Конечно, она была не Лора. Долорес. Долорес Осадчук. Думаю, ее назвали в честь Долорес Ибаррури. Тогда эта испанская коммунистка была нашей национальной героиней. Но все ее звали Лорой или Лоркой.
Лора жила во втором подъезде, считай, в коммуналке. Первый этаж, крохотный общий коридорчик на две довольно больших комнаты. В коридорчике стояли керогазы и два маленьких столика. Потом, через шестнадцать лет, поместили газовую плитку. В дальней комнате жили Лора, ее мама, Полина Моисеевна и бабушка, мать отца. Во второй — жила наш дворник тетя Паша, чудесная русская женщина, землячка Сергея Есенина, уроженка села Константиново, с безумной дочерью Тоней.
Отец Лоры погиб на войне — во всем дворе на войне погибли двое: ее отец и отец Томы Корсунской. Полина Моисеевна ( интересно, что в доме жили три «Моисеевны» и все во втором подъезде: Полина Моисеевна, Раиса Моисеевна и Анна Моисеевна), маленькая женщина с вечно утомленным и озабоченным лицом: неудивительно, если на тебе ребенок и старая свекровь, очень много работала, где-то в Обсерватории, пользовалась на работе большим уважением, на воспитание и присмотр оставались считанные минуты. Лорка, тоже маленькая, с роскошными медными локонами, ходила в детсад, как, впрочем, и Тома, и конечно, была намного меня самостоятельнее. В отличие от меня, она не изнывала в одиночестве.
Почему -то запомнилась одна сцена: мы сравниваем оба подъезда, и Лора с жаром доказывает, что их — лучше. С этим трудно поспорить: между первым и вторым этажами «висит» пристройка, где размещена фотолаборатория Александра Васильевича Княжевского — у них есть, а у нас — ничего… что обидно. Бабушка вскоре умерла. Лора, считай, была предоставлена себе самой. Позже я очень любила бывать у нее. Брала книги. Часами разговаривала. Постепенно у Лоры образовалось нечто, вроде клуба. Как ни придешь — вечно толпится народ, разговоры интересные, часами можно сидеть, не соскучишься. Упаси господи, никаких пьянок, исключительно интеллектуальные беседы. Люди все интересные.
Только сейчас я стала понимать, каково приходилось бедной Полине Моисеевне — приходит с работы, отдохнуть бы, а тут — очередная компания….
Но кто из молодых понимает подобные вещи?
Как-то Полина Моисеевна была то ли в больнице, то ли в санатории. И собрались у Лоры все девчонки нашего двора. Десять ночи, одиннадцать, двенадцать, а куда спешить — все дома. И тут вдруг Мила Покровская так закричит! В то лето у нас на заднем дворе, выходившем на Малясова, завелся то ли маньяк, то ли эксгибиционист, имевший привычку подглядывать в окна. Его постоянно видели в одном из окон. Опасности никакой — на всех окнах, даже второго этажа, летом стояли решетки. Вот он и распластался на решетке окна Лоры. Переполоху-то было!
А друзей у Лоры было — полгорода. Вот у человека дар был — притягивать хороших людей. Умные, интеллигентные, начитанные, веселые…
Как сейчас помню и выпускной Лоры. Заканчивала она на год позже остальных — роскошное платье из белого муара с квадратным декольте…
Мы с ней тогда уже дружили, и с Майей Чудаковой (Томлинг) тоже. А потом вместе на романо-германский поступали. Я прошла на дневной, она — на вечерний. Правда, не доучилась. Зато стала очень хорошим сметчиком — востребованная профессия, ценная, всегда нужная.
Постепенно всем «Моисеевнам» дали квартиры и они уехали из нашего дома. Сейчас Лора живет в Израиле. Все по-прежнему. Только друзей у нее теперь — пол мира. Всех нас так по свету разбросало! А Лора была свидетельницей на моей свадьбе….
ТАТЬЯНА ПЕРЦЕВА
