Кто-то из средневековых схоластов назвал живопись иллюзией. Он несколько ошибся. Живопись – иллюзия втройне. Сначала художник должен по-своему увидеть фрагмент мира, затем перенести его на холст или бумагу, а затем созданное им видит зритель. Три этапа изменений, превращения объективной реальности в субъективную точку зрения. То, что нас окружает, отлично от того, каким его увидел художник, перенесенное на холст чаще всего не совпадает с первоначальным видением живописца, а зритель может найти в картине совсем не то, что хотел сказать ее автор. Призрак, видящий сны о миражах.
В то же время, живопись более правдива и убедительна, чем пресловутая объективная реальность. Потому что никакой объективной реальности попросту нет: у каждой эпохи и культуры свое представление о мире, и меняются эти представления все быстрее и чаще. Каждое следующее изобретение, любой новый гаджет могут отменить всё, казавшееся прежде незыблемым. Искусство откликается на эту неустойчивость бытия, но апеллирует все же не к ней, а к душе человеческой. К тому, что – все еще – не отменимо. И в этой своей апелляции искусство оказывается достовернее «объективной» реальности.
…Все эти мысли приходят мне в голову, пока я сижу на уютной и вполне достоверной кухне ташкентской художницы Татьяны Фадеевой. Мы пьем чай и говорим о философии искусства, а вокруг меня – интерьер мечты, то безупречное пространство, которое только художник может создать из подручных средств и материалов из маминого сундука.
– А вот как это – «лепить» свое пространство?
– Занятно! И забавно. Требует все время мира и дзенское терпение. Находишь что-то, например, ткань, и думаешь: о, из этого получатся отличные занавески! Они так здорово сочетаются вот с этой нишей в стене, которая осталась от прежних владельцев квартиры. А потом тебе дарят кувшин, и ты понимаешь, что ниша-то для него была создана. Так из фрагментов выстраивается целое.
Выстроить целое из фрагментов Татьяне помогает профессиональный опыт: по специальности она – театральный художник и художник телевидения.
– Почему именно театр и телевидение? И как вообще все начиналось? Был тот момент, в детстве или юности, когда вы поняли: всё, это – моё!
– Какого-то решающего момента, разделительной черты, озарения не было. Я из тех счастливчиков, которые с самого начала знали, чего хотят. По-моему, у окружающих тоже сомнений не было. Мама вспоминает, как однажды я, совсем еще маленькая, нарисовала птичку. Это была обычная детская «каляка-маляка», но все, кто ее увидел, сказали про меня: «Она будет художником!» Так что, я не выбирала, кем стать. И, наверное, не знала бы, что делать, если бы из меня не получился художник, ведь я больше ничего не умею.
А театральное отделение выбрала потому, что, опять-таки, с детства обожаю театр, его тайны, его волшебство, безграничные возможности воображения.
– Значит, учиться было легко?
– Учиться было интересно. Я вообще люблю учебу. Она в любом возрасте позволяет быть молодым, богатым и счастливым. Правда, правда. Пока ты учишься, ты открыт, увлечен, оптимистичен, а это свойства молодости. Знания – фундамент обеспеченности. А достигнутые в процессе учебы результаты приносят чувство удовольствия и счастья.
К тому же, мне повезло с учителями, не только педагогами сначала в Республиканской специализированной музыкально-художественной школе искусств, а затем в Национальном институте художеств и дизайна, но и людьми, которые формировали меня как личность, расширяли мой кругозор, дарили новые знания и помогали выстраивать систему духовных и эстетических ценностей. Среди них – театровед, киновед, культуролог и педагог от Бога, чудеснейший человек Юрий Вильямович Александров. Его мысли об искусстве, уроки этикета я запомнила на всю жизнь.
Безмерно благодарна искусствоведу Наталье Константиновне Мусиной. Она была куратором двух моих персональных выставок, помогала и поддерживала советами. Она поверила в мой творческий потенциал, а это очень важно: когда в тебя верят, ты сам начинаешь верить в себя. Что касается моих педагогов, то это, прежде всего, наш школьный учитель Александр Петрович Перов, который очень много в меня вложил. Я до сих пор вспоминаю, что он говорил нам на уроках и теперь, будучи взрослой, воспринимаю эти слова по-новому, открываю в них все более значимый для меня смысл.
