Музыка приколола

Служа всю жизнь людской забаве,

Не знал ни «Отче наш», ни «Ave».

Он, будто на устах замок,

И «Верую» сказать не мог…

Из рифмованной легенды анонимного автора XIII в. «Жонглер богоматери»

Укоряя себя за бесполезность, один жонглёр все искал случая потрудиться во славу Пречистой Девы. Однажды, он пришёл в часовню с алтарем Богоматери, чтобы поверить Ей своё тайное горе. Во время пылкой исповеди жонглёра осенила идея: «Тайком от братии послужить Матери Христа тем единственным ремеслом, которым он владел: «И, ноги вскинув, танцевать стал на руках он, призывать, не преставая милость Девы…»

Увидев диковинное зрелище, настоятель и монахи сочли его кощунством, но стали свидетелями великого чуда. Осиянная светом дева Мария в сопровождении ангелов подошла к жонглеру, и тонким белым платком с нежностью вытерла пот, струившийся по его лицу. Усердие «бедного шута» удостоилось величайшей награды. Так средневековый культ Богоматери отразился в рассказах о набожных жонглёрах. Считали, что святая Дева может вступиться за любого грешника, если тот оказывает ей знаки благочестивого внимания.

Жонглёр в средневековье был истинно убеждённым верующим-христианином, в отличии от авторки текста, которая прямо сейчас сидит за своим десктопом, в наушниках у неё звучит «Stabat Mater» Джованни Перголези , она только дочитала статью «Запад и Восток в музыке постмодернизма» Ю.Азаровой, не может оторваться от кандидатской Кушпилёвой М.Ю. «Претворение текста «Stabat Mater» в духовной и хоровой музыке…», прослушала более десяти вариантов исполнения этой духовной кантаты, где больше всего ей стал близок авангардный композитор Кшиштоф Пендерецкий , создававший свой вариант мучительно в течение трёх лет и посвящённый узникам Освенцима, а гитарист и певец из Камеруна Френсис Биби на смеси языков английского, французского и дуала исполнил «Stabat Mater» в ритме лёгкого блюза и лишь слегка взволновал…

И если учтём то, что фигура К.Малевича с его известным «Цель музыки – молчание» и шедевра «4’33» звезды послевоенного авангарда Д.Кейджа не могут не влиять на ход её мыслей – человека, живущего в эпоху метамодернизма, у которого с религией более, чем сложные отношения, то совершенно неизвестно, чем закончится её текст. Но без всякого сомнения можно утверждать: Дева Мария ей не явится точно, вместе с тем, есть внутренняя необходимость поделиться впечатлениями от прошедшего недавно события.

О духовной кантате «Stabat Mater» (2007) британского композитора Карла Дженкинса, впервые в Узбекистане прозвучавшей на сцене Дворца искусств «Туркистон» и истории её создания очень хорошо недавно написала музыковед Инесса Гульзарова, но мне бы хотелось продолжить эту тему своими собственными ощущениями и дополнительной информацией.

В 2008 году Дженкинс был внесён в список под номером 1 в «Топ-10 ныне живущих композиторов» радиостанцией Classic FM с мессой The Armed Man. А его песня  Adiemus, слова в которой выдуманы и не имеют никакого смысла, как и само её название,  вокал используется как еще один инструмент для создания музыки, разошлась по миру и исполняется певческими коллективами от Японии до Нидерландов, и даже в хореографических этюдах А.Волочковой.

Средневековая католическая секвенция «Stabat Mater», состоящая из 20 трёхстрочных строф -скорбь матери, оплакивающей сына, близка и понятна без пояснений любому человеку. Свое бессмертное воплощение она нашла в поэме монаха-францисканца Якопоне да Тоди (1230-1306)   (есть другие варианты авторства) «Stabat Mater dolorosa» — Стояла Мать скорбящая. Лирический характер поэмы явился причиной множества музыкальных воплощений этого текста.

Более пятисот композиторов в разных жанрах запечатлели свое прочтение великого приношения деве Марии. Из 325 партитур 128 созданы в XX веке, из них больше всего с 1990 по 1999 года, а в XXI – уже 29. Тема трагедии матери, потерявшей сына, становится особенно актуальной в наши дни, когда войны, террор уносят жизни многих людей. Так постепенно канонический текст поэмы перешагнул границы церкви и стал основой для многих сочинений современности на всех континентах.

Интересно, что есть и вторая поэма, «Stabat Mater speciosa» — «Стояла Мать красивая», сочинённая неизвестным средневековым поэтом по образцу первой поэмы, повествует о радости Марии при Рождестве Иисуса. Но почему-то она не пользуется популярностью у композиторов, видимо, слёз и горя в нашем мире всё ещё больше, нежели радости.

