Вспоминая Индию. Полемика в душном купе индийского поезда

— Вот и вокзал,- прерывая затянувшееся молчание, произнес Ананд Каранвал и кивнул на громоздкое здание: похожую на дворец европейскую постройку чрезмерно декорированную в восточном стиле: купол, башни, многочисленные арки.- Это одна из достопримечательностей Бомбея – железнодорожный вокзал Виктория Терминус. Он был открыт в 1888 году и назван в честь Виктории – тогдашней королевы Великобритании.

Я перевел его слова, но никто в минивэне не отреагировал. Мои попутчики: генеральный директор студии «Узбекфильм» Алохон Ходжаев, его заместитель Чингиз Шакиров, режиссер Сабир Назармухамедов явно не желали общаться со своим индийским коллегой. Входил в эту творческую группу и я, как один из соавторов сценария фильма под условным названием «Любовь не признает границ». Ну и по совместительству – как переводчик, знающий немного английский язык.

Машина остановилась, и мы, забрав багаж, последовали за Анандом.
— Не отставайте от меня и будьте внимательны, как я уже говорил, здесь полно карманников и мошенников, — предупредил он. И вовремя, какие-то типы, выкрикивая: «Кули, кули», что они, мол, грузчики, стали выхватывать наши чемоданы. Но мы, судорожно дергаясь и крепко держа свои вещи, с трудом, но отбились от непрошенных помощников. На всякий случай, кто знает, не убегут ли с багажом они восвояси.

— А внутри, смотрите, как богато: резьба по дереву, железные перила, лестница с балюстрадой! Впечатляет! — успевает заметить Сабир.
— Но и мусора хватает, а народу, вообще, больше чем людей,- недовольно бурчит Чингизака. Особенно много пассажиров на перроне.

Одни мельтешат пред тобой, куда-то спешат, толкаясь и отпихиваясь, другие устроились со своим скарбом прямо на полу и поглощая припасенную снедь, ждут нужный им поезд. Есть и такие, кто спит, прикорнув у стены.

Наконец мы у нашего вагона. Холодно, накоротке прощаемся с Анандом, особенно недовольный вид у Алохонаки. Когда он поднимается по ступеням подножки, даже его спина выражает крайнюю степень негодования. Оно и понятно, недельное пребывание в Бомбее было не таким продуктивным, как мы рассчитывали. Мало сказать, что Ананд не особо отличался пунктуальностью, что, впрочем, не удивительно, учитывая менталитет его соплеменников. Ни разу не было, чтобы он пришел на встречу в обговоренное время, а пару раз вообще не объявился. И два дня прошли в томительном ожидании. Можно представить, как осточертел нам номер третьеразрядного отеля.

А ведь можно было провести время более приятно. Уже наутро следующего дня, как мы разместились, Чингизака обратил наше внимание на открывавшуюся в окне панораму: живописная береговая линия, неохватный простор Аравийского моря, откуда дул приятный ветерок.

— Может на пляж сходим, смотрите, как там хорошо?,- бросив взгляд на Алохонаку, забросил он удочку.
— Успеем на пляже побывать,- ответствовал тот, сортируя прихваченную из дома кипу газет и журналов. — Как у нас говорят: «Иш бор ерда ош бор» — «Где работа, там и еда». Давайте решим первым делом спорные вопросы, а их, сами знаете, уйма. Уйдем, а вдруг Ананд придет, нас нет, потом скажет, что приходил, никого в номере не застал и ушел. Нет, будем его ждать здесь.

В разговор решил вмешаться и я: — Хочу предупредить, что здесь в Бомбее, как и в других городах, нечистоты, мусор сбрасывают прямо в море. И по канализации, и просто по стокам. Также поступают и предприятия со своими отходами. Так что, представляете, какой бульон из бактерий и микробов бурлит в этих водах.

— Это как в дерьме купаться, получается?
— Получается, что так. В Мадрасе, к примеру, мы уезжали за сто километров от города, чтобы покупаться. Напоминаю еще раз, не пейте воду из-под крана, только кипяченную, не ешьте на улице и вообще, как говорится, соблюдайте личную гигиену. А самая лучшая профилактика – это сто грамм перед каждым приемом пищи.

