Вулис и Маргарита или история одного ташкентца

Эта история — круче любого детектива. История спецоперации Вулиса по пробиванию великого романа «Мастер и Маргарита» и публикации его в СССР.

15 мая день рождения Михаила Булгакова. Можно было много написать о самом авторе и его произведениях. Почти все согласны, что «Мастер и Маргарита» — это главный русский роман ХХ-го века.

Я хочу в нескольких словах рассказать о человеке, который впервые написал о «Мастере» и сделал все от него зависящее, чтобы этот роман дошел до читателя. Это почти детективная история — история пробивания великого романа и публикации его в СССР.

Он был ташкентцем. Его звали Аврам, а иногда Август. О нем, сыгравшем роль не «по чину» в истории русской литературы, в Ташкенте ходили едкие и завистливые стихи, которые начинались строчками:

Целуйте ручки только старым дамам,
Не убоясь насмешливой молвы,
Как делал Август бывший Авраамом,
Сыскавший славу на любви вдовы…

Вдова – это Елена Сергеевна Булгакова. Про любовь вдовы – сплетня.
А история такова.

Вулис не был семи пядей во лбу. Елена Сергеевна часто возмущалась его литературоведческим сентенциями (типа «Платонов — это лапотный Булгаков»). Он был ташкентским евреем, литературоведом. Он был человеком, который в отличие от рафинированной московской литературной элиты не знал почему «нельзя»…

Вулис был ташкентским аспирантом, который выбрал темой диссертации советский сатирический роман 30-х годов и искал материал. Не строить же все только на Ильфе и Петрове. Нужен контекст. Нужно обозначить тенденции.

Масштаб писателя Булгакова был ему неизвестный. Но аспирант прочитал фельетоны Михаила Афанасьевича. Благо, печатались они в той же газете «Гудок», что и ранние фельетоны Ильфа и Петрова.

Потом Вулис прочел «Роковые яйца». И решил, что тот мог написать и роман. Почему бы и нет. Если такой имеется, то стоит упомянуть его… где-нибудь после третьеразрядных. На полстраницы. Ради обозначения тенденций и выявления литературного контекста, духа времени, стиля эпохи и т. д.

Вулису стало известно, что вдова писателя (оказывается!) ещё жива. Он отыскал ее номер. И решил осчастливить звонком.

— Добрый день… Я ташкентский литературовед… Только что познакомился с повестью…»Роковые яйца». Судя по этому произведению, Булгаков тоже — как и авторы «Золотого теленка» — талантливый писатель, хотя, понимаю, моя оценка может показаться Вам преувеличенной. И вот, мне сдается, что после Булгакова должны были остаться интересные рукописи…

Елена Сергеевна уточнила для себя:

» — Скажите, пожалуйста, Вы состоите в Союзе писателей?

— Состою. Два года назад принят, — ответствую с гордостью.

— Значит, Вы состоите членом Союза… Может быть, Вы один из тех, кто ровно ничего не делает, чтобы воздать должное памяти великого русского писателя Булгакова. Не печатает сочинений Михаила Афанасьевича…»

У Вулиса потемнело в глазах, а в руке задрожала телефонная трубка. Она называет его великим, ставит в один ряд с Достоевским и Гоголем, а он… Ну, в принципе, это же понятно… Вдова! Она неадекватно оценивает произведения покойного мужа. Ей простительно…
Вулис пробормотал извинения, а отказ принять его — воспринял как должное.

Но он был молод, неопытен, любопытен и настойчив. И не был снобом. Поэтому он позвонил еще раз.

Елена Сергеевна отнеслась к нему с недоверием, видимо приняв за ГБ-шного осведомителя и строго сказала, что Булгаков сатирических романов не писал, только философские.

На что Вулис безапелляционно заметил, что всякий философский роман – сатирический. Между нами, это весьма сомнительная максима.

Елена Сергеевна, которую считают прообразом Маргариты, которая сама себя иногда называла «Маргаритой», много раз пыталась пробить роман. Она заводила нужные знакомства, спала с нужными людьми («Знаете, чтобы издать Мишины книги, я бы отдалась кому угодно» – позже говорила она М. О. Чудаковой ), имела роман с самим Фадеевым, но роман не продвинулся ни на миллиметр к публикации. Она работала машинисткой, брала халтуру на дом, пыталась зарабатывать переводами.

Она боялась, что роман выкрадет КГБ, она опасалось, что если кто-нибудь скопирует роман или хотя бы главу из него, то это могут издать за границей, а у всех была на памяти история с «Доктором Живаго» Пастернака.

