Заслуженный деятель искусств Узбекистана, профессор, художественный руководитель и главный дирижер Государственного камерного оркестра народных инструментов «Согдиана» Фируза Абдурахимова преданно служит искусству, отдавая всю себя без остатка.
Она с детства грезила музыкой, которая впоследствии оказалась сильнее других пристрастий. После окончания с отличием Ташкентской консерватории (класс дирижирования заслуженного деятеля искусств Узбекистана и Каракалпакстана, лауреата Государственной премии, профессора А.И.Петросянца и класс рубаба-примы доцента В.Я.Борисенко), талантливую выпускницу оставили в этом вузе на кафедре оркестрового дирижирования, где она и работает по сегодняшний день.
Замечательный музыкант и педагог, она воспитала целую плеяду прекрасных музыкантов, оставаясь для них непререкаемым авторитетом. Достаточно назвать заслуженного артиста Узбекистана Камолиддина Уринбаева, заведующего кафедрой оркестрового дирижирования Гайрата Абрарова, доцента Манзуру Акмалжанову и других. За ее плечами сотрудничество со многими коллективами, дирижёрами, солистами из разных стран, различные проекты в виде фестивалей и концертов, издание и редактирование учебных пособий, сборников для оркестров и многоголосных ансамблей узбекских народных инструментов. Абдурахимова создала из узбекских народных инструментов уникальный камерный коллектив «Согдиана», с которым побывала в Испании, Германии, Франции, Чехии, Австрии, Швеции, Америке, Индии, России, и других странах. У этого оркестра уже давно появился своей преданный слушатель, не жалеющий в его адрес своих ладоней. Ведь каждый концерт Лауреата Международных конкурсов и фестивалей «Согдианы», как правило, заканчивается несмолкаемыми овациями, чему не раз была сама свидетелем.
У стороннего наблюдателя, читающего эти строки, возможно, создастся обманчивое впечатление: Абдурахимовой все дается легко, с блеском и сразу. Но лишь она сама точно знает, сколько ступеней мастерства ей пришлось преодолеть на этом пути и сколько титанического труда вложить. О призвании, сложностях профессии, качествах, которыми должен обладать дирижер и многом другом наша беседа в канун женского праздника с Фирузой Равшановной, у которой этот год юбилейный.
— Вся ваша жизнь связана с ташкентской консерваторией и вот уже двадцать девять лет — с «Согдианой». На мой взгляд, у вас к ним особое отношение?
— Вы правы. И в консерватории, и в своем оркестре я чувствую себя, как дома. Первому коллективу отданы почти пятьдесят лет моей жизни, а второму – двадцать девять, а это, конечно, большая жизненная школа. Тут и лекции, работа в течение 33 лет со студенческим оркестром и индивидуальные занятия со студентами, и камерный оркестр «Согдиана», с которым я вышла на сцену в 1992 году.
— И вот уже третье десятилетие ваш оркестр живет напряженной, но очень интересной и насыщенной жизнью, вмещающей концерты, записи, радио и телевизионные эфиры, фестивали, гастроли. У вас ни один оркестрант не расслабляется ни на минуту. Даже на репетиции они стараются быть готовыми на все 100 процентов. И не могут не только допустить ни одной фальшивой ноты, но и играть не тем нюансом, не тем звуком.
— Мы очень много репетируем и часто выступаем перед слушателями разных возрастов, причем, играем в самых разных залах, среди которых встречаются и не совсем приспособленные к восприятию той или иной нашей программы. Но я делаю это сознательно, потому что хочу их как можно больше приобщить к нашему искусству, особенно юное поколение, чтобы они смогли пойти за исполнителем целиком, всем сердцем, проникнуться создаваемым образом. Так что наш творческий поиск продолжается. Мы постоянно обновляем свой репертуар.
— Около 1000 опусов – таков репертуар вашего многопрофильного оркестра, исполняющего не только народную музыку. Высокий уровень коллектива позволяет интерпретировать и западноевропейскую классику, и современную, и популярную музыку, и джаз, и народную, и произведения композиторов Узбекистана, не так ли?
