Так случилось, что я пришла в журналистику, едва окончив первый курс филфака. И начала неожиданно не с «Пионера», не с молодежки, а с главной газеты республики, издающейся на русском языке, – «Правды Востока». Впрочем, почему неожиданно? Как всегда, вмешался Его Величество Случай: в школу, где преподавала моя старшая подруга, заглянул корреспондент «Правды Востока» Николай Кузьмин. Вместе мы посидели в коридоре в ожидании звонка, разговорились, и он пригласил меня попробовать сотрудничать в качестве внештатного корреспондента отдела информации.
Я была в редакции на другой же день. Замирая от счастья, отправилась по первому заданию. Информацию опубликовали. Потом вторую, третью…. Началась летняя жара – время отпусков. Дел прибавилось. Мой заведующий Дмитрий Николаевич Вольф был краток и категоричен: «Завтра с утра дуй в СоюзНИХИ, это институт хлопководства за Кибраем, ничего, найдешь, туда автобус ходит. Там какие-то новые сорта они вывели. Напишешь пятьдесят строк».
Я приносила пять страниц текста. Вольф, недовольно ворча, вымарывал абзац за абзацем, оставлял как раз 50-60 строк, остальное отправлял в корзину для бумаг. Я рыдала. И писала новый материал на пять страниц – восторженную оду о селекционере. «Неси Димову, пусть посмотрит». Слава Богу, в сельхозотделе, хотя и сокращали втрое, но зарисовочку принимали, ставили в очередной номер. А Вольф опять требовал: срочно – 50 строк, полторы страницы. «Давай на текстилькомбинат, чего-то они там наткали, в километрах измеряют». Наученная горьким опытом, приносила сразу и материал о художниках по текстилю. «Художников – в отдел культуры», – следовала резолюция моего зава.
Но была, была в этой оперативной беготне большая польза – сколько знакомств, сколько тем! Вскоре предложили работать в штате редакции, опять же в отделе информации. И строчила «оперативки» чуть не в каждый номер. А заодно писала, о чем и о ком хотела, – об археологах, спортсменах, цветоводах, парашютистах, молодых артистах балета… Неожиданно такие материалы стали требовать каждую неделю. А жанр определили – «фотоокна»: пара страниц текста и несколько фотографий.
И в один поистине прекрасный день мне позвонили из популярного женского журнала «Узбекистон хотин-кизлари» (вскоре он был переименован в «Саодат») и сказали, что со мной хочет встретиться главный редактор журнала Зульфия. Боже мой, прославленная поэтесса, многие стихи которой знаю наизусть! Видела иногда: когда она проходит на свой третий этаж, обязательно рядом следует почтительная «свита» – молодые сотрудницы журнала, какие-то очень узнаваемые лица…
И вот девушка – секретарь редакции проводит меня в кабинет. Зульфия поднимается навстречу. Стройная, высокая, в очень красивом светлом костюме. Несколько секунд смотрим друг на друга. Потом она говорит, указывая на кресло: «Садитесь, Римма». И после показавшейся мне бесконечной паузы: «Вы знаете, нам нравятся ваши материалы в газете. Не хотите поработать с нами?».
Да какой же другой ответ может быть на это восхитительное предложение – только «да»!
Та же девушка приносит на подносе чайник, какие-то сладости, разложенные на маленьких тарелочках, расставляет пиалы. Мы пьем чай вдвоем с этой ослепительной женщиной, и она продолжает неторопливо: «Я хочу дать вам задание написать очерк об одном очень интересном человеке. И вот что я бы хотела увидеть в вашем материале…»
Боже мой! Да ведь это первый раз в жизни я получаю урок журналистского мастерства!
«Ваша героиня – машинист паровоза, редкая для женщины специальность. Но не только о специфике ее работы я хотела бы прочесть. Чем живет эта женщина, каков ее внутренний мир? Надо суметь разговорить ее, расположить к себе. Она должна почувствовать, что вам действительно это интересно, важно. Я бы обратила внимание вот на что…»
Выхожу из кабинета, буквально пошатываясь. От пережитого волнения? Новых знаний? Скорее всего – от счастья. Господи, как же умна, убедительна, обаятельна эта женщина. И как красива! На прямой пробор уложенные волнистые темные волосы. Высокий чистый лоб. Очаровательная улыбка. А глаза! Огромные, в пушистых ресницах… «И выгиб шеи изумленный, и лоб, звездами озаренный», – вдруг приходят на память поэтические строки. Какая там Нефертити! Да это ведь о ней – о Зульфие… Я хочу, хочу работать здесь! Получать от нее задания. Слушать ее советы.