Булгаков писал Елене Сергеевне 15 июня 1938 года:

«Передо мною 327 машинных страниц (около 22 глав). Если буду здоров, скоро переписка закончится. Останется самое важное – корректура авторская, большая, сложная, внимательная, возможно, с перепиской некоторых страниц.

„Что будет?“ Ты спрашиваешь? Не знаю. Вероятно, ты уложишь его в бюро или шкаф, где лежат убитые мои пьесы, и иногда будешь вспоминать о нем. Впрочем, мы не знаем нашего будущего.

Свой суд над этой вещью я уже совершил и, если мне удастся немного приподнять конец, я буду считать, что вещь заслуживает корректуры и того, чтобы быть уложенной в тьму ящика».

Елена Сергеевна знала, что нет никакого шанса, что роман опубликуют в СССР. Вулис — этого не знал. Это незнание было конструктивным.

С Вулисом встретилась неохотно. Сначала на лестничной клетке.

Он попытался наладить общение. Но до рукописи романа «Мастер и Маргарита» она его сразу не допустила.

Потом сказала:
— Это я должна спросить у Миши…

Общение с духом покойного? Другого бы вероятно это напрягло… Но Вулис хотел познакомиться с рукописными текстами забытого писателя. И не привередничал.
В следующий визит Вулиса она вручила ему рукопись.

-Миша разрешил.

Но читать разрешила только в её квартире, ежедневно перед выходом показывая ей собственные записи, чтобы, не дай Бой, в них не было какого-нибудь цельного фрагмента. Пару раз она закатывала скандалы, когда ей казалось, что цитаты слишком большие.

Однажды он привел с собой фотографа, представил своим другом. Тайным образом, «по-шпионски», были сняты довольно большие куски романа. Сам Вулис потом вспоминал об этом, улыбаясь, с огромным удовольствием. Но тут же, становясь чрезвычайно серьезным, Вулис сам добавлял, что не воспользовался фотками в целях, которые хоть как-то в потенциале могли бы повредить роману. Не показывал их никому другому. Не давал распространять. Использовал только при написании диссертации.

Потом Вулис и Елена Сергеевна начали обсуждать «Мастера и Маргариту». Вулису роман понравился. Он стал читать другие произведения Булгакова.

Предложил попытаться издать что-то в Ташкенте.

В Ташкент Вулис вернулся с портфелем набитым рукописями. Он привез с собой несколько неизданных произведений Михаила Афанасьевича. «Записки покойника» он отнес в журнал «Звезда Востока», пьесу «Иван Васильевич» — в местный театр. То была уникальная эпоха первоизданий.

Воспользовавшись «оттепелью», оставшиеся в живых родственники доставали из сундуков уцелевшие произведения своих запрещенных, посаженных, расстрелянных отцов, матерей, братьев. Зачастую провинциальные журналы оказывались смелее столичных и решались публиковать то, что в Москве и Ленинграде не проходило.

Михаил Булгаков,Но и журнал и театр от Булгакова отказались. И не по причине политической цензуры. Просто в театре, например, «Иван Васильевич» был сочтен не очень удачной пародией на уэллсову машину времени. Очень трудно признать руку мастера, если об авторе неизвестно точно, что он Мастер, а под произведением не весит соответствующего ярлыка, гласящего, что это шедевр, который создан гением.

Впервые, «Мастер и Маргарита» упомянут в кандидатской диссертации Вулиса. Это был человек, который рассказывал о романе всем знакомым, водил к Елене Сергеевне людей, чтобы они прочитали рукопись. Содержание романа было изложено в диссертации очень подробно. И он, и Елена Сергеевна посчитали это необходимым именно потому, что роман оставался неопубликованным. На основе диссертации была издана литературоведческая монография. Книжка Вулиса печаталась в Ташкенте, и когда ее доставили в Москву, он поспешил на Суворовский бульвар.

Воланд— Это чудо! — восклицала Елена Сергеевна. — Это просто чудо! Это все штуки Воланда!

То что Вулис был простым советским человеком из Ташкента, а не эстетом, снобом и литературным гурманом – это счастливый факт в литературной судьбе «Мастера и Маргариты».