Видно было, что последняя ремарка пришлась коллегам особенно по душе. Когда в предпоследний день пребывания в Бомбее наш индийский коллега объявил, что назавтра мы возвращаемся в Дели поездом, я, переводя его слова, не выдержал и матюгнулся. Потом объяснил такую свою реакцию: — За годы в Индии передвигался самолетами, чаще автомобилями, иногда автобусами. Бывало, ездил на вело и моторикшах. Но вот на поездах никогда, ни разу.

— Что так? Случая не было? – поинтересовался Сабир.
— Честно говоря, опасался поездов. Индия занимает первое место в мире по числу ЧП на железке. Ужасная катастрофа случилась в штате Бихар в 1981 году, за пару месяцев до моего приезда в Мадрас. Тогда с моста в реку Багмати опрокинулись семь из девяти вагонов пассажирского поезда. Так как в нем было много безбилетников – они просто договариваются с проводником, платят ему и едут – нет точных данных, сколько человек он перевозил. По некоторым данным – до трех тысяч. В течение пяти дней было обнаружено более 200 тел погибших, несколько сотен пассажиров пропали без вести. Высказываются мнения, что погибли от 500 до 800 человек. Представляете картину, река, а в ней трупы, трупы… Брр, представишь и не по себе становится.

— А с чем это связано, почему столько ЧП на ней?
— По мнению экспертов, индийская железка остается почти в том же неизменно виде, в каком ее оставили англичане-колонизаторы. То есть обветшалое оборудование, разболтанные пути, плюс пренебрежение техникой безопасности.

Видно было, что мои слова произвели впечатление. Наступило тягостное молчание, которое разрядил Алохонака: — Слушайте, получается, что мы здесь последний вечер. Может быть, на пляж, наконец, сходим…

В Бомбее есть знаменитая набережная Марина драйв с пляжем Чоупатти. В один из дней нас свозили туда. Действительно, обрамленная с одной стороны величественными зданиями, похожими на дворцы – в этом районе живут ну очень успешные горожане, а с другой, ежесекундно омываемая волнами Аравийского моря, набережная производит неизгладимое впечатление.

На Чоупатти купаться запрещено – из-за токсичности прибрежных вод. Пляж же, куда мы пришли, находился вдали от центра города. Но также мог похвастаться длинной песчаной полосой, украшенной тропической зеленью, пальмами. Как ни странно, он был малолюдным и мы были единственными, кто решился там поплавать. Купаясь, старались не мочить голову, чтобы предотвратить попадание вредоносных микроорганизмов через рот или нос внутрь. Предохранялись, так сказать. Затем с наслаждением позагорали на белоснежном шелковистом песке. В целом, это морское купание оставило самое приятное воспоминание от поездки в Бомбей.

— Эх, сейчас бы на пляж,- не раз говорили мы, находясь в душном купе поезда. Ананд взял нам билеты на Slipper Class (Code-SL), это аналог наших плацкартных вагонов. Билеты на них дешевые, поэтому он популярен у местных. К тому же, как нам сказали, индийцы нередко приобретают один билет, а едут целым семейством, располагаясь на одной полке.

Готовясь к путешествию, Алохонака стал переодеваться: прикрываясь газетой, снял брюки, достал из сумки шорты, натянул их. Сорочку также заменил майкой. Потом прилег на полку и невозмутимо стал решать кроссворды, не обращая внимания на то, что попутчики беспардонно разглядывали нас. Несмотря на азиатскую внешность, мы все же отличались от местных и одеждой, и поведением, да и язык наш не был схож ни с одним из индийских. Видимо они и гадали, кто мы, откуда? Объяснения, что мы из Узбекистана ничего им не говорили. Не было у них реакции и на такие наши бренды, как «Бухара», «Самарканд», «Хива». Также, как и на наши слова о том, что почитаемый у них шах Акбар Великий был внуком Бабура, нашего земляка. Лишь когда мы упомянули о Советском Союзе, который незадолго до этого распался, они поняли откуда мы и стали повторять «Раша», «Раша». Что и говорить, познания в географии у них были слабоватые.

Когда поезд тронулся, проводник проверил билеты, потом раздал белье, не новое, нужно отметить. Матрасов не предложил, но они и не нужны были: полки оказались мягкими, причем шире и длиннее наших. Вагоны выше, но лавок для багажа предусмотрено не было, его сложили в отсек под нижней полкой. Ценные вещи держали при себе, на ночь примостили под голову.

