На острие “Большой игры”. Василий Оскарович Клемм. Глава седьмая

Круг интересов русского консула был неверо­ятно широк. Обладая цепким умом и широкой эрудицией, он был к тому же блестящим аналитиком. Даже сейчас, отправляемые Клем­мом в российский МИД подробные отчеты страноведческого, экономического, политического и военного характера читаются с огромным интересом. И, надо сказать, доне­сениям Василия Оскаровича в Санкт-Петербурге придавали особое зна­чение.

В 1901 году Н. Г. Гартвиг писал Клемму: «Донесения Ваши ввиду серьёзного делового их интереса были направ­лены на рассмотрение надлежащих ведомств, для деятель­ности которых они будут служить полезным материалом»[1]. В наиболее важных местах Индии у русского консула были свои информаторы, от которых он получал «сведения воен­ного характера, как-то: о численности, перемещении и воо­ружении войск в Индии, в особенности на северо-западной ее границе, в Белуджистане и близ Памира, а равно об обо­ронительных средствах страны, т. е. о крепостях, стратегиче­ских железных и иных дорогах, арсеналах, складах и т. п. »[2]. Да и сам консул время от времени совершал поездки по стране, знакомясь с жизнью Индии во всех её проявлениях. Кроме всего прочего, Василий Оскарович тщательно анализировал местную английскую и туземную прессу, «которая, при суще­ствующей в Индии относительной свободе печати, довольно обстоятельно и всесторонне освещала текущие события»[3].

Радея о развитии русско-индийских отношений, он активно содействовал экспорту российских товаров, заботился о рос­сийских подданных на территории Индии, отправлял семена хинного дерева на Сухумскую опытную станцию и выяснял, «каковы условия соперничества на рынках Индии русско­го товара с товарами другого происхождения». Налаживал практическое изучение индийских языков в Российской Им­перии, находя для этих целей толковых преподавателей, о чём говорилось в предыдущей части.

Клемм активно пропагандировал притягательный образ России в умах индийцев, был на дружеской ноге с индийски­ми князьями (раджами) и интеллигенцией. Василий Оскарович приятельствовал с влиятельным редактором газеты «The Times of India». Л. Д. Фрезером, принимал у себя выдающегося дея­теля национально-освободительного движения Б. Г. Тилака[4].

Причем, Балу Гангадхар Тилак, один из самых ярких борцов за независимость Индии от британского колониального господства, сам проявил повышенный интерес к русскому представительству. Он справедливо полагал, что для руководства будущим восстанием понадобятся командиры из патриотически настроенных индийцев, получившие современное военное образование. Поскольку англичане дальновидно препятствовали тому, чтобы индийцы получали такое образование в английских военных академиях, подготовить индийских офицеров можно было только за границей. И Тилак решил сделать такую попытку. Несмотря на то, что в Бомбее были консульства таких стран, как Германия и Австро-Венгрия, — далеко не дружественные Британии державы, — Тилак, для своих далеко идущих планов выбирает русское консульство. Он обратился к Клемму с просьбой посодействовать направлению индийцев в русские военные учебные заведения.

Василий Оскарович, весьма благосклонно относился к Тилаку, во всем шел ему навстречу, порой явно переступая предписанные ему служебными обязанностями рамки. “Враг моего врага мой друг”, — и русский консул прекрасно понимал, с кем имеет дело. Для Клемма было абсолютно понятно, для чего его индийскому “другу” нужны обученные по-европейски офицеры. Вот, что пишет Василий Оскарович в своём донесении в Петербург:

“Вчера вечером меня посетил влиятельный маратский брамин Бал Гангадхар Тилак, один из самых известных и деятельных членов Индийского национального конгресса в Бомбейском президентстве. Несколько лет тому назад этот индус был предан суду и присужден к тюремному заключению на три года за статьи в издававшейся им газете, которые признаны были революционными. Недавно бомбейская администрация пыталась вновь привлечь его к ответственности по одному уголовному делу, но после довольно долгого предварительного заключения и разных мытарств ему удалось добиться полного оправдания, но лишь в высшем бомбейском суде. Поэтому чувства Тилака к англичанам и их владычеству в Индии далеко не дружественные, и он этого отнюдь не скрывает. Я встречался с этим индусом и раньше, и он всегда расспрашивал меня обстоятельно о России, о наших отношениях к инородцам, о правах последних и т. п. Мое заявление, что у нас всякий инородец, получивший надлежащее образование, пользуется равными правами с коренными русскими, производило на него сильное впечатление.

На этот раз Тилак обратился ко мне с вопросом, принимаются ли у нас инородцы в военные школы. Я ответил, что очевидно да, так как у нас в армии, насколько мне известно, есть немало офицеров и даже генералов из мусульман. Тогда он спросил, приняли ли бы индусов в эти школы. «Дело в том, — сказал он, — что мы давно уже тщетно добиваемся открытия военного училища в Индии или допущения молодых индийцев в английские военные школы. Когда герцог Конноутский[5] после службы своей в Индии покидал эту страну, собран был по подписке, в которой участвовали почти все туземные князья, капитал на учреждение военного училища его имени. Его высочеству мысль эта очень понравилась, и он обещал нам свою поддержку, но англо-индийские военные власти, и правительство, и статс-секретарь по делам Индии признали это совершенно нежелательным, и проект не мог быть осуществлен. Теперь, как Вы знаете, в туземной индийской армии индиец может только выслужиться из нижних чинов, и то лишь до чина майора-субадара, для чего ему надо предварительно прослужить по крайней мере лет пять рядовым, в крайне унизительных для порядочного человека условиях.

