В этих откровенных записках Ф.М.Бейли бросается в глаза его колонизаторская психология: он ведет себя по отношению к Туркестанской АССР в составе РСФСР как к английской полуколонии. Нелегально в составе вооруженного отряда переправляется через границу. И когда одна из участниц его банды неожиданно роняет хурджумы с награбленными в Ташкенте бриллиантами пытается выудить драгоценности, уплатив отступные. Обычное поведение англичанина, привыкшего вести себя как хозяин в колониях и полуколониях типа Индии и Персии.
В начале рассказа о переправе Бейли пишет о стрелявших как о большевиках: «Большевики были ни чем не лучше; они прятались в высокой траве приблизительно в ярдах четырехстах от нас, вскакивали, чтобы поспешно выстрелить, а потом опять сразу прятались, в глаза бросались их приметные туркменские шапки». Позднее добавляет истину: «Я узнал, что нас обстрелял отряд из служивших за деньги большевикам шестнадцати белуджей под предводительством разбойника Абдул Керим Хана». В Отчете Кашгарской миссии, 1918-1920 от 19.05.1920 г. (для служебного пользования), предназначенного для чтения компетентных глаз, Бейли прямо пишет: «На следующее утро мы, подъезжая к границе к нашему несчастью столкнулись с оплачиваемой большевиками охраной из балучей (белуджей), которые открыли огонь по нашему отряду.
Мы благополучно пересекли реку, и ответным огнем ранили двух врагов (много врагов было у Бейли, не только большевики, но и беспартийные белуджи). Леди, находившаяся в нашем отряде, свалилась с лошади в самый критический момент и осталась без лошади на русской стороне реки. За одним исключением русские спаслись бегством на безопасном берегу, даже не попытавшись открыть ответный огонь, не считая нескольких беспорядочный выстрелов, сделанных с седла. В конце концов леди была переправлена на другой берег. Два сержанта из индийских проводников показали хороший пример русским офицерам.» (Ф.М.Бейли. Миссия в Ташкент. М., Языки славянской культуры, 2013, с.331)
Оказалось, что еще один участник переправы не уступал полковнику Бейли в литературном таланте. Это был штаб-ротмистр князь Ал.Н.Искандер (1883 — 26.01.1957 г.Грасс, Франция). В его мемуарах «Небесный поход» есть глава «На границе Персии», где рассказывается о переправе через Теджен, как выразилась одна из первых слушательниц воспоминаний: это как бы зафильмованный в синема эпизод из партизанской жизни князя А.Н.Искандера.
«Должен предупредить,- пишет князь А.Н.Искандер,- что рассказ мой будет довольно длинный, т.к. если рассказать только одну сценку из пережитого у границы Персии, на реке Теджен, то будет непонятно, вынужден отступить к моменту моего решения покинуть Бухару.
Мой партизанский отряд, имени полковника Руднева, т.к. его деятельность в бухарских владениях кончилась,- решил уходить в Персию. Я же, предполагая пробиться к Колчаку, остался в Бухаре. Остались и два моих друга — «мои адъютанты», не пожелавшие покинуть меня. «Мои адъютанты», как их прозвали, были: «Дмитрий-бай» и «Иваныч-пуля». Первому дана была мною приставка «бай» за то, что он любил надевать очень яркие халаты, а второму — «пуля» — за его просто какую-то особенную медлительность. Оба были мне трогательно преданы. Жили мы тогда в великолепном городском доме с чудным громадным фруктовым садом в семье директора Азиатско-Европейского банка. Семейство было радушное, милое и относилось к нам как к родным.