— Да, в репертуаре «Согдианы» очень много высокохудожественных произведений, требующих большого исполнительского мастерства, эрудиции, знаний. Учим мы быстро, но тщательно оттачиваем, шлифуем и только после этого выносим новое произведение на суд нашего слушателя.
— За 29 лет работы со своим детищем, что было особенно сложным?
— Трудностей было много. Начиная с создания оркестра. Это был сложный период становления Независимости нашей республики, с которой мы ровесники, а нам необходимо было найти средства для приобретения музыкальных инструментов. Но здесь, благодаря фортуне в лице узбекского мецената Таймурата Юнусметова, нам сказочно повезло. И когда, с его помощью появились инструменты и первые концертные костюмы, мы стали работать, прежде всего, над звуком. С моей точки зрения, это самое главное. Техника есть у всех, все заканчивают консерваторию. А вот, как будет звучать тембр оркестра, – важно. Мне хотелось, чтобы он звучал, как человеческий голос, разговаривал. Тогда и публика музыку лучше понимает.
— Набрав за эти годы с «Согдианой» скорость, вы упорно не снижаете ее, находя все новые и новые возможности для роста оркестра. Главное – вы не форсируете этот процесс и не поддаетесь суетному желанию нравиться всем подряд, «быть впереди планеты всей». А если жизнь предлагает вам задачу за задачей, как вы их решаете?
— С горячим сердцем и спокойным умом (улыбается).
— Фируза Равшановна у вас очень четкая дирижерская рука. Вы всегда воспринимаете публику, с легкостью идете на импровизацию, и это получается у вас интересно, достойно. На ваш взгляд, талант дирижера – в чем?
— Если человек дирижирует не нотами, а смыслом; если постигает не букву, а энергетику и дух произведения, – тогда он дирижер.
— А если, становясь перед оркестром, он во время концерта только показывает вступления, отмечает форте и пиано и демонстрирует струнникам, как надо делать вибрато?
— У каждого дирижёра свой подход к выражению музыки, каждый из нас использует свои мануальные средства и музыкальные возможности. И слушатель всегда поймёт, где правда и искренность, а где ложь, то есть простое тактирование или наигранное, ничего не выражающее махание руками.
— Какими, на ваш взгляд, личностными качествами должен обладать дирижер?
— Прежде всего, быть человеком во всех ипостасях, не забывать, что его инструментом являются живые люди, что он должен уметь брать на себя ответственность за всё, что происходит в коллективе и, конечно же, быть лидером, обладать харизмой, музыкальным вкусом, терпением, трудолюбием, твердостью характера, волей.
— Ни для кого не секрет, что некоторые мужчины-дирижеры скептически относятся к женщинам-дирижерам, считая эту профессию неженским делом, и даже в наше эмансипированное время многим привычнее видеть за пультом представителя сильного пола. И если в мире бизнеса женщина-руководитель уже не удивляет, то мир классической музыки держится за патриархальные устои, и отдавать дирижерскую палочку в женские руки здесь не спешат. Например, выдающийся музыкант современности Юрий Хатуевич Темирканов как-то сказал: «Дирижер-женщина – это противоестественно…». Правда, позже, маэстро признался, что женщины могут быть дирижерами. И он не против того, чтобы они дирижировали. Вот только ему это не нравится. И это вопрос его вкуса…
— Согласитесь, о вкусах не спорят. Но я не думаю, что это только мужская профессия. Я исхожу из одного из определений того, что есть искусство. Это – анализ и отражение мира через конкретную личность. Ведь все исполнители разные. Например, партитура Шестой симфонии Чайковского или Седьмой Шостаковича, прочитанные разными музыкантами, звучат несколько иначе. Потому что каждый из них создает на основе материала, сочиненного композитором, свой собственный мир. Так почему это не может сделать женщина?
