Дилором Сайдаминова… Ее имя вызывает во мне ощущение прекрасного, гармоничного, вызывая ассоциации с возвышенностью, порядочностью, честностью. В конце нынешнего февраля ей исполнилось семьдесят пять… Глядя на нее, в это трудно поверить. Молодая, красивая, талантливая. А еще сильная, целеустремленная, требовательная к себе и к своему творчеству, с огромной силой воли без чего она, как композитор, не состоялась бы. Мне известно как интенсивно и постоянно она сочиняет, как плотно насыщен график ее каждодневных работ, где нет места выходным, а порой и праздничным дням.

Ее путь в профессии не был усеян розами. Поражает, как эта хрупкая женщина прочно устояла на своих позициях, не отказалась от своих твердых убеждений и прошла все испытания на прочность. Свыше пятидесяти лет она отдала музыке. На ее пути были трудности, были ошибки. Однако она никогда не стояла на месте, никогда себя не жалела, никогда не уставала расти, потому что там, где покой, по признанию Дилором Ахматовны, заканчивается искусство. Ее душа, как и сердце принадлежат музыке, которая хранит в ней все самое лучшее. Поэтому она не ощущает свой возраст, и он ее абсолютно не волнует. Погружаясь в творчество, она пишет только ту музыку, какую не может не писать. И ее можно понять, ведь она хочет подлинности в своей жизни и в своем творчестве. Сайдаминова оказалась в числе тех, кто сумел сказать новое слово. У нее свой стиль, своя характерная, легко узнаваемая интонация. Каждое ее сочинение по-своему интересно, а в последний период появились произведения, демонстрирующие оригинальность творческих решений и самобытность стиля, а также красноречиво свидетельствующие об обретении композитором профессионального мастерства и художественной зрелости. Направление поиска в этих опусах у нее определенное – выявление и утверждение национально самобытного при его адекватности современному.

Музыка Сайдаминовой – это искусство большое – потому что она большой композитор, подлинное – потому что она предельно искренна, и своеобразное – качество настоящего таланта. Ее музыка созвучна времени, в котором она живет. Ей свойственна большая эмоциональная сила, крупная линия развития и вместе с тем тончайшее ощущение выразительности звука — характера его тембра, исполнительского приема. Она не принадлежит ни к «авангардизму», ни к «минимализму», ни к «новой фольклорной волне» или какому-либо другому современному течению, обладает ярким собственным индивидуальным стилем, являясь обычным земным человеком. Но живет Дилором Ахматовна в ином многомерном измерении, объединяя в своей музыке как характерные черты культуры Востока и Запада, так небесное и земное. Она тонко чувствует эпоху и мир человека, имеет широкое философское мировоззрение, потрясающе знает литературу и искусство, что, безусловно, помогает ей воплотить это в музыке. Согласитесь, такое присуще только человеку необыкновенного дарования. Способность быть над своим временем, умение сказать свое веское слово в музыке, затронув острые проблемы современности, заметно выделяют Дилором Сайдаминову среди ее наиболее значительных коллег второй половины XX века. Премьеры ее опусов звучат на крупнейших музыкальных фестивалях и конкурсах в США, Швейцарии, Голландии, Германии, в странах СНГ.

В сентябре 2016 года компания «Blue Griffin Recording Inc.» выпустила компакт-диск и DVD с музыкой Сайдаминовой, и уже через месяц, в октябре, видеоклип «Саратон» из этого диска получил престижную премию «Best World Beat Music Video» Калифорнийской Музыкальной Академии города Лос-Анджелеса. А 1 декабря этот же видеоклип получил три серебряные медали «Global Music Awards» в трех категориях: «Лучшая музыка Мира», «Лучшая камерная музыка» и «Лучший альбом».

