Руководству вузов важно учитывать и эти моменты.
В идеале, конечно, лучше всего, если на проблему внимание обратил кто-то именно из ближайшего окружения — однокурсники, друзья. Чтобы они, заметив подозрительное поведение своего товарища, обратились к руководству вуза. Но многие, к сожалению, этого не сделают, считая это доносом. И это в корне не верно. Ведь лучше предостеречь своего товарища от глупых и опасных поступков, которые, если он действительно вступит в террористическую организацию, приведут к физической гибели. Что с ним произойдет, если он уедет воевать в Сирию? Он погибнет. Срок жизни рядового боевика во время активных боевых действий не превышает двух месяцев. Вы хотите, чтобы ваш товарищ погиб? Тогда никому не сообщайте о том, что с ним происходит. Если хотите спасти, то незамедлительно сообщите об этом преподавателям. Это очень правильная, разумная и социально ответственная позиция. К тому же, всегда есть возможность обратиться в правоохранительные органы в анонимном режиме, например, через Общественную палату, которая принимает такие сведения и передает их в компетентные органы. Это совершенно нормальная ситуация.
В профилактике распространения идеологии терроризма понятна роль вузов, религиозных организаций, гражданских институтов. Какова роль государства, исполнительных органов власти в этой цепочке?
Исходя из конституционного устройства, органы исполнительной власти отвечают за социальную организацию жизни общества. Практические задачи в этом вопросе решают правоохранительные органы и органы безопасности при консультационной помощи официальных религиозных структур. И исполнительные органы власти могут здорово в этом помочь, выступая блестящими координаторами и организаторами. Если они участвуют в таких конференциях, как сегодня, это придает мероприятию значимость и весомость. Это означает, что власть не стоит в стороне от этих проблем — она активно участвует в их решении.
Могу с уверенностью сказать, что в Свердловской области органы власти и вузы справляются с задачей профилактики, проводится весьма эффективная профилактическая работа. Если бы вузы и власти занимали пассивную позицию, мы бы получили такой же эффект, с которым столкнулись правоохранительные органы Ставропольского края, где в медицинском вузе был создан «медицинский джамаат»: студенты занимались вербовкой других студентов. В вашем регионе профилактическая работа позволяет надеяться, что вербовка не состоится. Студенты здесь в состоянии «узнать» вербовщика.
Насколько отличается государственная национальная политика противодействия терроризму и экстремизму в России и в странах СНГ. Насколько там острее эта проблема?
На самом деле различия минимальны, и в основном носят организационно-тактический характер. Ведь речь идет о том, что и терроризм, и экстремизм в гораздо большей степени и раньше по времени проявили себя в государствах Центрально-азиатского региона. Наши партнеры, а я говорю, прежде всего, об органах безопасности и спецслужбах государств-участников СНГ, первыми организовали взаимодействие с духовными управлениями мусульман. Они первыми, раньше нас, «пошли» в вузы, они пошли в пенитенциарные учреждения, потому что в тюрьмах точно также ведется активная вербовка. Фактически, Россия и любой из ее регионов, может перенимать положительный опыт, который сформировали коллеги из Узбекистана, Таджикистана и Киргизии, потому что они раньше столкнулись с более тяжелыми проявлениями терроризма.
У этих стран есть конкретные «ноу-хау», которые нам можно было бы позаимствовать?
Конечно, такие «ноу-хау» есть, и они, прежде всего, связаны с пропагандисткой деятельностью. Очень хорошо себя зарекомендовал такой прием, как интервью и отслеживание жизни — вплоть до создания документальных фильмов на основе жизненных историй — тех людей, которые были завербованы в ИГИЛ, сами разочаровались, что тоже случается, сумели вернуться, готовы отбыть за это уголовное наказание и приступить к законопослушной жизни.
Одно дело, когда выходит представитель спецслужбы или представитель исполнительной власти и говорит: «Это плохо и запрещено законом!». Это воспринимается обществом определенным образом. Но когда об этом говорит человек, который непосредственно участвовал в этом, опробовал на себе — это производит совершенно другое, ошеломляющее впечатление.
Наши киргизские партнеры отсняли несколько документальных фильмов, в которых они берут интервью у родителей, жен, ближайших родственников тех мужчин, которые уехали воевать в Сирию за ИГИЛ. Когда другие молодые люди видят, что потом происходит с родителями — крах всей их жизни — это дает основание задуматься: «А стоит ли так поступать?». Это все тоже новые приемы в противодействии вербовке.
Что касается контрпропагандистской работы, которая ведется в пенитенциарных учреждениях, где люди отбывают наказание за совершение общих уголовных, экстремистских террористических преступлений, то духовенства этих государств, совершенно открыто туда идут и работают с осужденными мусульманами. Этой практики нашей стране не хватает. Хочу отметить, что пропагандистская работа в нашей стране сводится в основном к назидательной практике. Это не совсем правильно. Если мы добавим такой «живой» работы, мы достигнем большего успеха в вопросе противодействия терроризму и экстремизму.
Особую опасность с точки зрения деятельности вербовщиков представляет интернет и возможности, которые он дает адептам экстремистских и террористических организаций. Как здесь бороться с этими проявлениями?
Я вообще считаю, что интернет — это второй фронт нашей войны со сторонниками ИГИЛ. Нам объявлена настоящая информационная война. И любые конструкции, которые государство выставляет как контрмеры на этом поле, должны выглядеть адекватными и соответствовать этому обстоятельству. Мы уже в режиме войны, пусть и нестандартной.
Решения должны быть жесткими, если речь идет о деструктивных ресурсах экстремистского и террористического характера. Здесь не нужно стесняться в применений действий. Технология выявления и закрытия такого рода сайтов работает сегодня, пусть не на 100 процентов, но в значительной степени. И эффективность такого рода государственных решений, по моим наблюдениям, увеличивается.
Для нашей страны это относительно новая тема. Что касается информационных войн в интернете, здесь мы только накапливаем опыт. Нужно, понимать, что полностью запретить или ограничить всемирную сеть мы, конечно же, не в силах, это невозможно. Всегда будут социальные сети, которые активно используются вербовщиками. Они давно используют компьютерные программы-роботы, которые сканируют страницы в социальных сетях и отбирают те, в которых есть стандартные записи-статусы: «Мне грустно», «Не вижу смысла жизни», «Как плохо любить», «Меня никто не понимает». С авторами таких строк и работают вербовщики. Об этом тоже нужно помнить. И быть настороже.
Источник