Практика показывает, что во многих оркестрах Европы сегодня женщина за дирижёрским пультом – явление обычное, где главным критерием является умение убедительно интерпретировать и донести до слушателей музыкальное произведение любой сложности. Признаюсь вам честно, когда я дирижирую, я чувствую себя проводником, через которого проходит особая энергия, помогающая раскрывать музыкальное произведение. В день концерта во мне каждый раз включается определённый импульс, ведущий меня по программе, которой мне предстоит дирижировать, и я всегда испытываю какое-то лёгкое волнение внутри, не проходящее и после выступления. Ни о чём другом в этот момент я думать не могу. Я уверена, аналогичное состояние знакомо не только мне, но и многим моим коллегам. А своим музыкантам и студентам я не устаю повторять: когда вы на сцене, играйте, так, как в последний раз, с полной отдачей. И когда я вижу уходящих после концерта слушателей с сияющими глазами, я невероятно счастлива.
— А вы свое первое выступление за дирижерским пультом помните?
— Да, помню! Это был мой выпускной экзамен в Самаркандском музыкальном училище, для которого мы сами инструментовали дипломные произведения. Я дирижировала Концертом для фортепиано с оркестром Ре-мажор австрийского композитора Йозефа Гайдна. У него огромное творческое наследие, среди которого жанр инструментального концерта, написанный для различных инструментов, занимает достойное место. Правда, у них довольна странная судьба: многие из них утеряны. Что касается клавирных концертов, то из одиннадцати написанных сохранилось только шесть. И у многих на слуху четвертый и одиннадцатый, которым я и дирижировала.
— Оба эти концерта отличаются легкостью, простотой восприятия, интересными мелодиями, с отдельными – необыкновенно красивыми и лиричными фрагментами, вызывающими, безусловно, восхищение!
— К тому же они очень гармоничные, красивые, наполненные позитивом. Музыку Гайдна, в которой он передавал чувства, мысли, настроения своего времени, любили и тепло принимали его современники. Кстати, она и сегодня близка нашему времени. Очень любил исполнять Гайдна и великий Святослав Рихтер. В моём же случае за роялем была учащаяся музыкального училища. До сих пор помню, как мне было сложно в тот период: не хватало ещё знаний и практического опыта работы с коллективом. К счастью, меня никогда не покидала неутолимая жажда познания, и я всегда шла к поставленной цели. Признаюсь, этот огонь до сих пор движет мною, не давая успокоиться.
— Говорят, ваши педагоги и сокурсники поздравляли вас с дебютом, отметив детальное проникновение в партитуру Гайдна и чуткий аккомпанемент оркестра под вашим управлением. Мне рассказывали об этом, когда я проходила практику в Самаркандском музыкальном училище.
— Как приятно это слышать от вас.
— А роль дирижера-диктатора вам по душе или нет?
— Нет, это не моё. Дирижер, как я уже говорила, в первую очередь, должен обладать человеческими качествами, быть дипломатом, хотя определённая доля деспотизма, не скрою, присутствует, но не более. Он должен уметь потребовать с людей, не обидев их. Хотя, если нужно, могу и нажать – с профессиональной точки зрения. Во время работы с оркестром, я часто вмешиваюсь в штрихи и артикуляцию, фразировку и т.д. Я всех своих музыкантов уважаю, считаю каждого из них личностью, многие из них – уже зрелые исполнители, которые созрели для коллективной игры. Моя задача – раскрыть их возможности полностью, и все! Здесь уже вступают в силу законы психологии и законы камерного оркестра. Ведь я, создавая «Согдиану», учитывала при наборе музыкантов три основных фактора: человеческие качества, психологическую совместимость и их осознанное отношение к профессии. И потом на сцене должно быть не диктаторство, а воля, которую музыканты ощущают как свою. Единственный способ самовыражения для дирижера – это музицирование с оркестром.
— А как вы репетируете со своим коллективом – долго или нет?