Залог успешного формирования творческой личности Дилором Ахматовны сложился из крепкой профессиональной школы и системности занятий. Годы ее обучения в Ташкентской консерватории совпали с активной деятельностью выдающихся узбекистанских музыкантов, среди которых были и ее профессора – Абрам Моисеевич Литвинов (класс специального фортепиано) и Борис Исаакович Зейдман (класс композиции), о которых она навсегда сохранила добрую память. В те годы ее особенно привлек удивительный процесс создания музыки. Зейдман быстро раскрыл талант своей студентки: в 18 лет она написала Сонатину для чанга и Вариации для скрипки и фортепиано. Второй опус вскоре прозвучал в одном из студенческих концертов консерватории, и имел успех. В тот памятный вечер партию скрипки исполнял талантливый студент Натан Мендельсон, а партию фортепиано сама Дилором. Зейдман высоко оценил дарование своей ученицы, отметив тонкость, изящество, красоту Вариаций. Когда ее музыка трогала Бориса Исааковича, задевала его душу, он всегда щедро расточал комплименты, называл Дилю талантливой, говорил, что это все замечательно и потрясающе. Впоследствии она переняла у своего профессора профессиональные навыки, образное мышление, традиции и то национальное зерно, которое отличает музыку композиторов Узбекистана от других национальных школ. Успех же первого произведения дал силы будущему композитору к осуществлению новых и смелых проектов.

Так, своими ранними сочинениями Дилором Сайдаминова снискала репутацию талантливого автора, подолгу вынашивающего каждый новый опус, отделывающего каждую деталь, у которого все до мелочей продумано. Она не сожалела о «потерянном времени», если по полмесяца уходило на отделку двадцати-тридцати тактов. Наверное, поэтому, она возвращалась снова и снова к готовой работе, проверяя – а все ли удалось, все ли сработано на совесть?

Позже была встреча с замечательным музыкантом и педагогом, профессором Московской консерватории Юрием Александровичем Фортунатовым, которого сразу привлекла пытливость ума молодой Дилором и ее стремление понять смысл каждого выразительного приема. Поэтому он и подсказал ей наилучшие и кратчайшие пути к достижению цели: углубленное изучение мировой музыкальной литературы, поиски всех возможных нестандартных решений, из которых, безусловно, выбирается наилучшее для того или иного случая, что ведет к раскрепощению техники, к художественной оправданности мельчайших деталей ткани.

Я с огромным интересом слушала и слушаю все, что написано этим ярким и своеобразным композитором, перу которого принадлежат произведения в самых разных жанрах: от симфоний, вокально-симфонических, камерно-инструментальных, фортепианных опусов до музыки к спектаклям, кинофильмам и песням. Помню, как ее концерт- симфония «Сад моего детства» захватил меня с первых же тактов, слушался до конца с неослабленным интересом, а местами и с подлинным напряжением. В данной работе сошлись талант, способность под влиянием живых эмоций находить в богатейшем запасе виртуозного профессионала новые средства для каждого последующего сочинения, как всегда у Дилором Сайдаминовой посвященных большой, значимой теме и идее. Ее музыка способна выразить глубокие чувства о высших, духовных ценностях. Именно музыка – хорошего вкуса и безупречного чувства меры и определила успех этого произведения. Об этом с восхищением говорили коллеги спешившие выразить впечатления после исполнения «Сада моего детства». У Сайдаминовой есть свой характерный авторский облик, и особенности его на основании данного опуса можно сформулировать достаточно определенно. Она большой мастер оркестрового письма, пользующийся очень богатой палитрой красок, проявляющий в этой области много фантазии и изобретательности. У нее чуткий к современности слух. В раскрытии содержания оркестр несет основную нагрузку, мышление композитора-инструменталиста определяет все акценты.

Серьезностью и глубиной замысла отличается, к примеру, трагическое содержание и симфонической эпитафии «Памяти ушедших друзей» (1999), посвященной двум талантливым современникам Сайдаминовой – Сергею Беринскому и Армену Шахбагяну – близким и дорогим сердцу людям. Этот опус написан для полного состава симфонического оркестра с расширенной группой ударных инструментов: набор колокольчиков, ксилофон, вибрафон, маракасы. Здесь весь арсенал средств и приемов направлен на воплощение авторской концепции – философское раздумье, боль утраты и воспоминания о тех, с кем Дилором Ахматовна была творчески дружна многие годы. Композитор широко использует элементы минимализма, репетитивной техники письма сонористические и алеаторные эффекты. Помимо этого здесь присутствует изящная и, пожалуй, даже изощренная полифоническая «вязь». В общем, в данном произведении, как, впрочем, и в других, все это применимо с особым мастерством. В то же время именно здесь ощущается прочная опора на традицию, осуществляемая через жанровую конкретность тематизма и определенный тип логического развития этого тематизма в данном опусе.