Кондиционера в вагоне не было, зато с шумом вертелись пропеллеры большого вентилятора, торчащего из потолка. Зарешеченные окна были открыты, на них не было створок вообще и купе продувалось, что, в принципе, было здорово, так как от набившегося люда исходил гремучий букет, смесь немытого тела, специй, благовоний. Поезд шел медленно и останавливался почти также часто, как наш любимый ташкентский трамвай. И подобно морским приливам и отливам, какая-та часть пассажиров на станциях покидала вагон, а их места с шумом занимали новые лица.

У нас с Сабиром были верхние полки и до того, как расположиться на ночь, мы сидели внизу. Поэтому на наши лавки никто из местных не подсаживался. Где-то в двенадцатом часу свет в вагоне вырубили, лишь ночник слабо разбавлял тьму. Время спать, и мы полезли наверх. Часа через три проснулся оттого, что потянуло в туалет, хотел было спуститься вниз, но увидел, что там не пройти. В ногах у Алохонаки сидела пара мужиков. То же самое и у Чингизаки. Объятый Морфеем, он лежал на спине. Пол между ними был заполнен пассажирами и их багажом. Молодая индианка в красивом шифоновом сари сидела прислонившись боком к полке. Голова ее покоилась на правой руке, левая, прикрывая лицо, была закинута вверх, причем ладонь примостилась в районе паха Чингизаки. Утром никого из этих попутчиков уже не было, видимо сошли на своих станциях ночью.

— А индийцы в реальной жизни мало похожи на сентиментальных и приятных милашек, которых мы видим в их фильмах,- заметил Чингизака, наблюдая как юноша-калека, сноровисто передвигаясь на корточках, выметает щеткой мусор из купе. Находясь в поезде, мы постоянно наблюдали, как пассажиры бросали стаканчики от чая, кожуру от бананов и другие отходы, прямо на пол, под ноги, или в окно. Потом решили, что это от того, что там не было ящиков, урн. Раз в день уборщик сгребал мусор, получая от пассажиров свои гроши. А вот вдоль железнодорожных путей, видимо, никто не убирал, потому там все было в свалках и помойках.

Мы уже позавтракали, к слову, с пищей проблем не было, постоянно разносили чай, снеки, напитки и фрукты. Да и наши домашние припасы: казы, патыр, сухофрукты, еще не исчерпались. Сидя у окна, любовались картинками, мелькающими за ним. Еще накануне, когда только отъехали от Бомбея, заметили, что пока видишь только природу, поля и сады, то все мило и красиво, но как только начинаются города и даже деревни, то начинается беспросветная грязь и убогость жилищ.

— Это точно,- продолжая мысль своего зама, заметил Алохонака.- В индийских фильмах, к примеру, герои обычно в меру упитанные, что свидетельствует о том, что они могут себе позволить нормально питаться, отдыхать, то есть делать то, о чем мечтают многие индийцы. В массе же своей они тощие и не такие жизнерадостные, как их показывают на экране.

Несмотря на довольно раннее время, перед завтраком пропустили по стопке, чисто для профилактики, как говорится, здоровья для. Потому настроение было благодушное, мы уже попривыкли к дорожному быту, к тому, что нас окружает в душном купе.

— Ну как, вам понравились ласки той девушки?- спросил я, обращаясь к Чингизаке.
— Какой такой девушки?- живо заинтересовался Алохонака. Чингизака, не понимая моего вопроса, недоуменно посмотрел на меня.
Я рассказал о картинке, уловленной ночью при тусклом свете ночника: — Мне сверху даже показалось, что ее шаловливые пальчики постоянно шевелились в районе вашего паха.

— Что ты все выдумываешь, не было ничего этого,- фыркнул Чингизака.
— Ты посмотри, какие тут страсти-мордасты разыгрываются,- подыграл мне Алохонака,- молодец, Чингиз Расулович, не упускаете время даром, а я тут ни сном ни духом, и не ведаю, что рядом происходит.

— Потому что мы с вами спим сном праведника,- сказал Сабир,- а у них, видите, всякие фантазии в голове.
— Как говорили мудрые, сны это всего лишь розыгрыши фантазии,- ответил Чингизака и кивнув в мою сторону, продолжил,- мало ли чего нафантазировал наш друг.

