Из цикла «Туркестанские генерал-губернаторы«
Аудиенция у правителя Кунграда продолжилась.
Черняев поинтересовался, много ли вреда нанесли им хивинцы во время осады. Хан ответил, что все сады и пашни на противоположном берегу уничтожены и весь народ его разорился и у него самого, кроме сабли, ничего не осталось и он возлагает всю свою надежду на русских.
Возвратившись на пароход Михаил Григорьевич с товарищами застал там туркменских старшин, союзников кунградцев в войне с хивинцами. Приехали они под предлогом поздравить русских с приездом. Однако, истинная причина вскоре была разгадана. Туркмены явились на разведку: чтобы узнать численность отряда, да в надежде получить подарки, о чем и передали Бутакову через своего писаря. На что капитан ответил, что “мы пришли по вашей же просьбе и для вашего же спасения, а потому не видим никакой причины одаривать прежде, чем вы этого не заслужите”. Тогда старшины попросили, чтоб им дали одну пушку и десять человек казаков для преследования хивинцев, чтобы отнять пленных и захваченные лодки. Но и в этом туркменам было отказано по причине того, что для этого у них маловато сил и, кроме того, без разрешения генерал-губернатора это сделать невозможно. Но и после этого воинственные сыны пустыни не успокоились, попросив пушку, чтобы прикрыть от набегов землепашцев во время уборки хлеба.
— Хорошо, — ответил Бутаков, я дам вам 50 человек и ракетный станок, но они будут под командованием русского офицера.
Тут старшины сразу поскучнели.
— Очевидно, Алексей Иванович, — заметил присутствовавший при разговоре Черняев, — это им было нужно исключительно для грабежа.
А через некоторое время на пароход явилась ещё одна группа туркмен, возвратившихся из погони за хивинцами. Они отбили у тех восемь пленных и поднесли Бутакову отрезанную голову, сказав при этом, что что Магомет-Фаны платит им за голову 40 рублей серебром, а они слышали, что русские платят вдвое дороже. Голову они сняли со старухи и чтобы сделать ее похожей на обритую мужскую, выдергали волосы. Капитан им заявил, что русские за головы ничего не платят, после чего туркмены, недовольно ворча отправились за платой к властителю Кунграда.
Пароход “Перовский”. Фотография (светотипия) поручика А.С. Муренко. 1858 г.
После разгрузки парохода, суда Аральской флотилии продолжили плавание и 23-го июня подошли к Кунграду.
Вечером того же дня к кунградскому хану отправилась, — во главе с начальником экспедиции, — целая делегация, куда вошли практически все офицеры.
Во время аудиенции Бутаков изложил Магомыт-Фаны предложенные генерал-губернатором Катениным условия, которые заключались в следующем: заключить перемирие с киргизами-русскими подданными; защищать Бухарские караваны, следующие в Россию по правому берегу Аму, а также не препятствовать Хивинским караванам привозить в русские пределы свой товар и, наконец, заготавливать топливо для русских кораблей и снабжения экспедиции продовольствием, разумеется не бесплатно.
Также было объявлено, что в ответ на их просьбу облегчить торговые отношении с Россией, посылается команда для “осмотра берегов Каспийского моря и избрания пункта к открытию ярмарки” и что кунградцы равным образом “должны содействовать исполнению всех требований начальствующих над этой командой”. Также Бутаков заявил, что русские отряд под его командой избавил их от хивинцев, но не может оставаться на зиму в Кунграде, за недостатком помещения и продовольствия.
Ответ хана и его приближённых явился ярким примером восточной хитрости и изворотливости. Предоставим слово самому Черняеву: “Защищать Бухарские караваны они не могут, не зная где и когда будут проходить они, тем более, что почти все Бухарские караваны проходят вдалеке от Кунграда. Что же касается до пропуска Хивинских караванов, то видно было, что это совершенно не совместимо с их понятиями. Они говорили, что Хивинцы истребили их пашни, сады, захватили большую часть лодок и увели более 40 человек в неволю, что все это требует возмездия, если им за это не заплатят.
Когда капитан Бутаков сказал, что Русское правительство настаивает на этом потому, что в этом деле замешаны выгоды Русских, тогда они отвечали следующее: хорошо, мы будем пропускать караваны в Россию и грабить их, на возвратном их пути в Хиву. Магомет-Фаны сказал при этом, что если вы сами не можете остаться на зиму, то вероятно оставите для защиты Кунграда противу Хивинцев хоть 200 человек с орудиями. Он при этом повторил фразу, сказанную мне при первом свидании, что в эти 9 месяцев он сам и народ Кунградцы совершенно разорились на защиту себя противу Хивинцев и что у него кроме сабли ничего не осталось. Капитан Бутаков отвечал, что генерал-губернатор приказал помочь ему по возможности. Магомет-Фаны стал просить дать ему вооруженную помощь, чтобы идти противу Хивинцев и отобрать у них пленников и добычу, захваченную ими в окрестностях Кунграда. Когда ему и в этом было отказано, то он просил помощи для подчинения своей власти Каракалпаков. Но и на это капитан Бутаков отвечал ему отрицательно, говоря, что мы присланы защищать их, а не делать для них завоевания. В заключение Магомет-Фаны спросил, признает ли Русское правительство его ханом. Капитан Бутаков отвечал, что мы присланы к нему как к правителю Кунграда. Вообще по этой аудиенции можно было вывести заключение, что Магомет-Фаны ожидал присылки к нему отряда постоянного и более значительного, а тоже и денежного пособия: в таком случае только он мог отделаться от своих беспокойных союзников Туркмен, в руках которых совершению находится, и содействовать видам нашего правительства. С уходом нашей экспедиции, он снова был предоставлен в руки Туркмен, и потому весьма понятно, что он должен был подчиняться их влиянию, а не нашему”.