Прочно вошли в концертный и педагогический репертуар и фортепианные циклы композитора: «Стены древней Бухары» (1973), «Фрески Афросиаба» (1995) и «Диалог с Хайямом» (2012). Моим первым впечатлением от последнего было удивление: новое произведение показалось слишком необычным. Профессионалы определили его как диалог двух личностей, обозначив этим и лирический тонус, и современную манеру, и эмоциональную полноту, и напряженность музыкальной речи. Автору удалось запечатлеть в звуках образ поэта, философа, математика, астронома и астролога, знаменитого во всем мире своими четверостишиями, посредством рояля.

В «Диалоге с Хайямом» восемь частей, каждая из которых содержит свое образное состояние и пронизана единым настроением. Этот цикл во многом обнаруживает уже знакомые черты стиля композитора – опора на концертность, доминирующая роль сонористических эффектов, применение синтетических приемов фортепианного изложения, изобилующих темброво-колористическими красками.

Замечу, музыкальный язык Сайдаминовой отличается разнообразием и сложностью, идущими, однако, не от увлечения модернистскими крайностями. Сложность ее языка чаще всего связана с необычными аккордовыми построениями, с жесткой интерваликой в горизонталях и вертикалях.
Что меня еще привлекает в ее музыке? Безусловно, звук, являющийся ее страстью и особым отношением к его звуковой материи. Именно в нем, на мой взгляд, и заключается магнетизм сайдаминовской музыки. Этим и объясняются ее многочисленные находки в области звукотворчества, обогатившим тембровую палитру самых различных инструментов. Дилором Сайдаминова подарила слушателям музыку, в которой мы слышим вздохи, стоны, смех, плач, трепет и т.д. – то есть все оттенки душевных переживаний, а также шелест листвы, капли дождя, дуновение ветра. Ее сочинения открывают нам такие вещи, о которых мы в нашем цивилизованном мире давно забыли, но которые видим и ощущаем подсознательно. В них соединились мелодика и интонации восточного фольклора, опыт мировой музыкальной культуры, а также разнообразные современные стилевые направления. Она и сама признается, что у нее глубоко национальная музыка, но через призму XXI века. Этот автор ощущает себя частью узбекской культуры, причем ощущает это внутри себя на генетическом уровне, не уставая повторять, что родилась в старом городе, жила в традиционной семье, всегда слышала национальную музыку, поэтому и неудивительно, что в ее сознании отложилось духовное начало.

Для любого композитора всегда важно, чтобы появиться на свет и жить, сочинение обязательно должно пройти этап концертного исполнения, и оценено как слушателем, так и музыкальным критиком. Хорошо известно это и Сайдаминовой. Ведь без этого невозможен рост композиторского сознания и умения. Поэтому в своей музыке, будь то трагическая, драматическая, духовная или возвышенная, она всегда создает красоту, считая, что композитор, «разговаривая» со своим слушателем посредством музыкальных звуков, непременно должен вдохновлять его красотой жизни, если учесть, что сегодня с экранов телевизора идет поток негативной информации. К счастью, Сайдаминова привыкла воспринимать жизнь во всей ее полноте, погружаясь в поиск красоты и служению ее в искусстве. Ей близка концепция не конца света, а созидания, предполагающего уход от всякого негатива, на который, просто не остается времени. И еще для нее очень важно, чтобы ее музыка доходила до каждого сердца слушателя. Она ведет с ним разговор о главном, вечном. Ее музыке присущи яркие музыкальные эмоциональные всплески. Поэтому очень часто в партитурах можно, например, услышать три форте, а следом – три пиано.

