В Бухаре
Обосновавшись в Ташкенте, Петровский, с прежним рвением включается в научную деятельность. Он становится одним из основателей и главным деятелем Туркестанского отдела Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии Среднеазиатского учёного общества. Николаю Фёдоровичу принадлежит замечательная фраза: “Знание истинного положения дела, которое нас почему-нибудь интересует, есть первое условие к тому, чтобы привести такое дело к какому-нибудь концу и безошибочно руководить им”. Знание, доскональное знание предмета, которым занимаешься, вот настоящий ключ к успеху. Этим девизом Петровский руководствовался всю свою жизнь.
В 1872 году он посещает в Бухару с целью изучения торговли, экономики и финансов этой малоизученной страны. Вот как об этом Николай Фёдорович рассказывает в письме директору Департамента торговли и мануфактур Министерства финансов Н. А. Ермакову:
“На этих днях генерал-губернатор весьма любезно разрешил мне отправиться в Бухару вместе с уезжающим отсюда бухарским посланником Иссамедином-мирахуром (мирахур – нечто вроде нашего полковника), моим хорошим знакомым”.
От генерал-губернатора финансовый агент получил ещё одно, негласное задание. Дело в том, что в Ташкенте распространились слухи о приготовлении бухарского эмира к войне с русскими. Проверить эту информацию Константин Петрович и поручил Петровскому. Забегая вперёд, скажем, что эта тревожная информация не подтвердилась.
Уже в этой поездке Николай Фёдорович проявил себя как опытный разведчик, получая и анализируя информацию от различных источников, поэтому расскажем о ней подробней.
Экспедиция, возглавляемая Петровским, была довольно многочисленной. В неё входили: переводчик Ибрагим Юнусов, два специально подобранных лица для сбора различных сведений, молодой купец Н. С. Трубчанинов с приказчиком, мирза (писарь) Хаким и двое слуг. Вместе с отрядом Петровского, как уже было упомянуто, из Ташкента выехал посол бухарского эмира Иссамедин — мирахур со свитой. Случилось это 21 апреля 1872 года.
Проехав Джизак, где Николай Фёдорович с интересом изучил ассортимент товаров местного базара, экспедиция 27 апреля достигла Самарканда. Здесь, под нескончаемым дождем, пробыли два дня. В этом древнем городе Николай Фёдорович встретился и побеседовал с проживающим там Абдурахман-ханом, через восемь лет ставшим эмиром Афганистана.
“Afganistan and the Anglo – Rashen Disput”, 1885
Из Самарканда путь лежал в Карши, где должна была состояться встреча Петровского с эмиром. По дороге, у ворот Китаба, миссию встретил китабский курбаши (полицмейстер). Соскочив с лошади, он крепко пожал руку её главе, приговаривая умильным голосом по-русски: «прощай, прощай.» “Я едва сохранил свое достоинство, приличное этой торжественной минуте”. – запишет позже Николай Фёдорович.
Сопровождаемые массой народа путешественники тронулись далее и через некоторое время выехали к главной площади, где выстроились войска. Заиграла музыка и совершенно ошеломлённый финансовый агент предстал перед беком Китаба, встретившим гостя на галерее своего дворца. Спросив Петровского о здоровье генерал-губернатора и поздравив с приездом, бек прибавил, что эмир, узнав о приезде русского визитёра, приказал принять его самым почетным образом. После дастархана (угощения) и получасовой беседы, на гостя надели халат, посадили на богато убранную лошадь и повезли в Шар. Там встреча была еще пышнее. Под командованием Давлет-Бий Серкера торжественно прошёл парад войск. На внутреннем дворе две медные пушки на лафетах салютовали несколькими выстрелами. Бек Шара Абдул-Карим-Диван-Беги, воспитатель эмира, принял Петровского просто и радушно. Прищурив левый глаз и внимательно оглядев русского агента, он начал беседу, изредка похлопывая гостя по плечу и посмеиваясь. И вновь было богатое угощенье, надевание халата и дарение коня.
Наконец прибыли в Карши, где Петровского поместили в роскошном мусульманском доме, но обставленным по-европейски, с мебелью. Дом был приготовлен ещё год назад, и предназначался для другого русского посланника – дипломатического чиновника при туркестанском генерал-губернаторе К. В. Струве.