На следующий день, 24 июля, экспедиция продолжила свой путь. Через несколько дней, идя вдоль Усть-юрта, заметили сигналы посольства Игнатьева, продвигавшееся по краю возвышенного западного берега. Одной из задачей поставленных перед Бутаковым, как мы помним, было сопровождение и содействие этой дипломатической миссии, поэтому, подойдя к берегу, капитан предложил Игнатьеву доставить посольство в Хиву по Аму-Дарье, но тот не согласился из опасения потерять много времени в плавании по неисследованной реке. Игнатьев предложил начальнику флотилии идти по реке до Хивы и погрузить на пароход подарки, предназначенные для хивинского хана и бухарского эмира. Что и было сделано.
В последний день июня флотилия вышла в Аральское море, где экспедиция продолжила научные изыскания. Затем, уже по Сыр-Дарье достигнув, 21 сентября, форта №11 корабли спустили флаги.
Так закончилась кампания Аральской флотилии в 1858 году. Черняев в ней проявил себя неплохим исследователем и стратегом. Он написал подробную инструкцию генерал-майору Данзасу[1] об укреплениях Джулека на правом берегу Сырдарьи, попутно изучив ее дельту и составив подробную карту. Что касается миссии Игнатьева, она благополучно завершилась. Черняеву же вскоре вновь пришлось повстречаться со своим однокашником в Киргизской степи, о чём пишет Игнатьев в своей книге “Миссия в Хиву и Бухару в 1858 году”: “на основании слухов распространенных не только в Хиве и Бухаре, но и в киргизской степи, о замыслах хищников хивинских и туркменских напасть на караван посольства при следовании его на р. Сыр из Бухары, слухов дошедших до г. Оренбурга с быстротою передачи киргизами разных степных новостей, — по распоряжению Генерал-Губернатора был двинут из форта № 1, тотчас по получении известия о нашем выступлении, отряд из двух рот и двух орудий при сотне казаков, под начальством подполковника Черняева (Михайла Григорьевича, моего бывшего товарища но Военной Академии Генеральнаго Штаба), который и встретил нас на р. Яны-Дарь, при нашем выступлении из безводных песков Кизыл-Кумских”.
Надо отметить, что во время похода Черняев по возможности старался облегчить тяготы солдат. По его распоряжению солдаты кроме оружия и патронов ничего на себе не несли — все остальное было погружено на верблюды. Во время остановок разгорячённые маршем воины допускались к воде только после часового отдыха. Именно Михаилом Григорьевичем был придуман необычный головной убор, защищавший от горячего солнца затылок и шею. Благодаря подобной заботе за время долгих походов по знойным степям Туркестана в отряде Черняева никогда не было ни больных, ни отстающих.
Вернувшись в Петербург Игнатьев в своём отчёте о завершившейся миссии написал: «Главнейший и существеннейший результат посылки нашего агента в Среднюю Азию в 1858 г. заключается в том, что рассеялся туман, заслонявший ханства от глаз русского правительства, которое наконец прозрело и узнало настоящую цену «дипломатических сношений» с хивинскими ханствами и Бухарой». Вывод был однозначный: «На трактаты полагаться нечего», там понимают только силу. «рано или поздно нам придется занять устье Амударьи, построить там укрепление для обеспечения плавания наших судов». Полностью соглашался с Игнатьевым и Черняев, который, в свою очередь написал “Затем разве мы пришли сюда, чтобы здесь комфортабельно устраиваться и заводить хозяйство, – для этого у нас много земли в России и более к тому удобной. Нам нужен этот край для распространения нашего влияния на Среднюю Азию”.
А вскоре произошло событие, послужившее поводом к тому, чтобы Михаил Григорьевич не по своей воле покинул так полюбившийся ему Туркестан.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Участники миссии Игнатьева у палаток. Фотография (светотипия) поручика А.С. Муренко. 1858 г.
[1] Александр Логинович Данзас (1810—1880) — генерал от инфантерии из рода Данзас, один из активных деятелей военно-судебной реформы в царствование Александра II. Двоюродный брат пушкинского секунданта К. К. Данзаса. В 1857 году был назначен командующим Сыр-Дарьинской линией, в 1859 — начальником штаба отдельного Оренбургского корпуса, заведуя одновременно делами по гражданскому управлению краем.