Она любит заглянуть в своих произведениях в глубь веков, чтобы постичь высочайшую культуру ее предков и установить с ними духовную связь. Она постоянно затрагивает в них и общечеловеческие темы, способные заострить внимание слушателей на глобальных вопросах.
Из произведений, созданных Дилором Сайдаминовой и исполненных в новом тысячелетии, следует выделить: концерт-симфонию «Сад моего детства», композицию «Амир Темур» для соло ударных и симфонического оркестра; музыку к отрывкам из сборника «Западно-Восточный диван»; «Запах ночи» и «Танец дождя» для камерного оркестра; «Primum impe sibi imperare» («Сначала познай себя») для фортепиано и ударных; «Lost in the Eternity…» («Потерянные в вечности») для секстета; «Глиняные буквы, плывущие яблоки» по мотивам повести-притчи Сухбата Афлатуни; фортепианный цикл «Диалог с Хайямом» и другие.

Сайдаминова – самоотверженный творец, отдающий свои способности и талант Родине, родной земле, национальному искусству. Она и сегодня своим творчеством продолжает ярко пропагандировать нашу национальную культуру далеко за пределами Узбекистана. Из произведений, созданных и исполненных в последние годы по заказам солистов и музыкальных коллективов зарубежных стран, можно отметить: «Where there is no Time», созданный для ансамбля The Verdehr Trio, композицию «Azon» для ансамбля Bach Choir of Pittsburgh, Концерт для саксофона тенора и симфонического оркестра для известного музыканта Джеймса Хоулика, «The looking Back» для скрипки и камерного оркестра для лауреата международных конкурсов, профессора Дмитрия Берлинского, Сонату для флейты и фортепиано для профессора Ричарда Шермана. В этих опусах по-новому ярко, интересно и экспериментаторски-смело вновь проявились многоцветные грани ее блестящего таланта. Их музыка рождалась сердцем, а не умозрительными представлениями. Это разговор о смысле нашей жизни, о смысле пребывания на земле, о наших обязательствах перед всем человечеством.
Что касается жизни самой Дилором Сайдаминовой, то она наполнена яркими, интересными встречами и событиями. Она постоянно живет музыкальными впечатлениями. Не пропускает ни одного значительного концерта в консерватории. Слушает всегда внимательно и заинтересованно, вникая во все подробности сочинения.

Она, при всей своей правдивости, крайне деликатна и особенно умеет щадить авторское самолюбие. Одинаково внимательно и с уважением слушает и интересное сочинение, и неудачное, учитывая труд автора. Никогда не обижает невниманием людей малоталантливых. Однако ясность и точность ее суждений требуют от собеседника величайшей собранности. А вот нескромности и претенциозности она не прощает. Все свои дела на земле Сайдаминова свершает только по велению своего сердца.

Сегодня моя героиня находится в отличной творческой форме, продолжает создавать одно за другим все новые и новые сочинения, в которых дарит слушателю свой яркий и неповторимый талант. Ее справедливо называют одним из лучших композиторов современности. А я бы сказала, что она — композитор Мира. Ведь у ее произведений нет языка. Американские, немецкие, швейцарские, русские, польские, латышские слушатели считают ее своим автором и с большим удовольствием слушают произведения мастера. И это самое большое счастье для композитора. Она и сегодня готова творить, делать добро и сеять разумное, доброе, вечное, чтобы своей музыкой растить лучших из людей, учить любить их и ценить достойных. Ее музыку не просто понимают, ее любят, знают, изучают музыковеды, ею восхищаются исполнители и слушатели.

Впереди у нее, как и у каждого ищущего художника, новые идеи, планы, замыслы и чудесные открытия. А 30 апреля камерный оркестр «Туркистон» (художественный руководитель и главный дирижер, заслуженный деятель искусств Узбекистана Эльдар Азимов) представит в Органном зале Государственной консерватории Узбекистана юбилейную программу Дилором Сайдаминовой с участием камерного оркестра узбекских народных инструментов «Согдиана» (художественный руководитель и главный дирижер, заслуженный деятель искусств Узбекистана Фируза Абдурахимова), заслуженных артистов республики Адибы Шариповой (фортепиано) и Юнуса Гульзарова (саксофон), а также дипломанта международного конкурса Сардора Джумаева (скрипка), лауреата международных конкурсов Динары Сабитовой (скрипка), Виктории Клюкиной (флейта) и Татьяны Мякушко (фортепиано).