Вообще, мне очень повезло с учителями, даже неловко кого-то выделять, но, если нужно назвать еще кого-то одного, то это – удивительный художник и человек, удивительный мастер Бабур Исмаилов. Если честно, я сама его выбрала своим наставником, когда поступала в магистратуру. До этого мне выпало поработать с ним на подготовке фестиваля «Шарк тароналари», и я поняла, что хочу у него учиться. Это художник-философ, творческая личность в высшем смысле слова. Во время бакалавриата я училась на театральном отделении, а в магистратуру поступила на отделение «Художник телевидения» – только, чтобы учиться у Бабура Исмаилова.
– Удалось после окончания института поработать на телевидении?
– Нет, но зато у меня есть интереснейший опыт работы на «Узбекфильме». Я была художником двух мультфильмов – «Тарвуз» (2003 год, режиссер – Эдуард Хачатуров, сценарий Назима Туляходжаева) и «Арк» (2007 год, режиссер и сценарист – Назим Туляходжаев). Первый мультфильм на актуальную, кстати, тему – о коррупции, второй – о бессмертии любви и творчества и бессилии жестокости и коварства. Оба мультфильма созданы в форме восточной притчи. Честно говоря, это была очень сложная задача для меня – отрисовывать мультфильм, но и неимоверно увлекательная. Не говорю уже о том, что работать с Назимом Турабовичем Туляходжаевым истинное удовольствие. Он человек эмоциональный, артистичный и бесконечно преданный творчеству. С ним невозможно не загораться все новыми идеями, искать все новые решения художественной задачи.
– А с театром сложилось?
– Еще как! Я оформляла сценографию более чем к тридцати спектаклям. Работала в Узбекском национальном академическом драматическом театре, Республиканском театре юного зрителя, театре Марка Вайля «Ильхом». Работала над постановками Наби Каюмовича Абдурахманова в «Балтийском Доме» в Санкт-Петербурге.
– Работа в каком театральном проекте была самой сложной, а в каком – самой веселой?
– Самым сложным стало оформление «Насреддин.love. ru» по поэме Тимура Зульфикарова «Первая любовь Ходжт Насреддина». Надо было выполнить просто огромное количество декораций – пятнадцать полных смен, по смене на каждую сцену. Дело происходило зимой, а зима 2008-го выдалась на редкость холодной. До сих пор помню, как от холода трескалась кожа на руках. Тогда меня, наверное, вывезло мое упрямство. Чем сложнее получить результат, тем больше этого хочется. И это срабатывает.
Самая веселая работа… Думаю, что в театре такого нет. Слишком всё сложно. Масса обстоятельств, которые невозможно предусмотреть и контролировать. Люди – очень разные, в самом разном настроении, со своими заботами, взглядами, суждениями. Этот коктейль придает адреналина, но веселит ли?.. Не знаю.
– Вы говорите о работе в театре в прошедшем времени. Сейчас не занимаетесь оформлением декораций?
–В последний раз я работала над оформлением спектакля «Людка» в «Ильхоме», кажется, три года назад. Сейчас я предпочитаю индивидуальное творчество. Оно дарит мне свободу. Хотя продолжаю считать себя театральным художником и порой скучаю по театру.
– У вас легко узнаваемая живописная манера. Она была такой с самого начала? С чего начинался путь в живопись?
– С подражания учителям. Есть такое понятие – «насмотренность». Ты видишь чьи-то работы, твое сознание впитывает их в себя, а потом из всего увиденного неожиданно прорезается что-то самостоятельное, твое. Я многому научилась у таких художников, как, например, импрессионист и модернист Николай Фешин, живший в первой половине XX века, или известный узбекский живописец Файзулла Ахмадалиев.