Но, вот, доходит слух, что адмирал Колчак закончил свое существование. Затем этот слух подтвердился. У меня стало неважно на душе. Не очень-то мне хотелось ехать на Асхабадский фронт. Не верил я в него, и на то у меня были свои причины. В свежей памяти стоял еще «Партизанский отряд Арапетова», да и «представители фронта» не очень внушали доверие. Но от предложения сопровождать караван богатых бухарских купцов-евреев, желавших пробраться в Асхабад подальше от большевиков (Новая Бухара была всего в десяти верстах от Старой Бухары и была занята большевиками), — не отказался. Я должен был набрать небольшой отряд из лучших туркмен, долженствовавший служить каравану эскортом. Но в последний момент отъезжающие побоялись пуститься в такой дальний, тяжелый и опасный путь. Мы совсем загрустили и «остались между двух стульев»…
Как-то под вечер директор банка отзывает меня, уводит в дальнюю аллею сада и сообщает таинственно следующее: «Вам, видно, все же судьба ехать в Персию, если Вы, конечно, согласитесь. Видите ли, я вошел в контакт с одним англичанином, недавно сравнительно приехавшим из Ташкента. Ему необходимо выбраться во что бы то ни стало из Бухары в Персию, где находится в Мешхеде английский штаб. Не хотите ли Вы с Вашими друзьями оказать ему услугу и помочь уехать. Если Вы в принципе согласны, то я тогда расскажу вам более подробно его эпопею. История довольно интересная. Если Вы не согласны, то на этом и остановимся.» Говорю, что согласен ехать в Персию и взять с собою англичанина. Уверен, что и мои «адъютанты» согласятся.
— Отлично, тогда я Вас с ним завтра же познакомлю. Я ему уже о Вас говорил и ему Вас рекомендовал. Пришлось приподнять Вашу маску, милый Михаил Михайлович (псевдоним штаб-ротмистра Ал.Н.Искандера в Бухаре.- прим.Е.Р.), так как эти люди очень подозрительны и осторожны. Я его связал словом, чтобы он и вида не показал, что он знает, кто Вы на самом деле. Итак, это английский службы полковник Белли (конечно, уверен псевдоним (на самом деле неправильное написание фамилии Ф.М.Бейли в рукописи Ал.Н.Искандера. — прим. Е.Р.)), посланный английским представительством в Туркестан, в Ташкент, наблюдать, как там развернутся события. Большевики очень быстро выявили его личность и поручили одному из своих агентов чеху Мандичу (на самом деле сербу. — прим. Е.Р.) следить за Белли и при удобном случае арестовать и втихомолку ликвидировать. Но Мандич был в контакте с Белли, потому и предупредил последнего, что ему время скрыться. Белли отпускает бороду, надевает темные очки и прячется в старом мусульманском городе. Наконец Мандичу удается сплавить Белли в Бухару. Затем Мандич предлагает большевикам поехать разыскивать полковника, так как он знает, где последний находится. Этого пока было достаточно.
На другой день меня ведут с всевозмжными предосторожностями к полковнику Белли. Убедившись, что за мной никто не следит, оставив моих друзей-«адъютантов» в саду для «наблюдения», вхожу в дом, где мне было назначено свидание. Меня встречает с протянутой рукой высокий, красивый, средних лет англичанин, очень сдержанный, но симпатичный. Познакомились и на французском языке быстро сговорились. Я ему прямо сказал, что в курсе событий и готов ему помочь. Англичанин дал мне понять, что для путешествия у него нет средств, что он послал уже давно в Персию своих двух преданных индусов в штаб, но что они до сих пор не вернулись, и он не знает, что с ними приключилось. Возможно, их в дороге «перехватили». Спрашивает, могу ли я его экипировать для дальнего путешествия (тысячу верст песками), т.е. купить ему лошадь, седло, туркменский костюм, оружие и пр. И вообще организовать поездку. «Прибыв в штаб в Мешхед, я с Вами расплачусь»,- закончил англичанин. Я дал на все свое согласие. Мы составили план и маршрут по карте. На этом и расстались.