Инесса Гульзарова, музыковед.
Фото из архива Дилором Сайдаминовой.

Глава двенадцатая

Как мы помним, китайские войска, разбив Якуб-бека в начале 1878 года, вышли к русским пределам. На отвоёванных землях началась жесточайшая расправа над мусульманским населением. Через три недели после занятия Кашгара китайцы полностью вырезали скрывавшихся в окрестностях урумчийских дунган. Земли и имущество восставших отбиралось в казну. Свыше четырех тысяч жителей, спасаясь от истребления, в жестокие январские морозы бежали через горные перевалы на русскую территорию. Жестокость цинских войск вызвала резкий протест туркестанского генерал-губернатора, однако, несмотря ни на что, своё обещание вернуть Кульджу китайцам нужно было выполнять.

После бегства мусульманского населения из Синьцзяна цинский военачальник ЛюЦзиньТан потребовал от России выдачи беглецов, — прежде всего лидеров ополчения,- и немедленного возвращения всей территории Кульджи занятой Россией в 1871 году. Письма губернатору Семиреченской области Г.А Колпаковскому, а затем и туркестанскому генерал-губернатору были написаны угрожающе высокомерным, ультимативным тоном. Сообщая Кауфману о своих победах, ЛюЦзиньТан подчеркивал: “Мы заняли несколько сотен больших и малых городов и предали смерти более 100 000 разбойников, некоторые из них бежали в пределы Российской империи, в случае их невыдачи российскими пограничными властями, я, Джунтанг, по повелению великого хана, буду преследовать Баянахуна (лидер дунганских повстанцев, В.Ф.) и в тех местах, куда он ушел…, не судите меня, когда я прибуду в ваши пределы”.

В ответ на столь вызывающее письмо цинского генерала Кауфман писал, что узнав о занятии цинскими войсками Кашгара“ждал Вашего извещения об этом событии, ожидая мирных и дружественных сношений, как подобает добрым соседям. Однако был немало удивлен тоном и выражением сообщения”. На намерение цинского военачальника вступить со своими войсками в пределы России, последовал недвусмысленный ответ:“Такое нарушение границ повело бы Вас в столкновение с нашими военными силами; едва ли великий Бог дохан одобрит действия, которые нарушают двухсотлетнюю дружбу между двумя великими империями”.

Напряжение нарастало, и, чтобы каким-то образом развязать этот узел, в Петербург прибывает один из высших китайских бонз, родственник императрицы Цы Си, Чун Хоу.

Петербург был готов вернуть Китаю Илийский край, правда не весь. Несколько районов и перевалов, удобных с чисто военной точки зрения, должны были остаться у России. Этого требовал Кауфман, настаивая на том, что эти районы жизненно необходимы для обеспечения безопасности среднеазиатских владений Российской империи.

Кроме того, Константин Петрович предлагал получить с Пекина компенсацию за понесённые расходы в ходе многолетнего пребывания в Кульджерусском гарнизоне. Сумму компенсации генерал-губернатор определил в гигантскую сумму 120 млн рублей серебром. На эти деньги генерал-губернатор предполагал построить железную дорогу из России в Среднюю Азию. На самом деле, все расходы, понесённые русскими властями в Илийском крае, не превышали 300 000 рублей и были давно компенсированы за счёт местных ресурсов. Петербург справедливо урезал требования генерала Кауфмана до 4 миллионов.

Переговоры с китайским представителем оказались долгими и тяжёлыми.

Кроме возврата территорий, Чун Хоу требовал выдачи бежавших в Россию уйгурских и дунганских повстанцев. На что управляющий Азиатским департаментом Российского МИДа Николай Гирс отвечал, что “решительно осуждает инсургентов”, но “политических преступников “мы не выдаем и отступить от такого правила не находим возможным”. В конце концов после долгих согласований Пекин согласился убрать это требование из текста договора.