Позже, когда поднятая Вулисом волна уже привела к напечатанию «Театрального романа» в журнале «Новый мир», Елена Сергеевна стала чаще пускать к себе людей ознакомиться с книгой. В частности, прочли роман и «ахматовские юнцы», молодые поэты. Никому из них, включая Бродского, книга не понравилась. Вот что пишет Анатолий Найман, наиболее культурно-чуткий из этого круга автор, в своих воспоминаниях об Анне Андреевне:

«В тот зимний день, уходя, Елена Сергеевна повернулась ко мне и сказала: «Если хотите, я могу дать вам прочесть другой роман мужа, у себя дома, разумеется». За три дня в ее квартире со светлыми, словно воском натертыми, полами и павловской мебелью, в доме у Никитских ворот я прочел две папки «Мастера и Маргариты». Я признался Ахматовой, что сладкие часы чтения, тем более обаятельного, что оно совершалось в этой исключительной и самой выгодной для него обстановке, в конце концов осели во мне томящим разочарованием. Пленительный, живой, «булгаковский» слой советской Москвы должен был, по замыслу писателя, включиться в евангельский, то есть вневременный, «вечный», а вышло, что он низвел его до себя и в виде стилизованной исторической беллетристики, написанной к тому же без заинтересованности, «на технике», включил в себя. Она ответила неохотно: «Это все страшнее», — может быть, не именно этими словами, но в этом смысле, потом спросила насмешливо: «Ладно, что она его вдова, вы не догадались, но вам хоть понятно, что она Маргарита?»

Она называла Булгакову «образцовой вдовой», то есть делавшей для сбережения и утверждения памяти мужа все, что было в ее силах. Она рассказывала о преданности этой молодой, красивой, избалованной женщины полуопальному, а потом смертельно больному мужу».

Но… роман напечатать было нельзя, если бы не еще обстоятельство связанное с Ташкентом. В 1958 году Константин Симонов был снят с должности редактора «Нового мира» и отправлен в Узбекистан собственным корреспондентом «Правды» по Средней Азии.

В Узбекистане к автору «Жди меня» относились как к живому богу, сброшенному с олимпийских чертогов на грешную землю. Мой любимый учитель географии Вениамин Наумович Акман и через четверть века после держал в кабинете выцветшую фотографию Константина Симонова в Каракумах. И всегда указывал, что это лично он увековечил. И жаловался, что мог бы и сам сфоткаться с великим поэтом, но… кто ж на кнопку бы нажал?! Ящерица?!

«Божество» было очень доступным и кампанейским. «Когда есть Ташкент, — мрачно, но с мужественным достоинством шутил Симонов, — незачем уезжать на семь лет в Круассе, чтобы написать «Мадам Бовари»». В Ташкенте он писал «Живые и мертвые» и «Солдатами не рождаются». И охотно дружил с молодыми журналистами. Среди которых был и Вулис.

Вулис пригласил его на защиту своей диссертации. Самого! Все были поражены. Неприятно поражены. Ишь, замахнулся. Симонов пришел на защиту провинциальной диссертации, появившись в зале ровно за минуту до начала процедуры. Константин Михайлович во время обсуждения попросил слова и своим раскатисто-картавым говором произнес какие-то ободряющие слова, дал нужные советы и напутствовал храброго исследователя.

К чести Симонова надо сказать, что друзей своих он не забыл и когда его вернули в Москву.

Вместе с Вулисом он обсуждал издание «Библиотеку сатирического романа» в приложении к журналу «Огонек». Те, кто постарше, помнят какая это была борьба за подписку на собрания сочинений, которые выходили в приложению к «Огоньку».

Собственно сама идея принадлежала Вулису. Он хотел издать единым собранием сочинений романы, описанные в его диссертации.

Сам он вспоминал об этом так:
Мастер и Маргарита«А что это «Мастер и Маргарита»?

— Это очень сложный роман… — начал мямлить я. — Действие происходит параллельно в двух временах… Библейские главы чередуются с современными… Сатана попадает в Москву тридцатых годов…

— Вы мне проще скажите: это за советскую власть или против?

— Это не о том…»

В конце восьмидесятых, когда Вулис вспоминал эту историю, он говорил, что сейчас бы он не замешкался. И прямо сказал, что роман за советскую власть.

Ваш покорный слуга в конце восьмидесятых тоже, не замешкавшись, ответил бы, что роман против советской власти. Сейчас бы я, наверное, не стал бы утверждать это столь категорично.

Симонов пошел к редактору Софронову «Огонька» с планом.

«- Замечательная идея! — похвалил Софронов. — Читателю наслаждение, издательству прибыль, а нам — слава!»
И вдруг, вглядевшись в наименования, встревожился:
« — А что такое Булгаков — «Театральный роман», «Мастер и Маргарита»?»