А потом в какой-то момент я поняла, что могу передавать свои мысли и чувства на холсте без каких-либо ограничений, что мне не нужно впихивать себя в рамки какого-то одного направления, жанра, стиля. Моими источниками вдохновения были иконы, лаковая миниатюра, все виды прикладного искусства. Пожалуй, прикладное искусство повлияло на меня даже больше, чем изобразительное. Благодаря таким искусствоведам, как Гульнара Ищмуратова, я по-настоящему влюблена в шедевры, созданные народными, зачастую безымянными, мастерами. На мой взгляд, безымянность большинства произведений старинного прикладного творчества отражает саму суть искусства, его неуловимость, невозможность поименовать, обозначить тот бесконечный. Абсолютный смысл, который оно стремится выразить.
– Меняет ли время ваш стиль? И как именно?
– Скорее, стиль меняется в зависимости от темы. Например, композиции на тему семьи выполнены в более плоскостной, декоративной манере. Серия «Мисс мира? Мисс война?» по колориту и стилистике совсем другая. Я старалась максимально насытить ее воздухом, сделать их «прозрачными», использовала светлые тона и оттенки.
А сейчас я работаю над циклом «Звуки незримого». У появления этого цикла много предпосылок, и я многое стремлюсь в него вложить. Звук как молитва, как колыбельная, как память… И это будет тоже совсем другая манера исполнения.
Хозяйка дома, который одновременно мастерская, показывает свои работы: триптих «Семья», напоминающий старые иконостасы в маленьких деревянных церковках поморов; воздушно-голубые женские образы-символы из серии «Мисс мира? Мисс война:»; тонких задумчивых вечных странников в высоченных колпаках из новой серии о звучащем незримом. А я смотрю, киваю и всё никак не могу понять, как один человек успевает вот это всё – живопись, сценография, участие в различных творческих проектах (республиканские, международные, персональные выставки, фестивали, другие творческие проекты)… Обязанности председателя секции «Художники театра, кино и анимации» Союза художников Узбекистана, преподавание в Национальном институте художеств и дизайна имени К.Бехзода, где Татьяна Фадеева является доцентом кафедры «Театрально-декорационная живопись»… Недаром Татьяна Фадеева удостоена медали «Шухрат».
И, кстати, вот, преподавание.
– С какими проблемами сталкивается преподаватель сегодня? Особенно преподаватель, готовящий будущих художников?
– Ответ, возможно, покажется странным, но, на мой субъективный взгляд, одна из главных проблем преподавания сегодня – опасность, что учитель отстанет от своих учеников. Время быстро меняется, реальность вокруг нас меняется. У студентов, приходящих в вузы, новое мышление, они по-новому смотрят на жизнь, владеют навыками, которыми не всегда владеют их наставники (студент, помогающий преподавателю разобраться в какой-нибудь компьютерной программе – это уже давно такой шаблон). С другой стороны, они выросли в информационном потоке, привыкли воспринимать короткий текст, короткие сюжеты, быструю сменяемость «картинки». Надо это учитывать, менять методики, подход к преподаванию. Это очень непросто, учитывая все другие сложности и проблемы в сфере образования – нехватку преподавателей, сокращение часов. И все же, это надо делать, иначе разрыв между обучающими и обучаемыми станет критическим.
– А ваши студенты, какие они в творчестве?
– Безумно интересные и талантливые. Один пример. Моя студентка Дарья Сарбаш задалась вопросом: как можно изобразить стену Искандара из поэмы Алишера Навои? Что это за стена? Если воспринимать ее как символ, то из чего она сделана? И Даша предложила такой ответ: стена соткана из молитвенных ковров. То есть, только духовность может защитить человека от его страхов и слабостей.
Другая девочка, Аня Григорьянц, представила армянский эпос о Давиде Сасунском через призму современного театра. И таких уникальных ребят много.
– Что вы хотите передать им и своему зрителю?
– Наверное, главное в искусстве – передача некоей духовной энергии. Ее нельзя пощупать, она неконкретна, но, если она есть в работах художника, зритель это сразу чувствует. Если она есть в диалоге преподавателя с аудиторией, студенты это сразу понимают. И я хочу поделиться ею с окружающими меня людьми, миром – как благодарность за то доброе и светлое, чем люди и мир делятся со мной.
Беседу вела Александра СПРИДОНОВА