20 сентября 1879 года в Ливадийском дворце, в Крыму, был подписан договор о фактическом разделе долины реки Или – треть ее отходила России, две трети возвращались Китаю. Помимо денежной компенсации русским судам предоставлялось право свободного плавания по реке Сунгари вглубь Маньчжурии. В городах Западного Китая и в Монголии учреждалось семь новых русских консульств.

Казалось бы, согласие достигнуто. Но неожиданно в феврале 1880 года в Петербург приходит неприятное известие – посол Чун Хоу по возвращению в Пекин был арестован и приговорён к смертной казни, а подписанный им договор не ратифицирован китайским императором.

Недовольство китайского правительства было вызвано уступкой России, издавна считавшегося важным Музартского перевала через Тянь-Шань (наиболее удобного прохода из Илийского края в Восточный Туркестан), и долины реки Текес для поселения в ней «жителей Илийского края, которые пожелают принять российское подданство».

Так начался русско-китайский политический кризис, получивший название «Илийского» и Петербургу впервые пришлось задуматься о вероятной войне с Китаем. И хотя сомнений в превосходстве русской армии не возникало, была одна проблема — огромная протяженность сухопутной границы с Поднебесной (около семи тысячи вёрст). В этом случае логистика любых военных операций была чрезвычайно сложной. Ещё в 1878 году Кауфман писал в Петербург, что война с Китаем станет “самой неприятной, самой неблагодарной, дорогой, бесплодной, которой по упрямству китайцев, всем известному, нельзя предвидеть конца…”

Тем не менее, весной 1880 года, в Главном штабе Русской императорской армии приступили к разработке планов вероятной войны. Для этого были привлечены крупнейшие русские военные специалисты по Китаю: Н.М. Пржевальский, Ю.А. Сосновский, А.П. Проценко и др. Свои заключения представили в Главный штаб командующие азиатских военных округов, в зону ответственности которых входила граница с Китаем. Предполагалось, что китайцы начнут боевые действия к концу текущего года одновременно на двух направлениях – в Маньчжурии и в Восточном Туркестане.

Для боевых действий в Синьцзяне Кауфман рассчитывал получить из центральной России не менее одной пехотной дивизии и два кавалерийских полка – эти силы он считал достаточными.

Дожидаясь подкрепления, генерал-губернатор подготовил к возможным боевым действиям – 7500 пехоты, около 3500 кавалерии, 46 орудий, 8 ракетных станков и 3 мортиры. Во главе этих сил был поставлен генерал Колпаковский. План, разработанный Туркестанским главнокомандующим, предполагал решительное наступление с двух направлений, из Кульджи и с южных границ Семипалатинской области к “стратегическому оазису” Хами, чтобы отрезать Синьцзян от собственно Китая. При этом предполагалось использовать бежавших в русские владения участников недавнего антикитайского восстания. Кауфман планировал создать в Восточном Туркестане два “буферных” государства: одно дунганское с центром в Урумчи, второе – для уйгуров и узбеков в Кашгарии.

В письме министру Милютину от 26 июля 1880 года Кауфман даже назвал правителей этих “государств”: лидера дунганского восстания Мухаммеда Биянху и Бек-Кули-бека, сына покойного БадаулетаЯкуб-бека. Константин Петрович знал их лично, первый понравился ему “своей сдержанностью и разумным отношением к настоящему политическому положению”, второй характеризовался “как законный преемник Якуб-бека, имеющий шансы и преданный нашим интересам”.

Военный министр соглашается с Куфманом и в декабре 1880 года отправляет тому шифровку, в которой излагает общий план начального этапа большой войны с Китаем:“Первое – со стороны Туркестанского и Западно-Сибирского военных округов держаться активно-оборонительной цели, защищать Кульджу, стараться нанести военное поражение китайцам где-либо поблизости границ, отнюдь не предпринимая далёких и продолжительных экспедиций и употреблять все усилия к созданию в Западном Китае Дунганского и Кашгарского мусульманских государств; второе – со стороны Восточной Сибири держаться активной обороны, стараясь нанести китайцам по возможности чувствительный удар занятием Гирина или другого какого-либо значительного города; третье – со стороны моря блокировать китайские берега, бомбардировать города, нанося возможно больший вред приморским городам”.