— По-разному. У меня всегда готов план репетиции. Поэтому я точно по минутам знаю, с чем прихожу к своим музыкантам и когда, какое произведение должна закончить, чтобы начать следующее. А поскольку они очень усидчивы и любят репетировать, я нередко стараюсь работать с ними интенсивно, но компактно, и иногда отпускаю их чуточку раньше. Репетиции – самое благодатное и любимое занятие для меня. Скажу, почему. Именно в этот момент мои музыканты психологически очень свободны – они могут выразить своё отношение и своё понимание произведения, предложить те или иные исполнительские приёмы, помогающие раскрыть замысел композитора. И я это в них очень ценю, потому что в этом раскрывается их осознанное отношение к музыке. По своему опыту знаю, что иногда репетицию лучше укоротить, но сделать ее более интенсивной. Но бывают случаи, когда мы работаем до последнего, используя каждую секунду отпущенного нам времени, а перед предстоящим концертом предпочитаем встречаться каждый день без выходных.
— Кстати, какие качества вы больше всего цените в людях?
— Человечность, любовь к людям, способность гореть своей работой.
— Если у вас есть выбор, каким произведениям вы отдаете предпочтение; есть ли у вас любимые оркестровые партитуры?
— Сейчас я стала чаще обращаться к барочной музыке, которая меня в последнее время особенно зацепила. Она – целый мир. Это зажигательная, понятная и глубочайшая музыка, которую надо слушать. Эпоха барокко подарила нам сочинения Скарлатти, Вивальди, Корелли, Монтеверди, Букстехуде, Генделя, Баха, которые я включаю в наши концертные программы.
— А когда вы берете незнакомую партитуру, интересен ли вам контекст, в котором она создавалась?
— Вы имеете в виду литературу, изучаю ли я ее? Непременно. Читаю все, что связано с композитором и его произведением. Эта информация будит мою фантазию, вызывает ассоциации, помогает выявить связи. Во время этого подготовительного процесса я думаю, обобщаю, размышляю. И сочувствую тем, кому неинтересно, что кроется в звучании древних узбекских традиционных мелодиях, чем характерен шотландский фольклор или арабский, что Шуман сказал о Брамсе, или Чайковский о Моцарте.
— Когда-то великий маэстро ХХ столетия Евгений Мравинский признался в одном из интервью, что каждый раз идет на выступление как на эшафот. Так велика ответственность. А вы идете как на эшафот или как на праздник?
— Поначалу я шла как на эшафот, волновалась. Но с приобретением практики общения и работы с оркестром волнения, безусловно, стало меньше. То есть я всегда нахожусь в лёгком возбужденном состоянии, потому что никогда невозможно предугадать реакцию публики. Однако моя спина, где-то минуты через две, чувствует зал: есть он или нет. Я имею в виду тишину. Если все молчат, не кашляют, не разговаривают, значит, слушают. А вот малейшее нарушение этой тишины, что бывает крайне редко, подсказывает мне, что я одна. И тогда ответственность моя возрастает. Вот поэтому я и прошу своих музыкантов играть, как в последний раз.
— Если случаются неудачи, вы сильно переживаете?
— Конечно, переживаю. Очень переживаю. Долго анализирую, ищу причину, если вдруг случилась ошибка.
— А когда зал взрывается аплодисментами, что вы в этот момент чувствуете?
— Безмерное счастье. Это же энергия, отдача. Это один из позитивных моментов, дающий возможность ощутить, что работа твоя не ушла в песок. И это, безусловно, необыкновенно питает.
— Каким бы вам хотелось видеть свой оркестр, скажем, лет через десять?
— Сложный вопрос. Всё находится в движении. Мы ведь сами меняемся, как меняется многое и в нашей стране. Однако культура, слава Богу, держит. Вместо дипломатии мы стараемся любым концертом привлечь к себе публику, растопить ее сердца. Музыка, безусловно, спасает. Она – всемирная гармония. Это единственное искусство, воздействующее на человека напрямую. Как верно выразился когда-то Николай Васильевич Гоголь – что с нами будет, если музыка нас оставит? Вот поэтому хотелось бы видеть и слышать свое детище – оркестр «Согдиана», если буду на тот период жива и здорова, совсем другим – обновлённым, вбирающим в себя лучшие достижения исполнительской культуры уже нового времени.
Беседовала Инесса Гульзарова, музыковед.
Фото из архива оркестра «Согдиана».
