Наступил 1991 год. Что он принесёт человечеству? Мир, смех, благополучие или новые войны, засуху, массовые болезни? Ответить на эти вопросы, да и то приблизительно, могут лишь учёные, занимающиеся прогнозированием будущего. Моя же компетенция — криминал. Поэтому я, спец в этой области, хочу громогласно сказать: число преступлений, связанных с наркотиками, будет расти день ото дня. И никакая сила не докажет мне иное.
Я хожу на работу через жилые массивы пешком. Моцион по свежему воздуху благотворен, и для начальника уголовного розыска познавателен.
Ещё три года назад, встретившиеся мне на пути дворники, выгребая из-под скамеек битую посуду и окурки, сетовали:
— Ох уж эти анашисты! Треснуть бы им по заду метлой. Ну скажите, что за надобность колоть тару, ведь мы сдаём её в ларь, а это увеличивает наше мизерное жалованье.
Я сострадательно кивал, уточнял имена тех, кто лишает дворника дохода и шёл восвояси.
Последний год картина ощутимо изменилась: меж домами стало чище, но всюду забелели раскиданные одноразовые шприцы. Ясное дело, использованные.
Я поднял один из них и увидел следы опиума. Эта зараза распространилась среди молодёжи и, несмотря на дороговизну чернухи, многие наркоманы бросили курить анашу – стали принимать яд внутривенно.
Чем губителен опий? Введя себе дозу пять-шесть раз, человек не в состоянии далее жить без этой гадости. Он продолжает ширяться, и «садится на иглу», не думая о последствиях, а они налетают моментом.
Уже через месяц организм потребителя зелья настойчиво требует: дай наркотик. Если ультиматум не выполнен, тело неприятно покалывает, болит голова. Таковы симптомы развивающейся болезни, которую целители пока ещё лечат без труда.
Чтобы вернуться в «нормальное» состояние, наркоман должен ввести себе опиум, иначе он ощущает боль в коленях, суставах, мышцах. После года такого существования, человек вынужден принимать дозу каждый день, не то его запарит насморк, диарея, ломота.
Хворь неуклонно прогрессирует. Теперь, без подпитки наркотой, мозг, руки, ноги не хотят функционировать своим чередом, и на их лечение опиумом нужны средства. Как правило, денег шаровой (жарг. – наркоман, прим. авт.) не имеет. Он тащит из квартиры всё, что можно сбыть, тратит улов на приобретение зелья, и вновь задаётся вопросом, где взять бабло, а в это время бешено пульсирующая кровь торопит: дай наркотик.
С этой минуты человек теряет над собой контроль, его действия непредсказуемы. Не найдя способ достать опиум, он идёт на совершение уголовщины — иного пути для удовлетворения пагубной страсти хворый не видит.
Как показало проведённое мной изучение, двадцать из тридцати арестованных наркоманов взломали дверь квартиры своих знакомых. Почему объектом посягательства является жилище друга, родни, соседа? Ответ элементарен: больной знает распорядок дня своей жертвы, а также наличие у неё, например, ювелирных изделий, потому действует без осечки.
В1990 году вопрос лечения наркоманов газеты муссировали трижды. Авторами статей были уважаемые люди: зам. главного врача Ташкента, доцент университета, журналист. Они высказали свою точку зрения на существующую головную боль, рекомендовали ужесточить наказание распространителям зелья и создать фонд финансирования лечебниц.
— «Гениальная идея!» — воскликнет читатель, развернув свежий номер газеты, — остаётся маленько напрячь усердие и мы этот изъян ликвидируем.
Но, увы, беда кроется в том, что инициаторы движения с самой проблемой, как выяснилось… не знакомы. Оттого ипосоветованные ими формы борьбы носят условный, никуда не годный характер. Мой вывод, безусловно, требует комментария – дискредитировать усилия тех, кто хочет ситуацию изменить, никто не дозволит. У меня таких намерений и в мыслях нет.
Помню, на симпозиуме нарколог огласил цифру — 540. Столько больных состоит на учёте городского диспансера. Это количество само по себе тревожное, однако для густонаселённого Ташкента допустимое. Если 540 поделить на десять имеющихся районов, то на каждый из них придётся в среднем 54 живущих там наркомана. Именно эта двузначная цифра и вносит путаницу в «исследования» наших руководителей.