Император план утвердил, однако рекомендовал Кауфману до разъяснения всех обстоятельств повременить с формированием новых воинских частей и ни в коем случае не переходить с войсками границу, «пока сами китайцы не подадут повода», кроме того высказал пожелание внимательнее отслеживать ситуацию в Афганистане. Одновременно по распоряжению правительства на Дальний Восток была отправлена эскадра Балтийского флота под командованием адмирала С.С. Лесовского.

Планируется дерзкая операция – переброска к Тихому океану 25-тысячной группировки, которая, высадившись на берегах Жёлтого моря, атакует Пекин с востока. Для сбора информации в Урумчи, Аксу, Шихо и другие места посылаются агенты.

В Семиречье Колпаковский выдвинул свои войска на передовые позиции, а Туркестанская армия, дислоцированная в трех пунктах — Ташкенте, Самарканде и Или, в любой момент была готова двинуться в Синьцзян. В случае начала военных действий Кауфман предполагал вооружить русское население Семиречья, сформировать из каракиргизов сотню милиции под началом уже известного нам Шабдан-батыра, а для наблюдения за проходами Алатаускаго хребта привлечь местных джигитов.

По распоряжению Кауфмана, в Кульдже были заготовлены продовольствие и фураж на 6 месяцев для экспедиционного русского отряда. К маю было закончено формирование семиреченских казачьих полков и скорострельной батареи в Верном. В Ташкенте сформированы две ракетные батареи и одна горная полубатарея. Частично были призваны нижние чины запаса, из которых сформированы 2 роты в Верном и 5 рот в Ташкенте.

Подлежащие увольнению нижние чины и оренбургские, уральские и сибирские казаки задержаны в пределах Туркестанского военного округа. Меры эти получили Высочайшее одобрение, но вместе с тем Кауфману было указано повременить с развертыванием новых частей, вызывающих большие расходы, и соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не вызвать враждебных действий со стороны китайцев.

С целью усиления войск Туркестанского военного округа, нацеленных для действий против Китая, Кауфман предлагал переподчинить ему в оперативное управление силы Западно-Сибирского военного округа. Военное министерство вполне разделяло взгляд Кауфмана на эту централизацию и сочувственно отнеслось к идее строительства железной дороги до Сырдарьи. Так, в период острого политического кризиса с Китаем, впервые был поднят вопрос о строительстве железной дороги из Оренбурга в Ташкент. К этой идее вновь вернулись с окончанием русско-японской войны. На расходы по содержанию группировки войск, развернутой для войны с Китаем, Туркестанский военный округ в конце августа 1880 года получил огромную, по тем временам сумму – свыше 4 млн руб.

Активно готовился к войне и Китай. В дневнике Милютина появляется тревожная запись:“Отовсюду получаются сведения об обширных приготовлениях Китая к войне, агенты его деятельно отправляют из Европы и Америки массу хорошего оружия, пороха, пушек, торпед и прочего. Возникает мнение, что наши приготовления слишком незначительны сравнительно с китайскими”.

Две империи, как два разогнавшихся экспресса, неумолимо двигались к столкновению, и казалось, уже ничто не может их остановить.

Однако, Петербург войны явно не хочет. В дневнике Милютина в записи от 12 декабря 1880 года, читаем:“Вчера присутствовал в совещании по китайским делам; оно происходило в Министерстве иностранных дел, с участием нового министра финансов Абазы. Общее настроение клонилось к уступчивости, для избежания во что бы ни стало войны с Китаем…”

Но и Пекин, несмотря на усиленную подготовку к войне и угар патриотизма, военного столкновения с могучим соседом явно опасался. В конце концов разум возоблодал, горячие головы остыли и вновь начались мирные переговоры. Чтобы продемонстрировать России готовность к компромиссам, бывший посланник Чун Хоу, приговоренный к смертной казни, был помилован, а в Петербург императрица Цы Си отправила Цзэн Цзицзэ — старшего сына Цзэн Гофаня, весьма почитаемого основателя всех китайских “генеральских кланов”.