С моими друзьями начали готовиться к путешествию и запасаться всем необходимым. К этому времени выяснилось, что «предствители» Асхабадского фронта и их телохранители пожелали к нам присоединиться, да еще несколько бухарцев и два русских офицера, недавно пробравшихся в Бухару. Тогда мы организовали уже целый караван. Берем несколько верблюдов под продовольствие и запасную воду с погонщиками и удвоенное количество проводников. Полковник Белли очень таинственно попросил меня, его не расспрашивая, приобрести двух лишних, хороших, спокойных верховых лошадей.
Наконец все готово. Очень хорошие лошади куплены, верблюды наняты, — караван готов. Спутников моих заинтересовало, зачем я беру двух заводных жеребцов? Отвечаю, мало ли что может случиться с одним из коней, вот эти заводные и выручат. Назначен день отъезда. Сборный пункт всех отъезжающих — ночью на даче одного богатого бухарца. Прощаемся с милым семейством директора банка, с друзьями,- и с наступлением темноты отправляюсь с двумя своими «адъютантами» к месту свидания, где уже ждал караван и наши попутчики. Когда я вошел в дом, то меня встретил англичанин и повел к окну, где стояла очень красивая женщина в мужском костюме (черкеске и папахе) и господин не русского типа. На востоке не полагалось показывать, что ты удивлен присутствием незнакомой пары. Полковник подводит меня к даме и представляет: «Мандич с супругой». Тогда мне стало ясно и даже в душе смешно, Мандич поехал разыскивать Белли,- а найдя его, с ним и уезжает. Хорошо все стрюковано! Спрашиваю, как величать госпожу Мандич? — «Называйте меня пани Ядвига». Она оказалась полькой из Варшавы, говорящей отлично по-русски. В комнате большой стол накрыт множеством всякой пищи. Мы закусываем, выкуриваем по трубке, садимся по коням, благословляясь, в полном мраке покидаем Бухару.
Путешествие началось. Нас вышло всего, считая погонщиков и проводников, двадцать восемь человек. Сперва мы пошли будто на Хиву, а затем, отпустив вперед пять верблюдов и двух проводников (для этой цели специально нанятых), сами, чтобы скрыть следы, по руслу реки свернули влево и пошли на Персию. Шли мы пустыней. Был февраль — значит зима, и идти было не жарко, а по ночам даже основательно прохладно. Погода все время стояла чудесная. Шли от колодца к колодцу по двадцать пять — тридцать верст друг от друга. Путешествие заняло тридцать один день. Всего натерпелись в пути.
Ко всем нашим невзгодам присоединилось еще одно обстоятельство, сильно нас обескураживавшее: Мандич на третий же день проявил себя. Ездить не умел, оказался рыхлым, страдал на лошади, да и терпеть не умел.Стонал, охал, частенько сползал с коня и, корчась на песке, заявлял, что он не может дальше ехать, вынуждая весь караван терпеливо ждать, пока он соблаговолит сесть снова на коня и продолжать путешествие. Зато пани Ядвига показала класс. Ни разу не пожаловалась и красиво совершила нудное, трудное и утомительное путешествие на своем светло-гнедом с белыми носочками на передних ногах и белой лысиной статном и красивом жеребце. (Из-за верблюдов нам приходилось идти только шагом, что и утомляло.) Только любила красивая полька интриговать и чуть нас всех не перессорила. Но мы скоро раскусили ее и стали держаться в стороне и обходиться с ней довольно холодно, на что красавица очень обижалась и старалась все же жаловаться каждому из нас на других, хотя мы и отмалчивались.
Хоть и был у каждого из нас аркан (прочная веревка из верблюжьей шерсти) подвязан к седлу, и мы их связывали, чтобы достать из глубоких колодцев (отлично сохранившихся с очень дальних времен, обложенных кафелем, а ближе к Персии даже прикрытых от непогоды и сыпучих песков,- особой, очень оригинальной, сложной постройкой — каменный, круглый свод над колодцем, с несколькими входами — узкими арками) воду, но одним небольшим, парусиновым ведром было невозможно напоить всех лошадей и верблюдов. Понадобились бы сутки.