Когда я читал статью вслух, сидевшие в моём кабинете офицеры гоготнули, хотя автор публикации не юморил. Чтение я увязал с обсуждением тактики задержания распространителей опиума, поэтому минутой ранее мы вспоминали число состоящих на учёте нашего РОВД наркоманов — 292. Умножив 292 на 10 (количество районов), не сложно получить среднюю для города цифру — 2920.
Следует отметить, речь идёт об известных угрозыску ширяльщиках, на самом деле их в разы больше — мой список пополняют минимум десять фамилий еженедельно.
Соотношение цифр 540 и 2920 вызвало смех моих парней. Я не имею претензий к наркодиспансеру, в нём работают опытные люди, которые силятся лечить больного при отсутствии нужных лекарств. Но не сознавая масштаба трагедии, нельзя поставить правильный диагноз и назначить должный антибиотик.
Думаю, цифра 540 многих устраивает, ведь оперируя ею, верхи громогласно заявляют:
— Да, это наша боль, однако, скажем честно, наркомания не обрела зримого размаха. Город прилагает максимум усилий, чтобы не допустить её экспансию. Реальное число свидетельствует …
Этот оратор выбрал лестную для себя позицию. Слушая его, кажется, он вот-вот изречёт:
— Не может, понимаете, не может в нашем государстве существовать такая унизительная хворь, а раз так, то нет надобности строить спецклиники и вести профилактические мероприятия.
Такова позиция чиновника руководящего звена. Между тем, оглашённая с трибуны идея есть не что иное, как генеральная линия, веление нижестоящим, которое следует исполнять неуклонно.
Несколько дней назад передо мной сидела тридцатилетняя женщина. Федяева совершила тяжкое преступление, и теперь обвинитель просит лишить её свободы сроком на восемь лет. Смягчающий вину фактор — явка с повинной, раскаяние, помощь органам дознания.
Много лет Инга вводила себе сильнодействующий наркотик – опиум, и сейчас, едва ворочая языком, гундосила:
— Первую дозу попробовала ради любопытства, хотела знать, что испытывает человек, ширнувшись. Один-единственный раз, успокоила я себя… но через неделю шприц оказался в моей руке вновь. Это последний раз, клялась я. Однако самообман продолжался, а после десятого укола бессмысленность слов «последний раз» стала очевидна… Наркота затуманила мой мозг, искалечила психику, лишила семьи.
Меня изумило лицо Федяевой: безжизненный взор, отвисшая кожа на впалых щеках, седая прядь. Несчастная выглядела намного старше своих лет.
Она страдальчески лопотала:
— Я превратилась в хилую бабу, которая стоит на краю могилы. Но мне хочется жить! Я задала себе вопрос, как покончить с наркотой, как от неё отказаться и, вообще, можно ли снова вернуться к нормальному бытию… После долгих раздумий я вывела эксклюзивную теорию и сделала краткое резюме: человек в состоянии одолеть свой недуг без вмешательства медицины при определенных условиях. Кто их создаст? Это уже отдельная тема. У меня есть цель – быть здоровой. Достичь её можно только в одиночку, пройдя все мыслимые и немыслимые муки, а для сего нужна изоляция от внешнего мира … Когда-то мне мама читала рассказ, в котором автор описывает исцеление хронического алкаша. Ему достаточно было попасть на корабль и скоротать в океане год, занимаясь физическим трудом, как он выздоровел — потерял интерес к бренди. Эта история всплыла в моей памяти… Она преследовала меня, даже, когда я покупала чек… Мой мозг, словно запрограммированный, работал в одном направлении: где измотать себя тяжким трудом. Десятки нарисованных воображением вариантов, не годились.Тогда меня осенила идея совершить преступление и сесть в тюрьму, куда доступ наркоте закрыт, а пахота обязательна.
«Так вот для чего Федяева стала убийцей, — подумал я, — изъеденный ханкой мозг зациклил, как спасительную соломинку, слова «море и труд» и ассоциировал их с освобождением от опийного рабства… Баба решила, что её исцелит тюряга».
Я внимательно слушал теорию женщины. Инга называла факторы сначала толкающие смертного на дно жизни, затем — на скамью подсудимых. Мне за период работы в уголовном розыске довелось проверить сотни земных историй, в которых люди переплели бред с действительностью, но душераздирающая повесть Федяевой изумила меня своей наивностью и не имела аналога.
— Выкладывай свою биографию детально, — сказал я, — ничего не утаивай.
— И вы будете слушать? – удивилась Инга.
— Начинай!