В Петербурге известие об отправке мирной миссию «маркиза Цзэна» встретили с огромным облегчением. Компромисс был достигнут и в феврале 1881 года новый русско-китайский договор был подписан. В его преамбуле говорилось: “желая, для скрепления дружественных между ними отношений, разрешить некоторые пограничные и торговые вопросы, касающиеся пользы обеих империй”.

В итоге России досталось чуть менее трети территории “Илийского края”. Китай заплатил России не 5, а 9 млн рублей серебром. Некоторый бонус получила и Британия, поскольку сумма компенсации была выплачена через лондонский BaringsBank и равнялась “девяти миллионам металлических рублей” или одному миллиону четыреста тридцать одной тысячи шестьсот шестьдесят четырём фунтам стерлингов и двум шиллингам.

Комиссаром по передаче Илийского края Китаю был назначен генерал-майор А.Я. Фриде, которому Колпаковский, исполнявший в связи с болезнью Кауфмана обязанности туркестанского генерал-губернатора, вручил военную и гражданскую власть в Илийском крае, снабдив его обстоятельной инструкцией.

Главная задача, которая стояла перед туркестанской администрацией заключалась в том, чтобы «сдать Кульджу китайцам без переворота и без пролития крови и остановить население от эмиграции в наши пределы». В середине июня 1881 г. Фриде объехал все поселения Илийского края, убеждая жителей не бояться прихода китайцев и оставаться на своих местах.

Однако все его уговоры были напрасны. Везде он получил «самые твердые заявления о желании поголовно переселиться в русские пределы», «ни страх разорения и бедствий при переселении, ни любовь к родине и уважение к могилам предков, остававшихся на китайской территории, ни предупреждение их об отказе в какой-либо денежной помощи при переселении и о недостатках воды и земли в русских пределах, предположенные семиреченскою администрацией под переселенцев, ничего не останавливало таранчей и дунган в их стремлении перейти в русские пределы: мужчины, женщины, выставляя своих детей, с воплями обнимая ноги комиссара, просили не оставлять их китайцам, обещая своими трудами, поведением, жизнию, если она понадобится, отблагодарить великого белого царя за милостивое разрешение переселиться к нам».

Вот как писал об этом журнал “Всемирная иллюстрация” в 1882 году: “Как скоро договор о передаче Кульджи китайцам был ратифицирован, так предписано было главному начальнику Семиреченской области объявить о содержании его местным жителям, и спросить, кто из них желает переселиться в Россию и, кто — остаться под китайским подданством. С этою целью, 16-го июля прошлого года, были собраны в главную кульджинскую мечеть муллы, бии, казии и другие представители дунганского и таранчинского населения, и генерал-майор Фриде, главный комиссар по передаче, объявил им, что Кульджа вскоре отойдет к китайцам, но что для тех жителей, которые захотят остаться под властью России, будут отведены земли, которые отчасти уже осмотрены и найдены удобными для поселения.

Кроме того, он обещал нуждающимся выдать пособие. Речь эта глубоко тронула присутствующих, и один из таранчинских старшин в коротких, но прочувствованных словах высказал благодарность от имени населения: “Нам ничего не надо, — сказал он, — от Белого Царя; пусть Он даст нам хоть маленький клочок земли — мы и за то будем Ему весьма благодарны”. То же подтвердили и другие представители дунган и таранчей, присовокупив, что почти никто из этих племен не желает остаться под властью Китая”.

10 марта 1882 года между комиссаром Фриде и амбанем Шентаем был подписан протокол о передаче края цинским властям.

В пределы России начался массовый исход мусульманского населения Илийского края. Общее количество переселившихся и принявших российское подданство уйгур, казахов и дунган, составило приблизительно 70 тыс. человек.

13 августа из Кульджина Родину стали возвращаться российские войска. “Илийский кризис” был мирно разрешён.
Но к этому времени первого генерал-губернатора Туркестанского края, Константина Петровича фон Кауфмана уже не было на свете.

Окончание следует

На заставке: Китайская ставка в Кашгаре. Фотограф Ф. Ордэн. Из альбома “Кавказ и Средняя Азия”. 1890 г

В. ФЕТИСОВ