В этой местности паслись стада курдючных баранов до пяти тысяч голов. При стадах были пастухи на лошадях, осликах и верблюдах. В колодец опускалась громадная бадья, сшитая из лошадиной кожи, на крепких, толстых арканах. Манипулировали так: одну веревку привязывали к сбруе одного верблюда, другую — к другому. Верблюды, отходя от колодца, тянут наполненную водою бадью, а затем возвращаясь к колодцу, опускают пустую бадью в колодец. Вытаскивая бадью с водой из колодца, ее выливают в очень длинные желоба, установленные на ножках и идущих далеко от колодца. К ним и пригоняют баранов пить. Желоба были настолько длинны, что баранов могло подходить сразу очень много. Но, вот, когда баранов, съевших траву в окрестностях колодца, перегоняли к другом колодцу, то можно было остаться без воды, что нам и случалось испытать. Но, повторяю, была бухарская зима, так что дни были не жаркие, а ночи очень прохладные, потому животные не так страдали от жары, но все же не могли обходиться без воды, хоть раз в сутки. С верблюдами было проще. Те могли несколько суток быть без воды, если их предварительно хорошо напоить.
Встречали мы и «крепости» разбойников. Большие дворы с постройками, обложенными вместо изгороди мешками с песком. Но они нас не трогали. Мы были не большевики, а «Николай адам» (императорские люди). Наоборот нас гостеприимно принимали и сытно угощали ничего им не стоившими, похищенными из громадных отар баранами. Но надо было быть все время на чеку, чтобы не остаться без лошади или оружия. Добрались мы таким черепашьим шагом, со всевозможными приключениями, но все же благополучно до курганов, за которыми была видна река Теджен, а за ней селение Наурузабад.
Вот тут-то и начинается трагедия. Вернее — трагикомедия. Песчаная местность сразу изменилась. Вместо пустыни был лесок, хоть и редкий, и даже травка зеленая росла. Было много канавок и рытвин,- в общем местность была неудобная для верховых лошадей. Оставив караван, простившись с погонщиками и проводниками (верблюдов обратно уводили в Бухару), я попросил всех осмотреть подпруги. Когда подошел к пани Ядвиге, чтобы подтянуть подпруги ее белоного скакуна, то Мандич — супруг, будучи в этот день не в духе, огрызнулся и прошипел: «Я сам могу это сделать!» Подтянул он подпруги или нет, я не знаю, но думаю, что нет, так как тогда бы не произошло катастрофы.
Я предупредил всех, что возможно, придется быстро пройти расстояние до реки, если нас заметят большевистские, пограничные посты. Двинулись. Полковник Белли с оставшимся с нами одним из проводников-переводчиков, находящимся в распоряжении наших спутников-«представителей», поехал вперед, чтобы найти брод через реку. Вот он уже на той стороне реки — значит уже в Персии, и машет нам меховой шапкой: «У!…» Затем снимает винтовку, ложится, кладет шапку на кочку, на нее винтовку и начинает стрелять… Невольно посмотрел вправо и влево, и что же я вижу?… С обеих сторон, правда, еще на большом расстоянии, на нас скакало, пожалуй, по пятидесяти всадников. Те-те-те! Да, это большевики-пограничники! Удачно, хотя и случайно, мы вышли между кордонами. Хотя позже проводник уверял, что он нарочно вывел нас к этому месту. Пусть так,- спорить не буду.
Советую нашей группе прибавить аллюра. Достаю свой маузеровский автоматический пистолет и приставляю к нему приклад, только что служивший ему кобурой. Просматриваю его, не попало ли под тряпки (в которые был завернут пистолет) песку и беру наизготовку. Но, вот, мы у самой воды сравнительно не очень широкой реки. Около меня мои два друга, тоже взявшиеся за оружие. Мы должны были въехать в воду, сперва пропустив всех остальных, т.к. оставались на берегу в виде прикрытия. Все проскочили реку, только лысый жеребец пани Ядвиги заупрямился и круто повернул вбок. Седло свернулось со спины лошади, и… пани Ядвига очутилась на земле.