— Кстати сказать, сколько мы находимся здесь, не встретил ни одной девушки, которая привлекла бы внимание, зацепила бы,- подметил Сабир.- Ни на городских улицах, ни в поезде. Даже на съемочной площадке, когда нас возили в киностудию, помните, там еще ставили кадры с танцами, танцовщицы все такие накрашенные, намалеванные, смотреть тошно.

— Настоящие красавицы те, кто относятся к привилегированным сословиям. Они тут по улицам не шастают, либо передвигаются на автомобилях, либо вообще стараются днем не выходить из дома, сидят под кондиционерами, а если едут поездом, то в кондиционированных вагонах. Следят за собой, холят себя. У них все сконцентрировано вокруг белизны кожи. Поэтому они не любят загорать – на солнце кожа индианок покрывается, почему то, черными пятнами, которые с трудом выводятся. Нужда, повседневные заботы, хлопоты, поиск пропитания быстро превращают привлекательных девушек из низших слоев в дурнушек. Их мы и видим на улицах.

К слову, алкоголь, выпитый с утра, чуть не сыграл со мной злую шутку. Хотя Бомбей с Дели связывают прямые железнодорожные маршруты, скряга Ананд купил нам билеты с пересадкой, что обошлось ему дешевле. Занятый разговором и находясь немного подшофе, я и забыл, что на станции, сейчас не помню ее названия, мы должны пересесть на другой поезд. Когда поезд в очередной раз остановился, Сабир неожиданно вспомнил:

— Слушайте, а на какой станции у нас пересадка?
Меня как током прошибло, вскочил с места и побежал искать проводника, благо тот стоял на перроне рядом с вагоном. Он посмотрел билет и показав на состав, стоящий на противоположенной стороне перрона, сказал, что мы должны пересесть на него.

— Поторопитесь, он сейчас должен отойти.
А ведь в Бомбее Ананд специально его попросил заранее нас предупредить о пересадке. В авральном порядке мы похватали свои вещи и бегом-бегом перебрались в другой поезд. Разместились в купе, ничем не отличающимся от предыдущего, такой же душный, с вентилятором на потолке. Вроде ничего не забыли из вещей. Отдышались, но я долго не мог успокоиться, представляя, что могло бы быть, если бы мы упустили этот состав. Мало того, что пришлось бы доплачивать за билеты, могли бы назавтра и на самолет в Ташкент опоздать. Ужас. Но мы едем, вроде, по расписанию и жизнь, слава Всевышнему, продолжается.

— Интересно, если у Наргис все сложится удачно, какая у нее будет жизнь,- неожиданно задался вопросом Чингизака.- Выйдя замуж, она переедет в Индию, ведь так?
— Учитывая, что герой ее романа Майур, парень из семьи не зажиточной, Наргис придется вкусить все прелести непростой индийской жизни. У женщин здесь такой быт, что не позавидуешь. Конечно, у узбечек, особенно в сельской местности, жизнь не сахар, но они, хотя бы, находятся под защитой государства, имеют социальные гарантии. То есть у них есть уверенность в завтрашнем дне, чего не скажешь об индианках.

Наргис и Майур – это имена главных героев киноленты, ради которой мы, в сущности, и приехали в Бомбей. По сценарию, ташкентская девушка Наргис влюблена в индийскую культуру. Еще в школе, она изучила язык хинди, а в хореографическом училище постигала азы восточных танцев, отдавая предпочтение, как можно без труда угадать, индийским. Индийский парень Майур – тоже танцор. Он приезжает в Ташкент на гастроли, молодые люди встречаются, у них появляются чувства друг к другу. Естественно, на пути их любви возникают разные преграды, которые они успешно преодолевают.

— Я вот и говорю, почему мы остановились на такой комбинации: узбекская девушка – индийский парень,- лицо у Чингизаки было серьезным, видно было, что он не шутил.- Почему не наоборот: узбек – индианка. Все-таки, если индийская девушка приедет на постоянное жительство к нам, тем более в Ташкент, она будет более защищенной.

— Во многом вы правы,- сказал Алохонака.- Мы даже предлагали такой вариант Ананду, но он резонно заметил, что в таком случае будущий фильм ждет провал на индийском кинорынке. Надо учитывать национальную психологию, менталитет. Вы же слышали, что он говорил, здесь настороженно относятся к межнациональным бракам, даже союзы между юношами и девушками разных каст и сословий у них редкость.

