Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы
Дальний Восток
“Вследствие разных сложных причин – записал в своём дневнике Куропаткин, — поездка эта весьма желательна для государя, желательна и его министрам Витте и гр. Ламсдорфу”.
Не мене желателен визит военного министра в Страну Восходящего солнца был и для правительства Японии. В переданном через японского посла в Петербурге Курино Синитиро приглашении значилось: “Вам надлежит передать военному министру России, что японское правительство будет весьма радо, если у него будет возможность посетить Японию”. Кроме собственно посещения Японии, Куропаткин намеревался ознакомится с положением на Дальнем Востоке в связи с изменившейся там ситуацией. В отчёте о поездке Алексей Николаевич впоследствии написал: “С проведением Восточно-Китайской железной дороги, с присоединением к России Квантунской области и с занятием, в силу необходимости, после событий 1900 г., нашими войсками Маньчжурии – в местностях Дальнего Востока возник ряд весьма сложных, как военных, так и административных и экономических вопросов. Численность наших войск, в связи с ростом края, достигла вместе с пограничной стражей до 115 тыс. человек. Вследствие сего Государю Императору благоугодно было соизволить на командирование меня на Дальний Восток, с целью ближайшего ознакомления во всех отношениях с положением и состоянием наших войск, и со всеми вопросами по Дальнему Востоку, имеющими отношение к Военному Ведомству”.
15 апреля 1903 года военный министр выехал из Петербурга на специальном поезде, предоставленном в его распоряжение правлением КВЖД на все время поездки, и уже через двое суток прибыл в пределы Сибирского военного округа. Затем совершив переезд на ледоколе через Байкал Куропаткин, 24 апреля прибыл в Забайкальскую область Приамурского военного округа. Пробыл здесь он достаточно долго, целый месяц и задержка эта была вызвана депешей от императора, в которой Куропаткину предписывалось задержаться в Приморской области, дабы дождаться генерал-майора К. И. Вогака, — военного агента России в Японии и Китае, — который должен ознакомить военного министра “с предначертаниями государя” и сопровождать того в поездке по Японии. Алексей Николаевич воспользовался этим временем, чтобы объехать по Забайкальской и Китайско-Восточной железным дорогам все крупные города и небольшие станции. При этом осматривал военный министр не только войска, но и всё, что не относилось к военному ведомству: оценивая качество железных дорог, по которой проезжал, вопросы её безопасности, охрану границ. Особенно внимательно Алексей Николаевич осмотрел город Харбин, в котором провёл учения. Очень тщателен был и осмотр Владивостокской крепости.
Также Куропаткин посетил район залива Посьета, сходил на крейсере 1-го ранга «Аскольд» в залив Де-Кастри, где «пришел в ужас» от состояния поста, в крепости Николаевск-на-Амуре осмотрел старые береговые батареи, казармы, город и отдал на месте ряд распоряжений по немедленному повышению боеготовности крепости. Общее состояние обороны показалось ему катастрофическим. Куропаткин стал единственным военным министром, посетившим Сахалин. На острове он осмотрел не только местный гарнизон, реальное училище, тюрьмы, но даже спустился в каменноугольные Александровские копи, где работали каторжники: “Я пробрался со стеариновыми свечами в руках, записал Алексей Николаевич в дневнике, — по узкой и сырой галерее, низкой так, что все время приходилось идти согнувшись, довольно небрежно сделанной на 700 шагов вглубь копей, лазил по довольно головокружительным лестницам, чтобы увидеть самое производство работ. То, что увидел, действительно составляет каторжный труд. Черные и мокрые от протачивающейся воды, взобравшись в какую-то трещину работали почти в темноте люди. Двое особыми кирками отделяли куски угля, а двое или трое ставили крепы. Мрачно смотрели на нас. Расспросив ближайшего, узнал, что зарабатывает он 1 р. 50 к. и до 2х руб., а не до 15. Что предпочел бы оставаться в тюрьме. Что оттуда водят тоже на работы, но несравненно более легкие, например, по разгрузке судов”.
Дожидаясь приезда военного агента Алексей Николаевич размышлял о причинах изменения решения Николая II о судьбе Маньчжурии. Упорная борьба военного министра за то, чтобы не возвращать северную Манчжурию и не выводить оттуда войска казалась стала приносить плоды. Извечные противники этого министр иностранных дел Ламздорф и министр финансов Витте, признали наконец необходимость оставить войска в этой части Манчжурии. Согласился с этим и император. И вдруг указание в депеше, что необходимо выполнить договор 26 марта, то есть войска должны быть выведены. Это резкое противоречие поставленной цели со средствами весьма встревожило Куропаткина и в дневнике военного министра появляется следующая запись: “Многое из новых веяний совершенно представлялось мне необходимым. Объединение власти на Дальнем Востоке <и> в Манчжурии представлялось мне настоятельным, особенно после ознакомления на месте с сим вопросом. Представлялось необходимым и положить конец нашим уступкам на востоке. Эти уступки, однако, были роковым образом связаны с первым несоответственным интересам России шагом: с правительственным сообщением о том, что мы ничего не хотим взять у Китая, что мы с ним не воевали и что мы Манчжурию возвратим. Все остальные наши уступки вращались около этого коренного ошибочного шага. Никто этого шага от нас не требовал. Напротив, все были глубоко убеждены, что мы, выставив 200 тыс. войск, пролив кровь 2000 человек, истратив массу миллионов, возьмем себе всю или часть Манчжурии. Китай на нас напал, и вместо сантиментов с ним, вместо закрывания глаз на то, что в сущности мы вели борьбу не с боксерами, а с правительством, мы к удивлению всего мира, делали вид, что помогаем правительству Китая в борьбе с восстанием. Дальнейшее развитие этой комедии выразилось в договоре 26 марта 1902 года. Наши попытки получить что-то задним числом не удались. Дипломаты тотчас отступили перед японцами. Между тем писали мы одно, а собирались делать другое”.
