За время работы в Бухарском эмирате, Василий Оскарович приобрёл бесценный опыт работы на мусульманском Востоке. Во-первых ему посчастливилось служить под началом выдающихся русских дипломатов: Чарыкова и сменившего его Лессара[1], а во-вторых он приобрёл практические навыки работы с агентурой, познакомился с менталитетом местных жителей и приобрел бесценное умение анализировать текущие события. Василий Оскарович на этом посту не просто исполнял работу переводчика и секретаря, замещая своих руководителей во время их отсутствия, полноценно и весьма талантливо исполнял обязанности политического агента, оказав немало услуг политическим усилиям России по укреплению, как тогда говорили, “обаяния русской власти”. Пользуясь расположением к нему бухарского правителя Василий Оскарович много сделал для укрепления со стороны Эмира, его правительства доверия и уважения к представителю России.
А когда политическим агентом в Бухаре был назначен П. М. Лессар, часто и долго отсутствовавший по делам службы, Клемм, становился практически полноценным руководителем Агентства.
И этот экзамен он блистательно выдержал. Так, летом 1892 года, в Бухарском эмирате появилась холера. Эпидемия этой страшной болезни могла, учитывая местную специфику, привести к широкомасштабному бедствию. Но, благодаря усилиям Василия Оскаровича, его мягким, но настойчивым советам и убеждениям, эмир, несмотря на вековые привычки населения, приказал вынести все бойни за городскую черту и по возможности упорядочить состояние городских кладбищ. “Принятые меры не замедлили обнаружиться: смертность в Бухаре от холеры была самая сравнительно ничтожная и эпидемия скоро прекратилась»[2]
Зорко следили царские дипломаты в Бухарском ханстве, и за тем, что творилось по соседству — в Афганистане. Так в марте 1890 года в уезде Хамиаб афганцы начали перевозить грузы через Амударью недалеко от переправы Ак-Кум, которая контролировалась бухарцами. В связи с этим керкинский бек стал требовать от афганцев прекратить транспортировку. И в этом случае, Клемм проявил мудрость и дальновидность посоветовав Бухарскому правительству «тщательно воздержаться от всякого неприязненного действия»[3].
Об этом инциденте было доложено царю министром иностранных дел Н. К. Гирсом[4]. Министр в донесении выразил согласие «с мнением коллежского асессора Клемма что единственный справедливый, практический и при том согласный с международным правом способ разрешения этого спора заключается в признании за каждою из спорящих сторон равных прав на ак-кумскую переправу»[5].
Более серьёзным вопросом, требующим решения, стала для политического агентства в Бухаре, проблема бегства из Северного Афганистана большого числа его жителей. Это явилось следствием жестокой расправы над местным населением во время подавления восстания Исхак-хана[6]. Афганцы бежали на правый берег Амударьи в пределы Бухарского ханства.
В марте 1890 года Василий Оскарович доносил туркестанскому генерал-губернатору барону Вревскому, что: «вследствие крайних притеснений и непосильных поборов, претерпеваемых населением Чарвилаята, афганские туркмены стали выселяться в пределы Бухарского ханства. По имеющимся сведениям, в Каркинское бекство переселилось около 1500 человек, в Чарджуйское 250 и в Килифское и Ширабадское также до 1500 человек. Туркмены, выселившиеся в Чарджуй, собственно уроженцы этого бекства, эмигрировавшие когда-то в Афганистан, прочие же все новые пришельцы»[7].
Существовала опасность, что афганские войска, предпримут шаги по наказанию непокорных и могут нарушить границы Бухарского эмирата. По настоянию русских властей, Эмир предпринял меры для укрепления своих границ.
Б. Л. Громбчевский[8] отмечал, по поводу этих событий, что «…в Мазари-Шериф пришел эмир Абдурахман в сопровождении такого сильного корпуса войск, что вызывались опасения за неприкосновенность границ Бухары, для охраны которых выдвинута была некоторая часть войск из Туркестана»[9]. Это были, скорее превентивные меры, вряд ли русские власти всерьёз полагали, что афганский правитель нападёт на российский протекторат, каким тогда являлась Бухара.