— Что ж… — она закурила дешёвую сигарету, — моя мама хирург, отец — зав. кафедрой биологии. У родителей других детей нет, поэтому мои капризы они удовлетворяли мгновенно. Однако я не росла бездельницей: выучила английский, побеждала на школьных олимпиадах, окончила институт… Мой будущий супруг встретил меня на дискотеке.
— Слава, — представился он. Мы весь вечер танцевали, пили шампанское, шутили. Затем парень проводил меня домой, а через неделю я познакомила его с моими родителями.
Федяева прервала рассказ и глянула на мои сигареты. Я даровал ей всю пачку.
— Чем мужик занимался, что вас единило?
— Он химик, искал работу по специальности, а вообще, нам скучать не приходилось. Мы были молоды, острили, много читали … Вскоре Слава сделал мне предложение. Свадьбу мой отец решил устроить после моей защиты диплома. Мог ли кто-нибудь тогда подумать, какая страшная участь меня ожидает!
Инга застонала то ли от нахлынувших воспоминаний, то ли от приближающейся ломки. Я указал на графин:
— Глотни воды.
Федяева лишь махнула рукой.
— Родители презентовали нам путёвку, и мы рванули в Болгарию. Экзотический пляж, солнце, тёплые волны сулили незабываемый отдых… На море Слава бегал по воде и кричал, мол, если хочешь, давай соорудим на берегу шалаш и останемся здесь навсегда. Хочу, звонко вторила я любимому, хочу-у! Так пролетела неделя. Как-то днём муж вспомнил, что в окрестностях города живёт его армейский товарищ, и замыслил кадра найти … Слава вернулся ночью, усталый и не довольный.
— Сгоняю ещё раз, — он упал на диван, — если кент не отыщется, значит, не судьба.
В Болгарии этим поискам я значения не придала, и лишь месяцы спустя, тайна поездок мне открылась вдруг.
Домой муж стал возвращаться поздно.
— Занимаюсь в библиотеке, — отвечал Слава, и однажды невзначай молвил:
— Я имею дело с наркоманами. Хочешь знать как они кайфуют? Это весьма необычно.
— Что может быть в этом интересного, тем более мне, беременной женщине! — удивилась я, — наркотик — медленно действующий яд. Твои хмыри умрут, не дожив до сорока лет.
— А вот и нет! Ты, конечно, слышала, что во многих странах люди потребляют всякие травы, да и мы едим укроп, щавель, кинзу. В них содержатся недостающие сердцу, почкам, зрению витамины … Правда, мои знакомые растение не лопают, они его курят, — муж склонился над каким-то порошком, — эта зелень обладает чудодейственной силой. Подымив ею, человек ощущает невесомость, хохочет, осыпает себя златом.
— Ты говоришь так, будто всё это уже испытал, — заметила я.
— Я её пробовал, — хмыкнул Слава, — и тебе рекомендую в порядке эксперимента. Моя супруга должна иметь представление обо всём, познание расширяет кругозор индивидуума.
Как могла я поддаться на уговоры мужа, как поверила сказке об укрепляющих внутриутробный плод витаминах и целительном свойстве конопли! Тем временем он смешал зелень с табаком и забил смесь в папиросу:
— Глотни дым, прикрой глаза и кайфуй.
Бред явился минут через десять — я превратилась в синицу, летящую над рынком, аллеями, домами. Набирая высоту, птица следила за движением машин, электрички, людей, а когда земля уже не была видна, легла на спину и рухнула вниз. Вдруг из неведомо откуда разлившегося в пустыне моря замаячила скала. Её вершина едва не порезала синицу. Она расправила крылья и взмыла за тучи … Нежданно небеса окутал мрак … В темноте птаху нагнал Слава. «Убью, — рявкал он», клацая ружьём. Пичуга махала крыльями, пытаясь исчезнуть, но охотник следовал за ней и палил дробью. «Сейчас кокнет, сейчас кокнет», — верещали разлетавшиеся по сторонам перья… Синица сложила крылья, визгнула «мама» и полетела в бездонье.
Муж тряс меня за плечо.
— Не вопи, сосед услышит, — Слава вытер моё липкое от пота тело и вручил мне бутерброд, — ешь! Наркота даёт зверский аппетит.
Вдвоём мы съели ломоть колбасы, затем ещё один, и легли спать. Ночью меня мучила жажда. Во сне доисторические существа подавали мне воду из огромной цистерны, край которой я не могла ухватить. Наконец, я толкнула нависший над гаванью утёс, и мои хилые мощи упали в бочонок. Но где же пользительная влага? На дне ёмкости лежала зелёная трава.