Вулис начал было мусолить, как он выразился, разъяснительные фразы, но его перебил Симонов.

«- Это еще нужно продумать. Возможно, понадобится замена».
Но проект не был тогда осуществлен. Тому помешали разные обстоятельства.

Однако, «лед разбить возможно для форели, когда она упорна. Вот и всё».

Симонов заинтересовался. Прочитал роман «Мастер и Маргарита» и стал его горячим поклонником. Так постепенно создавалась общественная атмосфера приятия романа. Становилось все более необъяснимо, почему произведение, о котором все кругом говорят, не печатается до сих пор. Стали выходить другие произведения Булгакова. Вышел том драматургии. Сама Елена Сергеевна стала получать заказы из издательств на переводы с французского.

И наступил день, когда Вулису передали: «Свяжитесь с Поповкиным. Он хочет с вами переговорить».

Поповкин возглавлял журнал «Москва». «Толстый» журнал, он был, как бы это сказать, не первого класса. Негласно приравнен к «местным» — региональным, провинциальным «толстым» журналам, вроде той же «Звезды Востока», «Литературной Молдавии» или «Байкала».

Поповкин решил печатать «Мастера и Маргариту».

Он прочитал монографию Вулиса, которую энтузиасты подсовывали всем кому можно. В монографии Булгаков был ого-го каким советским.

Журнал «Москва» заказал Вулису написать предисловие к роману. Телефонная будка, в которой Август-Аврам беседовал с Поповкиным, когда он повесил трубку, показалась ему сказочной каретой, мчащей его в те дали, где в вечном покое пребывают Мастер и его возлюбленная.

По неписанным правилам того времени, подобные публикации должны были обставляться предисловиями или послесловиями, или идеологически правильными комментариями. Делалось это с целью не столько просветить читателя, сколько притупить бдительность недоверчивых чиновников из ЦК КПСС. Читателю, дескать, будет разъяснено, что роман «Мастер и Маргарита» не «против советской власти», а «о другом». Вулис прекрасно понял, чего от него хотят.

Дальше начался финальный этап битвы за роман. Было намерение дать в журнале лишь первую, менее сложную часть романа, оправдав сокращение формой подачи: из архивных материалов. Потом, было решено, что предисловие Вулиса будет послесловием, а представить читателям журнала Булгакова должен литературный генерал Симонов.

Симонов — это все-таки сила. Это ж главный поэт войны! Имя его для цековских работников звучит убедительно. «А ваше предисловие, — чтобы как-то утешить его, сказал Поповкин, — мы дадим как послесловие».

Потом редакция решила первую часть романа выпустить в одиннадцатом номере журнала за 1966 год. То есть — залечь. Обождать. Поглядеть на реакцию начальства. И если все сойдет благополучно, окончание романа дать в первом номере за 1967 год. Ну, а если реакция будет неблагоприятной? И вторую часть романа опубликовать не удастся? Тогда послесловие Вулиса тоже не увидит света, и труд его пропадет втуне? Вроде бы неловко перед ним… И на редколлегии было принято соломоново решение: первую часть романа «обложить» и предисловием, и послесловием!

Вот, собственно, и все. Так появился в печати «Мастер и Маргарита». Роман вышел с огромными купюрами, цензурными исправлениями и искажениями. При публикации романа в журнале «Москва» Е.С.Булгакова подписала все купюры. Это был совет К.М.Симонова: главное – выпустить роман в свет, в любом виде.

А потом он был полностью передан для публикации заграницу через советское акционерное общество ”Международная книга”.

«— Роман о Понтии Пилате.

Тут опять закачались и запрыгали язычки свечей, задребезжала посуда на столе, Воланд рассмеялся громовым образом, но никого не испугал и смехом этим не удивил. Бегемот почему-то зааплодировал.
— О чем, о чем? О ком? — заговорил Воланд, перестав смеяться.— Вот теперь? Это потрясающе! И вы не могли найти другой темы? Дайте-ка посмотреть,— Воланд протянул руку ладонью кверху.

— Я, к сожалению, не могу этого сделать,— ответил Мастер,— потому что я сжег его в печке.

— Простите, не поверю,— ответил Воланд,— этого быть не может. Рукописи не горят.— Он повернулся к Бегемоту и сказал: — Ну-ка, Бегемот, дай сюда роман.

Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей. Верхний экземпляр кот с поклоном подал Воланду. Маргарита задрожала и закричала, волнуясь вновь до слез:

— Вот она рукопись!»

Давид Эйдельман