Как это не покажется странным, но политическое агентство в Бухаре пыталось решать и экологические вопросы. В Архиве внешней политики Российской империи хранится документ озаглавленный “Записка драгомана Российского Императорского Политического
агентства в Бухаре В. О. фон Клемма Туркестанскому генерал-губернатору о замене саксаульного угля каким-либо иным топливом и о возникавших в связи с этим проблемах”[10].
Появление этого документа было вызвано острой экологической проблемой: хищнической вырубкой саксаула. Документ начинался следующими словами: “Вследствие предписания Вашего Высокопревосходительства от 30 ноября минувшего года за № 7389, Политическим Агентством были приняты меры для выяснения вопроса о замене в Бухарском ханстве саксаульного угля каким-либо иным топливом”.
Далее предполагались, некоторые меры. В частности, разведка залежей каменного угля и использования его в качестве топлива.
Отмечу, что проблема, вырубки саксаула, не решена и до сих пор.
Несмотря на то, что Бухарский эмират являлся протекторатом Российской империи, и сам эмир и его правительство были весьма независимы. По своему положению, эмир был даже выше туркестанского генерал-губернатора, подчиняясь непосредственно Петербургу. Это, в частности, не давало возможности русскому населению создавать в Бухаре поселения. Русские в Бухарском эмирате считались иностранными гражданами и они не имели права приобретать землю, а российские товары облагались различными пошлинами, что создавало препоны российской торговле.
Это положение весьма не нравилось Ташкенту. Туркестанское генерал-губернаторство регулярно писало отношения в Петербург о необходимости полного присоединения Бухары.
И время от времени подобный вопрос возникал, что приводило к политическим дискуссиям в высших эшелонах российской власти[11].
Совершенно понятно, что при этом запрашивалось мнение политического агентства в Бухаре.
В декабре 1891 года Василий Оскарович направляет в МИД Записку, о положении в Бухарском ханстве со своими с рекомендациями. В ней он, в частности, пишет:” Главным мотивом предполагаемого вмешательства нашего во внутреннее управление Бухарского ханства являются злоупотребления Эмира и его чиновников, разоряющие страну и подрывающие благосостояние ханства, которое ввиду сего в случае присоединения к России может надолго оказаться несостоятельным окупать расходы по содержанию в нем русской администрации и войск. (…). Обращаясь засим к интересам русского правительства, надо, прежде всего, установить следующие два основные положения: 1) присоединение Бухары к России, безусловно, нежелательно и 2) русское правительство не должно принимать на себя ответственность за действие бухарских властей.
Положения эти налагают на нас обязанность поддерживать власть и престиж эмира в глазах его подданных, соседних ханств и их правителей и воздерживаться от таких мероприятий, которые клонились бы к ослаблению власти и престижа эмира и возложили бы на нас ответственность за злоупотребления бухарской администрации. На этом основании всякое непосредственное вмешательство наше во внутренние дела ханства в какой бы то ни было форме, должно быть, безусловно, отвергнуто, так как оно повлечет за собою нарушение векового строя бухарской государственной жизни, подорвет окончательно власть и престиж Эмира, возложит на нас прямую ответственность за все злоупотребления Эмира и его чиновников и приведет нас шаг за шагом к необходимости присоединить ханство; при всем том вмешательство это едва ли достигло бы цели, так как мы не в состоянии будем проследить на месте и побороть означенные злоупотребления, доколе Эмир останется Эмиром, т. е. полновластным хозяином над жизнью и смертью своих подданных.