С этим нам приходится мириться, как и с тем обстоятельством, что даже вспомогательные войска туземных княжеств (Imperial service troops) поставлены под начальство английских офицеров. Англичанам и этого, однако, не достаточно, и они теперь добираются до собственных небольших военных контингентов некоторых туземных князей, причем они указывают на то, что войска эти ни к чему не пригодны, так как некому обучать их надлежащим образом, а настоящих офицеров из индийцев неоткуда, мол, взять. Между тем, у всякого раджи есть сыновья и родственники, которых ему надо так или иначе пристроить и для которых военная карьера представляла бы самое лучшее поприще, если б только у них была возможность подготовиться к ней надлежащим образом. Вот у нас и явилась мысль добыть себе в чужой стране то, в чем англичане нам так упорно и неосновательно отказывают, т. е. познания в военном деле.

Мы (Подразумевается, очевидно, Национальный конгресс (примеч. консула)) хотели бы послать несколько юношей из хороших семей в какую-либо страну для военного образования, и наиболее подходящею для этого кажется нам Россия. Мы желали бы поэтому знать, могли ли бы индийские юноши поступить в военные школы разных родов оружия в России и получить там полное образование, необходимое для офицерского чина». На мое замечание, что ведь в Индии недавно учреждено было нечто вроде кадетского корпуса для княжеских сыновей, мой собеседник только рассмеялся. «Разве Вы не знаете, — сказал он, — что это просто комедия. Никогда ни один из этих кадетов не попадет не только в британский, но и в туземный полк, потому что английские офицеры решительно отказываются принять их в свою среду равноправными членами. И, наконец, — добавил он, — это совсем не то, что нам нужно. Нам нужны люди, которые были бы действительно равными по познаниям английским офицерам, а по возможности даже выше последних и при этом во всех родах оружия, а не только по пехоте и кавалерии».

Я сказал Тилаку, что не могу ответить ему на его вопрос, не справившись в Петербурге, так как я не могу припомнить случая, чтобы какой-нибудь иностранец воспитывался в русском военном учебном заведении, за исключением только болгар, да еще сына Бухарского эмира, из которых последнего, собственно говоря, нельзя и считать иностранцем. «За сим, — сказал я, — надо иметь в виду, что поступление индусов в русские школы вызовет в Англии сильное раздражение. Если б для русского правительства это и могло быть безразличным, то для родителей этих юношей это было бы сопряжено, быть может, с большими неприятностями». — «Этого мы вовсе не опасаемся, — поспешно перебил меня мой собеседник, — это мы все уже предусмотрели, и дело будет так устроено, что англичанам никак нельзя будет придраться к нам, лишь бы русское правительство по своим политическим соображениям не признало нежелательным навлечь на себя неудовольствие англичан, оказывая нам это одолжение».

Я объяснил далее Тилаку, что для поступления в русскую школу требуется довольно основательное знание русского языка, что воспитанникам нужно носить установленное форменное платье, жить вместе с другими без всяких кастовых предрассудков и т. п. «Это, — сказал он, — все мелочи, с которыми мы легко справились бы. Само собой разумеется, что юноши явились бы в Россию с некоторым знанием русского языка, в котором они там, на месте, быстро усовершенствовались бы. Мы послали бы, конечно, интеллигентных и способных молодых людей, с достаточными познаниями в разных науках».

В заключение мой собеседник просил меня навести справки по интересующему его вопросу, и притом как можно скорее и по возможности совершенно негласно. «В случае неудачи, — добавил он, — нам останется только попытать счастья в Японии, что, по некоторым соображениям, нам не хотелось бы делать». Я сказал ему, что дело очень быстро сделано быть не может, но что я надеюсь дать ему окончательный ответ не позже начала или середины марта нового стиля”[6].

Однако, сообщение Клемма не нашло благоприятного отклика у Петербурга, которое, не желая предпринимать откровенно враждебные по отношению к Англии действия, прислало отказ, мотивированный тем, что Россией иностранные офицеры могут быть приняты на обучение только с согласия своих правительств. Вместе с тем оно соглашалось принять индийских мальчиков в кадетский корпус, что, вероятно, представлялось ему безобидным с политической точки зрения шагом.

А тем временем, обеспокоенные активностью русского консула, британцы не сводили с него глаз.

В.ФЕТИСОВ

Продолжение следует

На заставке: Бомбей. Вилла Малабар. Резиденция губернатора Бомбейского округа. Ок. 1905 г. Из личной коллекции М. К. Басханова

[1] АВПРИ, ф. 214 Генеральное консульство в Бомбее, оп. 779, д. 50, л. 7.

[2] АВПРИ, ф. 147 Среднеазиатский стол, оп. 485, д. 1029, л. 182-186.

[3] Там же.

[4] Тилак Локаманья Бал Гангадхар (1856 1920, Бомбей, Британская Индия) — индийский националист, консерватор, сторонник ортодоксального индуизмаи борец за независимость Индии от британского колониального господства: первый лидер индийского движения за независимость — «сварадж», букв. «своя власть», участвовал в деятельности Индийского национального конгресса (ИНК). Неоднократно приговаривался к тюремному заключению, в 1908 году — к 6 годам каторги.

[5] Артур Уильям Патрик, принц Великобритании, герцог Коннаутский и Стратернский (1850 – 1942) — третий сын королевы Великобритании Виктории, британский фельдмаршал. С 1886 по 1890 был главнокомандующим бомбейской армией.

[6] Донесение генерального консула в Бомбее директору Первого департамента Министерства иностранных дел Н. Г. Гартвигу 1 от 28 декабря 1904 г. 110 января 1905 г., за № 92. АВПР, ф. Посольство в Лондоне, д. 1, 899, л. 165-170.