Наверное, я порядком надоела моей тогдашней героине: трижды приходила в депо, забиралась вместе с ней в кабину паровоза, ходила в столовую, провожала после работы…
Материал Зульфие Исраиловне понравился. Но пришлось дополнять, убирать излишние эмоции, править какие-то места. И он вышел в очередном номере. Под рубрикой «Очерк». С полным именем и фамилией автора.
И пошли задания. Почти в каждый номер. Скольких же замечательных женщин я узнала благодаря этим заданиям! Доктор медицинских наук и народная артистка, знатный механизатор и крупный политик, художница, педагог, мать-героиня, зенитчица минувшей войны, директор крупного производства, невеста солдата… Сотрудницы журнала издавали свои очерки сборниками, позже вступали с этими книжками в Союз писателей. И мне советовали – неси в издательство, у тебя уже накопилось на книжку, можно издать и на русском, и на узбекском языках. Я отмахивалась: да, ладно! Сколько еще напишу, будет из чего выбрать. Ох, расточительность молодости! Ни одного сборника так и не издала… Главное было не это. Главным был сам процесс творчества под доброжелательным и направляющим взглядом моей замечательной наставницы. Правда, далеко уже не каждым моим материалом ей приходилось заниматься самой, – в штате редакции работала прекрасная журналистка, которая редактировала все материалы, поступающие на русском языке.
Александра Стрельцова. Шура. Она была значительно старше по возрасту, успела повоевать на фронте, куда ушла добровольцем. Потом закончила учебу в Ленинградском университете, и вместе с мужем, тоже журналистом, они приехали работать в Узбекистан. Оба были обаятельными и интересными людьми, и разница в возрасте вовсе не стала помехой для нашей дружбы. Я то и дело забегала к Шуре, вместе ходили обедать, потом у меня или у нее пили чай, болтали. А с Зульфией их связывали не только редакционные заботы, – Шура бывала в доме поэтессы, ей многое доверялось. И как-то так получилось, что и я благодаря подруге могла заглянуть в кабинет Зульфии во внеурочное время и присутствовать, а иногда и участвовать в беседе, не связанной с делами журнала.
Рядом с именем этой великой женщины всегда называлось одно имя: Хамид Алимджан. Когда они встретились, она была еще студенткой, влюбленной в литературу и уже издавшей первый поэтический сборник. Он, выпускник Педагогической академии, был автором научных трудов, ярких публицистических статей, а главное – множества прекрасных стихов, баллад, поэм-дастанов, горячо любимых народом.
Они поженились. Безусловно, Алимджан оказал на творчество своей юной жены, формирование ее личности огромное влияние. «Крупный поэт, знаток своего родного языка и литературы, человек редкого дарования и дисциплины, добрый к друзьям, беспощадный к врагам, Хамид Алимджан был для меня не только спутником жизни, отцом моих детей, – он был для меня чутким наставником, соратником моей души и сердца. Я училась у него мыслить, работать, писать стихи», – напишет Зульфия в автобиографии.
Да, соратник души и сердца… Молодые, красивые, безмерно талантливые, все годы своей совместной жизни эти два человека буквально излучали счастье, их любовь согревала и дарила надежду окружающим, выплескивалась на страницы их книг.
Жизнь Хамида Алимджана оборвалась внезапно и трагически – в 1944 году он погиб в автокатастрофе. Зульфие было тогда 29 лет. Расцвет молодости, женственности, красоты, таланта. Ее руки просили достойные люди, – она осталась одна. Не хотела травмировать душу детей – их с Хамидом дочери и сына? Не видела в претендентах достойной замены ушедшему навсегда? Думаю – не отпускала ее эта единственная на всю жизнь любовь…
Окончание следует.
Римма ВОЛКОВА.
Это – первая часть воспоминаний Риммы Волковой о ее встречах с Зульфией. Я читала материал полностью, поэтому могу сказать о нем в целом: это – по высокому, настоящему счету достойно той, о ком написано. И безусловно – лучшее, что я читала о Зульфие.