Александр Николаевич Волков: Гранатовый свет Востока
Минуло 130 лет с рождения Александра Николаевича Волкова и шесть десятилетий — со времени его кончины. Круты повороты судьбы художника и его творений: были на них испытания «огнём и водой», славой, забвением… И прижизненным воскрешением в «оттепель» – грандиозной персональной выставкой в честь 70-летия.
Спустя год с небольшим после юбилейной выставки он простится с Ташкентом навеки. Новым поколениям «свободы медный стон», звучащий в картинах художника, откроется в последующих коллективных и персональных экспозициях в разных городах и странах.
Весной 2017 года работы Волкова послужат стержнем живописного раздела выставки «Сокровища Нукуса» в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина. Выставку ждали лет десять, подготовили в кратчайшие сроки, приурочив к первому официальному визиту президента Узбекистана в Россию.
Проект поразил действительно редкими сокровищами, бережно собранными и сохранёнными в Средней Азии русским художником и коллекционером, заслуженным деятелем культуры Республики Узбекистан Игорем Савицким, чьё имя носит созданный благодаря его инициативе и подвижничеству Государственный музей искусств Республики Каракалпакстан. Реестр произведений живописи в этом собрании открывает картина А.Н. Волкова, отданная в музей по просьбе Савицкого старшим сыном художника, Валерием, который первым откликнулся на призыв собрать в Нукусе произведения художников XX века.
Созданные Волковым в разные периоды, четырнадцать представленных на выставке работ позволили вкратце проследить ретроспективу творчества художника и наглядно продемонстрировали основополагающую роль живописца в развитии «туркестанского авангарда» и станкового изобразительного искусства в Средней Азии. Мастер «Гранатовой чайханы» в 20-30 годы открыл для молодых туркестанских художников основы художественного творчества и, вдохновленный пафосом создания нового изобразительного языка, помог каждому из своих молодых собратьев, объединенных «Бригадой Волкова», найти свой путь в живописи и свои визуальные средства.
Об этом говорили президент Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина Ирина Антонова и куратор выставки Анна Чудецкая в двухчастной документальной программе о выставке, показанной на канале «Культура». Они обратили внимание, что еще в ранних пейзажах 1915 года у Волкова проявилось особое отношение к цвету как «переливающейся драгоценности». Молодых туркестанских художников привлекала личность мастера, свойственная ему энергия. Он же, поставив себе задачу расширить творческие возможности местных живописцев, стал «центром движения по созданию нового, станкового искусства в Средней Азии».
Экспозиция волковских работ на выставке пунктирно обозначила вехи его собственного художественного развития: от витражных, насыщенных светом графичных композиций («Арба») с их декоративным изобразительным строем, — к условному, обобщённому изобразительному языку. Ритмика этих работ создаёт общую мелодию, выстроенную художником композиционно, в образах, в цвете, и она понятна человеку, который живёт и трудится на земле.
С точки зрения современных российских искусствоведов, Волкову «необходимо было учитывать традиционную специфику, склонность декоративного искусства Средней Азии к многоцветию, узорчатости, орнаменталистике». Но, на наш взгляд, эту специфику он впитал с рождения, она была близка, понятна и органична его художественному восприятию – в ней не было и тени надуманности, стилизации, конъюнктурности.
Волков чувствовал масштабы времени, в котором жил, они увлекали и вдохновляли его. Недаром его картину «Выход бригады в поле» искусствоведы сравнивают с монументальной живописью Мексики.
Анна Чудецкая: — Настолько в этой грандиозной композиции чувствуется сила и мощь этих фигур, и надо сказать, мы не видим никакой идеализации этих изображений. Мощные фигуры словно вырастают из земли, и вот этот пафос новой жизни на древней земле, он, конечно, звучит здесь в полную силу.
Ирина Антонова: — Но он правдив — помимо всего прочего, правдиво это смотрится. Здесь нет никакой натяжки. Это люди труда, но вместе с тем это художественно преображено, в них есть естественный пафос, а не сконструированный, это очень заметно. И это искреннее увлечение своими героями и превращение их в личностей, достойных нашего внимания и уважения.
АннаЧудецкая: – Да, это очень честное искусство, и оно исходит из искреннего чувства, может даже, из утопического желания увидеть в этом новом человеке, жителе новой Средней Азии, созидающее начало.