Никогда не забуду этой картины. Интересна всегда была полька, но тут совсем стала красавицей. С распустившимися роскошными волосами, она сидела, опершись в землю руками. Ее красивые, темные глаза были громадны от переживаемого ужаса. Мои «адъютанты» принялись палить по приближающимся всадникам, заставив их этим приостановиться. Говорю «Иванычу-пуле» взять лошадь полячки и перевести ее на ту сторону. Сделал это нарочно, т.к. «Иваныч» был не из храбрых и мог стать только обузой. Он был бледен, как бумага, и как во сне выполнил мой совет. «Дмитрий-бай» продолжал спокойно отстреливаться.
В это время пули начали свистеть вокруг. Всадники спешились и открыли огонь по нам. Я поднял своего рыжего жеребца на дыбы, сделал несколько лансад (лансада — высокий и крутой прыжок верховой лошади. -прим. Е.Р.) и выпустил обойму по залегшим большевикам. Они замолкли, ища укрытия. Пользуюсь этим, подъезжаю к пани Ядвиге и прошу ее встать. Но она продолжает сидеть точно в трансе и только твердит: «Мой хурджум, мой хурджум (переметная сума)!» Тут только я заметил, что около нее на земле, действительно, лежат хурджумы, свалившиеся с лошади. Нагибаюсь и стараюсь поднять их, но они так тяжелы, что это мне не удается, да и жеребец, разволновавшийся от свиста пуль, не стоит на месте. Тогда решаю бросить хурджумы и взяться за пани Ядвигу.
Говорю ей еще раз встать, но она продолжает сидеть, точно меня не слыша, и твердить: «Мой хурджум, мой хурджум?»… Что такое находилось в этих хурджумах, что женщина почти сошла с ума, боясь их потерять? Потому они и были положены на ее седло, что были так тяжелы. Говорю «Дмитрию-баю» попытаться поднять сумы, а сам без церемонии беру польку за длинные шелковистые волосы, поднимаю с земли и двигаюсь к берегу. Въезжаю в воду и попадаю сразу в глубину, достающую мои стремена. Строго приказываю пани Ядвиге сесть сзади меня на круп. Безропотно садится. Говорю ей: «Обнимите меня!» Она спрашивает в полном обалдении: «Как?» — «Конечно, руками и держитесь за мой пояс!» Въезжаем еще больше в реку. Пани Ядвига стонет: «Нас сейчас убьют обоих!» И верно, пули так и щелкали по воде.
«Дмитрий-бай», все пытавшийся поднять хурджумы, по моему знаку въезжает за мной в реку. Но, вот, слышим — с персидского берега началась тоже стрельба. Это персы, видя наше затруднительное положение, пришли нам на помощь и стреляют с крыш своих домов по большевикам. Большевики замолкли. А под нами река делается еще глубже. Впопыхах я, верно, не попал на брод. Но крутой берег близко. Жеребец птицей взлетает на гребень.
Разъезд пограничников 20-х годов
Поднимается с земли полковник Белли, ставит винотовку между ног и начинает аплодировать. Пускаю своего рыжего жеребца галопом. Вдали слышатся тоже аплодисменты. Аплодируют наши, аплодируют персы. Точно на конкуре!!! Полька крепко держится за меня, дрожит и молчит. Подъезжаем к нашим спутникам. Соскакиваю с коня и помогаю слезть пани Ядвиге. Мандич, побагровевший от злости, набрасывается на меня и шипит: «Вот, из-за Вас хурджум потерян!» В тик-так ему возражаю: «А Вы подтянули подпруги, как я Вам советовал? А кроме того, если бы я знал, что хурджум Вам дороже жены, то, конечно, привез бы Вам хурджум, а жену оставил бы большевикам!» Окружающие фыркнули, а Мандич мрачно смолк. Случайно взглянул на «Иваныча-пулю» и вижу, что он смотрит за реку. А там пограничники-большевики окружили хурджум и его потрошат. Невольно смотрю на Мандичей. По побледневшему лицу пани Ядвиги катятся крупные слезы из грустно опущенных глаз. Самого Мандича передергивало.