— Есть, естественно, исключения. Я рассказывал, что встречался со Святославом Рерихом, так вот его супруга Девика – актриса, первая звезда Болливуда, внучатая племянница Рабиндраната Тагора. С 1949 года они владеют усадьбой Татагуни под Бангалором, живут там постоянно. И местные жители их по настоящему любят, боготворят, потому что они кормят всю, буквально, всю округу.

— Такие случаи, единичные, а в массе своей межнациональные, межкастовые браки здесь не приветствуются.
— Этот Ананд вообще прохиндей, авантюрист какой-то,- гнул свое Чингизака.- В Ташкенте мы его и его инвесторов от всей души принимали, размещали в «Узбечке» — нашей лучшей гостинице, кормили, развлекали, программы разные составляли, а он нас устроил в третьеразрядном гестхаузе, причем постоянно заставлял ждать себя. В Дели отправил не самолетом, а поездом. По договору, получается, что он и автор сценария и режиссер с индийской стороны, хотя понятно, что нашему Сабиру одному придется везти воз как постановщику.

— Да ничего, справлюсь, где наша не пропадала,- стал успокаивать его Сабир.
— Мне тоже Ананд не нравится, я на него так зол, так зол,- Алохонака дернул рукой, как будто отмахнулся от назойливой мухи,- но надо реально смотреть на вещи. Вы ведь знаете, что у нас в стране число кинозрителей постоянно сокращается? Тем более с прошлого года Узбекистан стал независимым. То есть теперь наш кинорынок ограничивается населением республики. Перспективы проката фильма в других странах, хотя на это нужно ориентироваться, иллюзорны. Чтобы выйти на прибыль надежда одна – индийская киноаудитория, самая многочисленная в мире.

— Ну а если посмотреть на это с моральной точки зрения,- не сдавался Чингизака,- вы же знаете, что в Узбекистане тысячи и тысячи людей прямо-таки бредят Индией, ее песнями, танцами, фильмами, сколько девочек у нас названы Индирами, в честь Индиры Ганди. Да и нашу героиню назвали в честь индийской актрисы Наргис. У нас восхищаются Индией, даже не подозревая как живет ее народ. Нет, я не хотел бы, чтобы мои дочери, внучки жили здесь. А ведь если наш фильм будет создан, он станет еще одной рекламой этой страны, на которую поведутся тысячи романтически настроенных наших девочек, вот в чем вопрос.

— Возможно вы и правы,- сказал Алохонака, успокаивая своего зама.- Давайте решим так, вернемся в Ташкент и будем искать компромиссные варианты сценария этого фильма. Придется его кардинально переделывать.

Поздно вечером второго дня нашего путешествия мы прибыли в Дели. Вопрос с пристанищем на ночь пришлось решать нам самим. Вечером следующего дня благополучно приземлились в Ташкенте…

Описанное происходило в 1992 году. Тогда никто из нас не мог предвидеть масштабов тех бедствий и страданий, которые в ближайшем будущем обрушатся на наш народ. Причинами катастрофы стали застой и загнивание экономики, предопределенные экономической моделью, возникшей в 90-е годы, самодурство руководства, повсеместное воровства и взяточничество, коррупция. Закроются предприятия, еще недавно составлявшие гордость республики, а безработица станет уделом большинства жителей. В поисках работы, пропитания миллионы узбеков будут вынуждены выехать за рубеж, пополняя ряды трудовых мигрантов. Немало будет среди них женщин и девушек, которых вдали от дома приневолят торговать своим телом. Пополнят они ряды представительниц второй древнейшей профессии и в Индии, и там им будет не того, чтобы обращать внимание на окружающее вокруг. Лишь бы выжить, лишь бы отправить сэкономленные гроши домой, где бедствуют дети, родители…

Большие изменения произошли за эти годы и в Индии. Добились там многого. Но сейчас отмечу лишь, что Бомбей стал называться Мумбаи, Мадрас – Ченнай, а железнодорожный вокзал Виктория Терминус переименован в Чатрапати Шиваджи, в честь национального героя. В 2008 году этот вокзал стал основным местом действия в оскороносной киноленте «Миллионер из трущоб». А наш фильм так и не был создан.

Эльпарид Ходжаев