Волков и жил, как писал, не изменяя своим принципам. Наступила осень 1947 года. В Ташкенте организовали выставку «30 лет Октября» с официальным, как было в то время принято, обсуждением в Союзе художников. Следуя идеологическим установкам, Виктор Уфимцев, член правления Союза художников Узбекистана, в своём выступлении бросает в адрес Александра Николаевича: «Волков по-прежнему не изучает жизнь, а продолжает её выдумывать, сидя дома. Этот основной недостаток мешает художнику раскрывать образ советского человека и делать свои произведения правдивыми, доходчиваывми и любимыми народом». Такие нападки стали возможны после посещения Ташкента Александром Герасимовым — президентом Академии художеств СССР, немало преуспевшим в борьбе с «формализмом». Тогда же в газете «Правда Востока» опубликовали статью, в которой «космополит О. Бескин» обвинялся в восхвалении «формалиста Волкова».
Проходит год, и на собрании Союза художников вновь звучат «обличительные» слова, теперь из уст И.В Ужинского, имя которого сохранила стенограмма общего собрании Союза художников, бесстрастно зафиксировавшая слова, что Волков «… и не думал отходить от формализма. С 1934 года – ни одной темы, написанной Волковым». В зале, где сидело немало учеников художника, прозвучали… аплодисменты! И ни единого голоса в поддержку.
Так же безмолвствовали коллеги и ученики, когда со стен музея изобразительных искусств снимали картины Волкова или обходили мастера заказами. Практически никто в те года не приобретал его работы.
В семье, которая жила более чем скромно, подрастали сыновья. Старший, Валерий (Волик, как его звали родные и друзья), с детства занимался в изокружке у отца, и в 1947 году окончил Республиканское художественное училище, поступив после его окончания на искусствоведческое отделение университета. В студенчестве занятий живописью не оставлял. Находил время и для младшего брата Саши: читал ему книги, мастерил игрушки, водил в школу, защищал от обидчиков.
Подростком Саша как-то провёл лето вместе со сверстниками в пионерском лагере. Рассматривая через шесть десятков лет традиционную групповую фотографию, на которой в худеньком мальчике трудно узнать крепыша с ранних детских снимков, он расскажет: «Незадолго до фотографирования нас взвесили — «привес» пионеров за смену был одним из главных показателей успешной работы лагеря. На всю жизнь запомнил, что прибавил я 2,5 кг. Можно представить, как я выглядел в начале смены… Все пионеры прибавили от 1,5 до 3 кг, что порадовало администрацию лагеря. Несмотря на наш тщедушный вид, мы целые дни гоняли в футбол, дрались и вообще были весьма активны. Воспитатель тоже гонял с нами мяч, а вечерами занимался нашим «просвещением», так что вернулся я из лагеря посвежевшим и «просвещённым».
Александр Александрович рассказывает, что не был настолько дисциплинирован или с детства погружён во внутреннюю творческую жизнь, как старший брат Валерий, которого с самого раннего возраста невозможно было оторвать от холста и кисти. Много времени Саша проводил в играх с дворовыми ребятами, частенько пропускал уроки в школе, проходя свои университеты на улице и постигая негласный кодекс мужской чести. Матери недосуг было следить за его учёбой – работа в школе и домашние хлопоты занимали всё время.
Главным для неё было творчество мужа, и она во все годы не обременяла его никакими хозяйственными просьбами, вспоминают сыновья, — его делом было писать картины.
Работал он молча, вкладывая в каждый мазок энергию мыслей и чувств. Не хватало красок, холстов, и он использовал любой кусок картона, фанеру. Сидя на своем «ботике», — сколоченной когда-то собственноручно крошечной террасе — подолгу смотрел на деревья, наблюдал восход луны над городом, смену дней, сезонов.
Уделявший когда-то немало внимания развитию Валерия, Волков словно уступил ему отцовские права на заботу о младшем сыне — на собрания в школу и встречи с учителями по поводу успеваемости и воспитания ходил за родителей брат.
Поступив в университет, Валерий перебрался в отцовскую мастерскую, стоявшую в глубине двора, и под её плоской крышей часто звучали молодые голоса: спорили о литературе и философии, читали стихи, слушали классику и чарующие бельканто лучших итальянских певцов – фонотеку увлечённо собирал Волик. Мастерская стала своеобразным клубом, объединившим творческую молодежь Ташкента.
Друзья Валерия отдавали должное таланту Александра Николаевича. Будущие искусствоведы, журналисты и поэты, режиссёры и архитекторы, они понимали значимость его творчества и, по возможности, публиковали о работах художника заметки в газетах и журналах.
Тамара Санаева
Фото из архива семьи Волковых
На заставке: Волков А.Н. Портрет семьи. 1944 – 1947. Холст, масло