Подумалось, вряд ли комиссар большевистский, удирая, забыл, то есть, не прихватил с собою бриллиантов, золота и валюты!!! Позже пани Ядвига в минуту откровения подтвердила мое предположение.
Я с Мандичами расстался в Мешхеде и с тех пор потерял их из виду. Несмотря на драму Мандичей на душе было хорошо, легко. Мы в Персии, далеко от большевистских изуверств, и нас ждет что-то новое… но что, остается только гадать…
На этом я и покончу свое повествование, вскользь упомянув о том, что в Персии нас очень хорошо приняли. Полковник Белли в Мешхеде помог нам через своих людей хорошо ликвидировать лошадей и через английское командование одел нас в щегольскую английскую форму.»
Хороший рассказ князя Ал.Н.Искандера. И следует несколько проговорок:
1. Все-таки в хурджумах бывшего большевика Мандича и его супруги Ядвиги были не бухарские платья, как пишет о том Ф.М.Бейли, а золото и бриллианты, награбленные этой криминальной четой в Ташкенте у буржуев по заветам Ильича: «грабь награбленное», «экспроприируй экспроприаторов».
2. Откуда деньги у самого князя Ал.Н.Искандера? Он пишет, что в Бухаре он сумел экипировать вооруженную группу из 28 человек, закупить лошадей и верблюдов, нанять проводников. Вся эта группа двигалась к персидской границе 31 день и, думается, не святым духом питалась. Очевидно, что немалая сумма была потрачена. Причем Ф.М.Бейли «живых» денег не дал, а только обещал возместить расходы в Мешхеде, когда беглецы окажутся под крылом генерала Маллесона. Из Ташкента князь Ал.Н.Искандер после осиповского мятежа бежал в одних портках, а в Бухаре неожиданно из собственного кармана рассчитался за экипировку целого каравана. И здесь читателя начинают терзать смутные сомнения: а куда, собственно, делся золотой запас Туркестана, реквизированный осиповцами из госбанка в Ташкенте? Других денег у князя Ал.Н.Искандера оказаться не могло. На эти деньги и был снаряжен отряд для перехода российско-персидской границы.
И еще одно подозрение возникает: точка в судьбе одного из лидеров ташкентских мятежников 1919 г. подпоручике К.П.Осипове еще не поставлена. И Ф.М.Бейли, и князь Ал.Н.Искандер в один голос и одними и теми же словами пишут, что К.П.Осипов был убит одним из неназванных и бесследно потерявшимся офицером с целью ограбления, «пропущен через песок», по их терминологии. А убийце в качестве награды достался перстень «с историей» с пальца К.П.Осипова. Это тоже кинематографично, да вот только убийство К.П.Осипова, если рассуждать логически, становится выгодно князю Ал.Н.Искандеру и Ф.М.Бейли. После устранения К.П.Осипова Ал.Н.Искандер вдруг начинает свободно распоряжаться неограниченными материальными ресурсами. Странно все это: кого-то «пропустили через песок», а кто-то становится финансовым титаном. Для Ф.М.Бейли — один из ключевых свидетелей мятежа становится навечно немым. Ну, и в итоге в Мешхеде английский разведчик согласно своей колонизаторской психологии рассчитывается с наивным правнуком Николая I щегольской английской военной формой за лошадей, верблюдов и смертельный риск.
И можно только позлорадствовать по поводу преступной четы большевиков-интернационалистов Мандичей. Каратничек к каратничку собирали в Ташкенте, золотой портсигар к ожерелью, браслетик к диадеме. Сколько людей угробили? А вот, подишь ты, рок в лице бухарского гнедого жеребца в белых носочках не дал им воспользоваться награбленным.
Ефрем РЯБОВ.