— Как ты себя чувствуешь? — Слава хитро улыбался, — только говори искренне.
— Скажу напрямик, твоя жена испытала эффект невесомости, падала с головокружительной высоты и оседлала мамонта. Однако эту тему впредь обходи стороной, она внимания не заслуживает.
— Курить не будем, — гарантировал он, и ушёл в магазин.
С того памятного дня минуло три недели. Я старалась наше «приключение» не вспоминать, листала детектив и ждала Славу. Мои любимые ходики показывали три часа ночи. «Где он может быть? — гадала я, — вероятно, завёл себе девицу, однако … муж ласкает меня при первой удобной возможности … нет, мотив здесь иной …». Едва щёлкнул дверной замок, я рыкнула:
— Ты где шастаешь? Мне вот-вот рожать, береги мои нервы!
— Успокойся, дорогая, — молвил он, — сейчас мы обо всем поговорим.
Слава неторопливо снял плащ, надел пижаму, сел на кровать:
— Давно хочу тебе сказать, я … употребляю опий.
Мои глаза испуганно расширились:
— А… а что это такое?
— Сок мака. Его выделяет коробочка через искусственно сделанные надрезы. Жидкость под воздействием кислорода твердеет, меняет цвет, внешне напоминая пластилин. Очищенный сок люди вводят себе в кровь, и ловят непередаваемый словами кайф. Его мы сейчас испытаем вместе.
— Ты безумец, подумай о своём ребенке! – этот довод я считала самым хлёстким.
— Один-единственный раз, — настаивал муж, целуя мои плечи, — если не понравится, мы наш диалог забудем.
Слава положил на свою ладонь крохотный целлофановый пакет, сквозь него виднелась бурая масса. Даже теперь, спустя годы, не могу въехать, какими магическими обещаниями он вытянул из меня «да» и всадил иглу мне в вену. Мы сели на тахту и прикрыли глаза, но ожидаемый эффект не наступил — меня мучили кошмарные видения. Наглухо изомлев, я уснула. Утром я открыла глаза, и первым делом запретила мужу носить эту гадость домой.
В ответ он ляпнул:
— Ты хватанула тройную дозу. Жаль, что всё обошлось без невиданных приключений.
Ах почему, ну почему брошенная им фраза меня не насторожила! А позже, когда я вероломность его задумки раскусила, мне оставалось лишь рыдать. К счастью, беременность протекала нормально, только немного болело темя. Но доктор оптимистически уверял: «Страдание временное». Однако мигрень день ото дня усиливалась. Я лежала часами, укрыв голову шарфом, пила таблетки … Наблюдая за моей хворью, Слава предложил свой рецепт лечения:
— Есть бальзам, снимающий колики мгновенно. Ты доверься мне, папе нашего будущего ребёнка. Я сделаю тебе укол, и ломота отступит навсегда.
Боже, как опрометчивы люди! Куда девается разум, инстинкт самосохранения, внутренний голос? Не ответив ни да ни нет, я обнажила вену … Боль действительно исчезла — она уступила место эйфории, разливавшейся по телу. Мне хорошо, мне очень хорошо, говорила я маме, подруге, соседке, целуя длинные иглы. Находившиеся рядом со мной друзья ликовали, и в один голос уверяли, мол, какое это счастье испытать неведомый им кайф.
Лишь мой отец, он сидел на кусте цветущего мака, грозил Славе ножом и диктовал толпе состав ханки … Малыш родился в положенный срок здоровым, но сама я внутренне изменилась: стала нервной и пугливой. Картину осложняла нищета. Мы со времени окончания вуза не работали, а просить родителей я не могла — они вбухали на мои сберкнижки немалые деньги и были уверены, что этих финансов нам хватит на годы … Чтобы скрыть от них безденежье, Слава высказал идею:
— Продадим столовый сервиз, мы фарфором не пользуемся, — он всё упаковал и направил стопы в комиссионку. Далее этот же магазин сбыл наши серебряные ложки, хрусталь, книги. Финансы мы тратили на наркотики. Вскоре Слава ткнул пальцем телевизор:
— Его ждёт клиент.
— Нет, нет, мама заметит пустоту, — всхлипнула я, — лучше толкни мой норковый салоп.