Наконец, прибыл военный агент и Алексей Николаевич с ним “занимался утром и вечером”. В своём дневнике Куропаткин записал о Вогаке: “Я продолжаю питать к нему доверие и симпатию. Он работал со мною в Главном Штабе, и уже тогда с 1889 года у нас установились добрые отношения. Это умный и даровитый работник”.
И, действительно, Константин Ипполитович Вогак, как разведчик, был довольно успешен. В конце XIX века ему удалось завербовать немецкого подданного К.Э. Маукиша, работавшего в Китае переводчиком. С помощью Маукиша были добыты секретные японские кодовые книги, благодаря чему удалось получить информацию о японских планах завоевания провинций Китая и Кореи. Здесь, думаю нам следует остановиться, чтобы немного подробней рассказать о работе русской военной разведке на дальневосточном направлении.
В начале ХХ века разведывательные сведения о Японии, Китае, Корее и их вооруженных силах стекавшиеся в Военное министерство и Генеральный штаб русской армии добывали военные агенты — официальные представители Генерального штаба русской армии, работавшие в этих странах. Это были лучшие офицеры русской армии, отличившиеся на предыдущей службе и владевшие иностранными языками, в основном европейскими. К сожалению, знающих японский и китайский языки среди них не было. а переводчики, предоставляемые в распоряжение военного агента местными властями, все были информаторами японской контрразведки. Это обстоятельство не позволяло производить вербовку высокопоставленных деятелей Китая и Японии. Интересно, что иногда услуги русской разведке оказывали представители разведывательных служб других государств. Так, в начале XX веке в тесном контакте с русской разведкой работал французский военный атташе в Японии барон Корвизар. В июне 1903 года по ходатайству русского военного агента в этой стране, полковника В. К. Самойлова, он был представлен к награждению орденом Св. Станислава 2-й степени.
Вся разведывательная работа Российской империи того времени, была двухуровневой. Первый уровень – центральный. В Главном штабе русской армии за организацию военной разведки отвечал 1-й военно-статистический отдел управления 2-го генерал-квартирмейстера, которым командовал генерал-майор Я. Г. Жилинский, впоследствии ставший начальником полевого штаба наместника на Дальнем Востоке. В состав отдела входило отделение по военной статистике иностранных государств. Отделение состояло из восьми подразделений, называвшихся информационно-аналитическими столами. Сотрудники столов занимались сбором и обобщением сведений о европейских государствах и странах Азии — Турции, Персии, Афганистана, некоторых стран Африки, Австралии, Малайзии и Японии.
Второй уровень – региональный. Организацией разведки на Дальнем Востоке занимались офицеры штаба Приамурского военного округа и разведка русского военно-морского флота. К сожалению, в то время, в отличие от наших дней, армия и флот подчинялись разным ведомствам – у военно-морского флота было своё Морское министерство, и единого органа, координирующего работу военной и военно-морской разведок, не было. Это обстоятельство существенно снижало общее представление российского военного командования об экономическом и военном потенциале Японии. Более того, как показали события русско-японской войны, организация разведки русской армии, сформированная в довоенное время, оказалась недостаточно отвечающей требованиям современной войны. Командованию русской армии и лично Куропаткину, пришлось вносить существенные коррективы, чтобы оптимизировать работу военной разведки. Совсем другую картину мы можем наблюдать если посмотрим, как в этом направлении работали японцы. Еще за 10 лет до начала русско-японской войны Япония направила в Россию, и в особенности в Маньчжурию и на Дальний Восток, большое количество своих шпионов и на основании получаемых от них сведений тщательно изучали организацию и боевые возможности российской армии и флота, будущий театр военных действий, и составляли оперативные планы ведения войны.
По далеко не полным данным, составленным на основании материалов жандармских органов России, количество японских шпионов, действовавших на территории нашего государства, к началу русско- японской войны доходило до пятисот человек. Таким образом к военному столкновению с северным гигантом, Япония оказалась куда более подготовленной, чем её противник. Но, это будет только через год. А мы возвратимся во Владивосток, откуда 27 мая 1903 года на бронепалубном крейсере “Аскольд” отправился в Японию царский посланник Алексей Николаевич Куропаткин.
Продолжение следует
На заставке: Бронепалубный крейсер 1-го ранга “Аскольд”, на котором военный министр А. Н. Куропаткин совершил дипломатическую миссию в Японию. Открытка издательства И. Апостоли, 1903 г.
В.ФЕТИСОВ