Для борьбы против вышеупомянутых злоупотреблений остается, следовательно, обратиться к косвенному пути, а именно к нравственному воздействию. Для этого, прежде всего, необходимо укрепить в Эмире уверенность, в том, что русское правительство не намерено посягать на права, унаследованные им от предков. Это могло бы быть достигнуто разрешением Эмиру просимой поездки в Петербург и назначением ему теперь же преемника по его собственному выбору. С другой стороны, следовало бы произвести на Эмира нравственное давление. Так как в Бухарском ханстве все сосредотачивается в руках и в лице Эмира, то при воздействии на последнего можно достигнуть любого направления дел в ханстве. В минувшем году состоялась первая попытка такого нравственного воздействия на Эмира и, хотя оно было сделано в мягкой форме и в виде личного совета лица, которое в силу своего служебного положения не могло пользоваться в глазах эмира большим авторитетом (Секретарь Политического агентства) воздействие это, тем не менее, имело последствием известное улучшение положение дел в Бухарских тюменях[12]. Не подлежит сомнению, что, если таковое нравственное воздействие будет произведено с надлежащею интенсивностью и надлежащею властью, если Эмир при этом убедится в полной солидарности центрального правительства с воззрениями Туркестанского генерал-губернатора и если, наконец, это воздействие найдет себе подтверждение в лично выраженной ВЫСОЧАЙШЕЙ воле, то результат получится самый блестящий и устранит всякую необходимость какого бы то ни было вмешательства нашего во внутреннее управление ханством. Дальнейший успех этой меры будет в значительной степени зависеть от характера личных сношений с Эмиром и от новых мероприятий наших в ханстве, вызываемых экономическими или стратегическими соображениями”[13].
Далее в Записке подробно анализировались военные, таможенные, торговые вопросы и проблема с водопользованием в Бухарском ханстве. Думаем, этот аналитический документ произвёл должное впечатление на руководителей МИДа, и вскоре Клемм был назначен на весьма ответственный пост в Закаспийской области.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Здание Российского политического агентства в Новой Бухаре. Фотография неустановленного мастера
[1] Лессар Павел Михайлович (1851 — 1905) — русский военный инженер и выдающийся дипломат, участник Среднеазиатских походов, неоднократно совершал разведывательные поездки в пограничные районы Персии и Афганистана, работал инженером при проведении Закаспийской железной дороги. В 1890 г. назначен политическим агентом в Бухарском эмирате, на каковом посту пробыл до 1895 года. Политический агент по азиатским делам в Лондоне (1895 – 1901). Посланник в Китае (1901 – 1905).
[2] АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 639. Л. 1.
[3] АВПРИ. Ф. 147. Среднеазиатский стол. Оп. 485. Д. 554. По поводу возникшего между бухарскими
и афганскими властями спора о переправе Ак-Кум на Амударье. – 1890. Л. 2
[4] Гирс Николай Карлович (1820 —1895, Санкт-Петербург) — русский дипломат, министр иностранных дел России в 1882—1895 годах; действительный тайный советник (1878), статс-секретарь (1879), почётный член Петербургской академии наук (1876).
[5] АВПРИ. Ф. 147. Среднеазиатский стол. Оп. 485. Д. 554. По поводу возникшего между бухарскими
и афганскими властями спора о переправе Ак-Кум на Амударье. – 1890. Л. 4
[6] Восстание против власти афганского эмира Абдуррахмана. Было возглавлено правителем провинции Чарвилоят крупным феодалом Исхак-ханом, воспользовавшимся недовольством местного населения установленными Абдуррахманом порядками.
[7] АВПРИ. Ф. 147. Среднеазиатский стол. Оп. 485. Д. 554.
[8] Громбчевский Бронислав Людвигович (1855—1926) — выдающийся русский путешественник польского происхождения, военный востоковед, генерал-лейтенант; занимался изучением стран и территорий Центральной Азии — Русского Туркестана, Памира, пригиндукушских княжеств — Хунза, Нагар, Северо-Западного Тибета и Кашгарии. Автор военно-стратегических, военно-географических, исторических и этнографических работ. Участник «Большой игры».
[9] Громбчевский Б.Л. Современное политическое положение памирских ханств и пограничной линии с Кашмиром. Новый Маргелан. 1891.
[10] АВПРИ. Ф. 147. Среднеазиатский стол. Оп. 485. Д. 541.
[11] Последний раз «бухарский» вопрос был поднят на заседании Государственной думы 14 июня 1914 года, но затем отложен до осени. А потом началась Первая мировая война и стало уже не до этого.
[12] Тюмень (тумен) — территориально-административная единица в Бухарском эмирате в конце XVII — начале XX в.
[13] АВПРИ. Ф. 147. Оп. 485. Д. 268