За вещь покупатель дал хорошие деньги. Однако сумма, казавшаяся огромной, растаяла вмиг. И вновь вернулась головная боль, отчаяние, слёзы. «Как изменить наше гнусное существование?думала я утром, днём, ночью. Уехать в горы и там жить без опия … но природа — не море с далёкими берегами, Слава найдет чек везде. Может, арендовать дачу, а ребёнка оставить маме? Нет, исключается … Расскажу всё папе. Он затарит дефицитные лекарства, наймёт спеца, сыщет для меня необитаемый остров, где я перенесу ломку … но родители сейчас балдеют в санатории, домой они вернутся лишь через месяц». Мои горькие мысли прервал Славик. Он стоял в коридоре и едва различимо тянул:
— Уми-и-раю … ширни меня.
Муж не кололся неделю – на приобретение чека не было денег. Слава метался по комнате, материл барыг, уменьшавших вес ханки, впадал в депрессию. И вот сейчас, еле держась на ногах, протягивал мне спасительный шприц. «Через пару дней меня ждёт та же участь, — я рыдала, — зачем ждать её? Сигану из окна …». Я глянула вниз … асфальтированная площадь вдруг встала на дыбы и махала мне коричневой лапой. Галлюцинация… Медленно волоча ноги, я побрела в спальню раздевать мужа. Стянула с него брюки и оторопела: из кармана выпали серьги, цепь, перстень. Где-то я их уже видела. Где?… Неожиданная догадка пронзила мне мозг: «Это перстень отца! А бриллианты наша семейная реликвия. Как они тут оказались, кто доверил ценности Славе?».
«Ему никто не доверял, — больно ударила в голову резко нахлынувшая кровь, — твой муж обокрал дом тестя. Убедись, на месте ли ключ».
— Ах подлец, ах негодяй, твердила я, как он смел ограбить моего папу! Неблагодарная тварь, способная ради ханки пойти на любую гнусь. Я перетрясла другие карманы, нащупала знакомый мне ключ и выскочила на улицу. Там доехала до нужной остановки, вошла в апартаменты родителей и положила золото в инкрустированный ларец … Пролетели ещё три месяца. Наша жизнь не изменилась, только в квартире стало солнечнее — двуспальная тахта «ушла» за треть цены… Муж костерил меня часто. Я делала вид, будто не замечаю сыпавшиеся в мой адрес унижения, а он распалял себя и шипел без стеснения:
— Знаешь ли ты, почему наркоман сажает свою бабу на иглу, сажает о-бя-за-тель-но! Так знай, во-первых, в семье незамедлительно наступает гармония, жена боится, что ей не выделят ханку, потому скандалить не будет. Во-вторых, вдвоём легче найти средства. У меня нет денег, зато ты получила богатое приданое. Вещи мы распихали мирно. Я не имею родню — у тебя куча племянников, двоюродных сестёр и тётушек. Они дадут нам кредит. В-третьих, тёща следит за здоровьем ненаглядной дочери, а значит, поможет и мне. Свою цель я достиг быстрее, чем предполагал … Каждый раз я вводил тебе тройную дозу опиума, посему ты от меня никуда не дёрнешь. Заставь отца раскошелиться, пусть он тащит нам ханку, в противном случае доставай её сама. И забудь миф о корабле. Ломка держит наркошу мёртвой хваткой, и всюду его нагонит. — Длинную речь подлец свёл к бесспорному факту: барыга не даст чек женщине, которую видит впервые.
«Так продолжаться не может», — повторяла я, и решила, что надо или завязать колоться, или покончить жизнь самоубийством … На рассвете муж куда-то ушёл, однако через час вернулся торжествующий:
— Барыга доверил нам сплавлять чеки. Из десяти проданных — два наши. Я пока взял тридцать грамм ханки. Бери, ширяйся, — он сунул мне целлофановый пакет, — остальное пихнёшь жаждущим.
Слава наполнил шприц и лёг на пол. Я сложила разбросанные по столу дозы. «Что если … от бесовской мысли задолбило виски, взмокла грудь, ладони, если … сию минуту … изолироваться … исцеление гарантировано…». Я взяла шесть пакетов, затем ещё один. Этой дозы хватит … Муж поймал кайф и дрыхнул как обычно, не шелохнувшись. Я нащупала его исколотую вену и ввела туда иглу. Вот и всё молвила я … моё выздоровление началось.
Сосед Инги, потрясённый увиденным, долго не мог крутануть диск телефона. Наконец, парень набрал цифры «02» и вызвал милицию.
Эксперт осмотрел труп Славы.
— Банальная передозировка, — констатировал он и махнул фельдшеру, — в морг.
Георгий Лахтер (Мирвали Гулямов)
Ташкент — июль, 1991 год