Первая встреча Петровского с бухарским эмиром Сеид Музаффаруддин Бахадур-ханом состоялась 4-го мая. Получив от Мирахура соответствующие инструкции Николай Фёдорович, вместе с Трубчаниновым и переводчиком, отправились верхом в крепость. Перед воротами спешились и пройдя длинный коридор, наполненный придворными, очутились у ворот второго, внутреннего двора. Здесь гостей встретили два удайчи (церемониймейстера), и взяв под руки осторожно ввели в ворота. Во дворе, в маленьком, с открытыми окнами, домике сидел на полу, облокотясь на подушку, эмир. Сняв фуражку, Петровский поклонился, а эмир, подав ему свою руку, посадил, в нескольких шагах от себя. Николай Фёдорович заговорил первым. Передав эмиру поклон от русских властей, он объяснил цель своего путешествия в Бухару и поблагодарил за радушный прием, оказанный миссии в его владениях. Спросив о здоровье генерал-губернатора, эмир сказал:
— Что ж, добро пожаловать, погостите в Карши, а потом поезжайте в Бухару. Я рад вашему приезду.
— Благодарю, Ваше превосходительство, за оказанный приём. Его радушие и любезность служат лучшим доказательством добрых отношений эмира к русскому правительству.
— Вы наш дорогой гость, — возразил на это эмир,- и иначе мы поступать не можем».
Затем, после нескольких секунд молчания, эмир спросил не имеет ли высокий гость какого-либо поручения от русского начальства.
— Нет, особых поручений я не получал.
Видимо ответ эмира удовлетворил и он, подав Петровскому руку, показал глазами, что аудиенция окончена.
На русского гостя надели палевый халат и отвели к сыну эмира, каршинскому беку, Тюря-Джану. Миловидный юноша, осведомившись о здоровье Государя Императора и генерал-губернатора, спросил, хорошо ли приняли Петровского в его бекстве. Получив благоприятный ответ Тюря-Джан распрощался. После чего, на богато украшенной лошади, подаренной Петровскому бухарским правителем, тот возвратился в свое помещение.
Второе свидание с эмиром, состоявшееся 10-го мая, проходило несколько дольше. На этот раз Николай Фёдорович, по совету Мирахура, явился в подаренном эмиром халате. Незадолго перед этим приехал из Бухары приказчик ташкентского купца Арзамасцева Грошев. Он рассказал финансовому агенту, что русским торговцам живется в Бухаре неплохо, никто их не притесняет, а напротив оказывается покровительство. Всё это Петровский передал эмиру, добавив, что и о радушном приеме, и о свидетельстве русского купца он непременно передаст русским властям. Внезапно эмир перебил переводчика и обращаясь к своему собеседнику сказал:
— Я слышал, что вы говорите по-тюркски. Зачем же не объясняетесь со мною на этом языке? – Да, я знаю ваш язык, — отвечал Петровский — но ещё недостаточно хорошо и боюсь допустить ошибку.
— Напрасно – возразил эмир – мне гораздо приятнее слышать ваш голос и ваши слова, чем слова вашего переводчика.
После этого разговор продолжился на языке, понятным для обоих. Эмир сообщил, что он сейчас уезжает в Шахрисябз, и поэтому очень жалеет, что не может продолжить беседу и просит передать от него поклон генерал-губернатору Ярым-Паше (К. П. фон Кауфману). На этом аудиенция завершилась.
— Будьте нашим гостем, — сказал прощаясь, эмир — поезжайте в Бухару или куда вам заблагорассудится; везде вы будете хорошо приняты.
В Бухаре Петровский расположился в доме местного жителя Абдул-Гафара. Некогда весьма важный бек, он теперь занимался торговлей халатами на бухарском базаре. Такое случалось на Востоке нередко. В частности, занимавший в это время кокандский трон Худояр-хан, в дни потери ханства и изгнания был торговцем разной мелочью в Джизаке.
Базар Бухары был расположен недалеко от проживания Николая Фёдоровича и он, познакомившись с главным зякетчи (чиновник, отвечающий за торговлю) Таксабоем и с помощью своих людей: Н. С. Трубчанинова, Бай-Магомета и живущего в Бухаре доверенного купцов Быковских И. Н. Шмелева, сумел собрать многочисленные сведения о торговых потоках и ассортименте товаров на бухарском базаре. Главный вывод сделанный Петровским – Бухара является главный пунктом среднеазиатской торговли, настолько важной для туркестанских властей, что должна быть приоритетной для дальнейших действий в Центральной Азии. Являясь гигантским складом русских и англо-индийских товаров, Бухарский эмират вёл обширную торговлю со всеми соседними мусульманскими странами. В своём отчёте Николай Фёдорович отметил: “Условия англо-индийской бухарской торговли мы, к сожалению, знаем очень мало, но знаем хорошо торговую энергию и предприимчивость наших соперников и наше русское «авось». Кто может поручиться, что при нашей небрежности к бухарскому рынку вся торговля Средней Азии не перейдет в руки англичан или их подручников авганцев? А намёки на это уже есть”.
Изучив торговлю и производство промышленных товаров, Петровский задумал посетить и невольничий рынок. Существование работорговли в Бухаре русскими властями подвергалось сомнению.
Преобладало мнение что с завоеванием Самарканда и подписанием мирного договора с Бухарским эмиром открытая продажа невольников ослабла, а то и вовсе прекратилась. Во всяком случае все русские официальные лица, посещавшие Бухару, невольничьего базара не обнаружили. Возможно, просто не хотели обнаружить. Петровскому первому, после образования Туркестанского генерал-губернаторства, удалось увидеть торговлю рабами, причём в значительных размерах. Однако, чтобы попасть туда Николаю Фёдоровичу пришлось проявить недюжинное упорство. Иссамедин-мирахур употребил всё своё красноречие, чтобы отговорить русского гостя от этой экскурсии. Но тот остался твёрд в своём желании.
В сопровождении пристава, которого ему выделил куш-беги (первый министр), за отсутствием эмира осуществляющий власть в городе, Петровский прибыл на место торговли людьми. Караван-сарай, в котором осуществлялось это постыдное деяние, находился на большом базаре Пай-Астана в Регистане. Нижний этаж помещения занимали продавцы сырых кож, а верхний, выставленные на продажу невольники. Как выяснил Петровский, торговля осуществлялась ежедневно, с соблюдением всех формальностей: оценка товара маклером, уплата зякета и тому подобное. На глазах русского агента был продан 12-ти летний мальчик за 120 рублей.
По собранным Петровским сведениям, продажа невольников производилась не только в Бухаре, но и во многих других городах и больших кишлаках. Барышники скупали невольников у туркмен и затем перепродавали их либо в эмирате, либо в Хиве. По подсчётам Николая Фёдоровича количество рабов, продаваемых ежегодно только в Бухаре, составляло более четырёх тысяч человек.
Дождливым утром 22 мая 1872 года миссия Петровского покинула Бухару. Не доезжая несколько десятков километров до Катта-Кургана, Николай Фёдорович простился с Иссамедином, который отправился в Шахрисябз к эмиру.
В Самарканде путешественники прожили неделю и 7 июня, въехали в Ташкент, пробыв в дороге полтора месяца и проехав верхом более тысячи вёрст. Ознакомившись с отчётом Петровского, генерал-губернатор Кауфман констатировал: “В настоящее время русские товары на бухарских рынках преобладают и смело могут конкурировать с немногими английскими произведениями, встречающимися на рынках Бухары”.
Правда, сам Петровский смотрел на ситуацию в Бухаре менее оптимистично. Он считал, что Россия может потерять рынок Азии, если не начнет предпринимать хоть какие-то действия на серьезном, государственном, уровне. Он полагал, что необходима четкая программа действий, поскольку политическое присутствие в регионе обеспечивается в том числе и через экономику.
«…Наш Ташкент, сам ничего не производящий, останется навсегда тем, чем он в настоящее время является: скупщиком и перепродавцом кокандских товаров. Большего значения он иметь не может и не будет. Даже более, я полагаю, что в недалеком будущем он уступит свое место Казале и останется только административным центром. Совершенно другое дело бухарско-хивинский рынок или, точнее, Бухара. Срединный по своему географическому положению, между Афганистаном, Персией, Россией и нашими, вновь приобретенными азиатскими владениями, рынок этот образует собою огромный меновой двор и склад для всех произведений этих стран, и притом одинаково для всех их доступный. Такое положение дает ему, если не теперь, то в будущем, мировое значение, которое для нас, русских, может иметь (судя по настоящему положению дел) весьма печальный исход, если мы заблаговременно не отнесемся к нему разумно” – отметил Николай Фёдорович в своём отчёте.
В 1873 г российско-бухарский договор был пересмотрен: детализирован и расширен, в том числе благодаря сведениям, полученным Петровским во время своей поездки. Туда были включены пункты о свободном доступе российских купцов и их караванов в любую часть Бухарского ханства; об ответственности местных властей за их безопасность и за соблюдение условий торговых сделок; о беспошлинном транзите русских товаров; о взаимном праве владения недвижимостью (бухарцам – в России, российским подданным – в Бухаре); об обмене между Российской империей и Бухарским ханством торговыми и политическими представителями. Особым пунктом запрещалась работорговля.
После подписания соглашения, туркестанский правитель К. П. фон Кауфман констатировал: “Правительство свою работу сделало, дело за купцами”.
В том же, 1873 году, в журнале «Вестник Европы» был напечатан очерк Н. Ф. Петровского о его путешествии в Бухару.
Продолжение следует
На заставке: Базар в Бухаре. Почтовая открытка
В. ФЕТИСОВ