С течением времени структурное единство мелодии и текста стало разрушаться, композиторы, интерпретирующие текст Stabat Mater, игнорировали первоначальную ритмическую структуру и в результате текст стал восприниматься как ряд эмоциональных образов, именно так мы и чувствуем его сегодня.

Цель Дженкинса, композитора-постмодерниста, как и многих композиторов Ренессанса и барокко во многом совпадает с целями проповеднического искусства — через аффект, через символ, через риторические приемы взволновать и даже потрясти аудиторию и в этом смысле здесь нет какой-то новой оригинальной прорывной авангардной музыкальной формы.

Его видение сильно отличается от Карлхайнца Штокхаузена (1928-2007)— немецкого композитора, теоретика, одного из крупнейших новаторов музыки второй половины XX века и лидеров музыкального авангарда, который писал: «Для музыки важны не только инструменты и человеческий голос – важно абсолютно всё, что звучит… В искусстве всё, что существует акустически, превращается в музыку».

Воздействие ориентального искусства на композиторов-авангардистов Запада в 20 веке столь радикально преобразило европейскую музыку, что дало толчок к развитию нового типа художественного мышления, включая технику создания, конструкцию и форму произведения, стилистические нюансы (О.Мессиан, П.Булез, Л.Ноно).

Музыкальную культуру постмодерна отличает огромный интерес к восточной мудрости. Медитативное начало пронизывает ряд произведений Д.Кейджа («Прелюдии для медитации», балет «Времена года»…), К.Штокхаузена, где он часто обращается к мантре («Транс», «Мантра», «Поклонение»). Медитативную музыку он понимает, как изначальный «симбиоз реального и магического» и излагает это в своей теории «интуитивной музыки» — термине, введённом им в 1968 году.

К.Дженкинс также обращается к эстетике Ближнего Востока. Озвучивание Stabat Mater включает древние инструменты и лады Ближнего Востока : ударные — дарабука, деф, дохолла и рик ; деревянный духовой инструмент – мэй…  Отметим, что в «Stabat Mater» Дженкинса, нет прямых обращений к идеям дзен-буддизма, как у вышеперечисленных композиторов, здесь больше размышлений об истоках христианства, тревожной ситуации на современном Ближнем Востоке.

Дженкинс, как представитель постмодернизма, является сторонником современного видения в рамках глобальной, мировой, всечеловеческой культуры. Хотя в Японии его Adiemus популярна для широкого зрителя, как медитативная музыка. Сегодня культура не может осмысливаться в рамках замкнутых систем, отдельных регионов, обществ и Дженкинс желает быть постижимым всеми, кто причастен к глобальной человеческой цивилизации, что ему неплохо удаётся, он понятен многим и в этом его популярность, как композитора.

«Stabat Mater» Дженкинса во многом литературоцентрично, он сильно сосредоточен на текстовой составляющей. Им самим установлено шесть текстов, лежащих за пределами оригинального стихотворения на латыни и родном для автора английском. 16 партитур, созданных до него — так же на основе канонического текста с включением неканонических дополнительных текстов. Шесть хоровых произведения вообще не включают в себя текста поэмы оригинала.

Мои впечатления начались с приятно порадовавшей очереди в кассу концертного зала. Пусть у нас будет больше только таких очередей, пусть вместо привычных перекупщиков, интеллигентные люди из творческой среды с каким-то виноватым лицом стесняясь, предлагают людям случайных два билетика не пришедших по уважительной причине слушателей, а очередь энергично откликается.

И вот мы проходим в зал, у меня на руках два билета во второй ряд партера, я слышу глухой топот между рядами; в концертных залах и театрах люди говорят много тише привычного, и всё это говорение, перешёптывание, превращается в однородный особенный гул с прорезающимися звонящими телефонами, звуковыми кликами посланных смсок, детскими звонкими голосами. 

К шуму нашего зала присоединялись всё новые и новые шумы, музыканты начали занимать свои места на сцене и настраивать инструменты, одновременно с волнением поглядывая в зрительский зал, где припозднившиеся в поисках своих мест, обмениваются приветствиями со случайно встреченными друзьями и знакомыми.

Мне далеко не всегда приходится сидеть во втором ряду и в моём представлении, в первом всегда восседают очень уважаемые люди. Но уважаемые поступили мудро, переместившись в середину зала, скоро выяснилось, что хор мне будет совсем не виден из-за отсутствия ступенчатых возвышений для хористов. Было очень жаль конечно, но пересаживаться было неудобно, ведь произведение из 12 частей исполнялось непрерывно в течение часа без антракта.

Среди широкого круга узбекских слушателей, впереди меня на первом ряду, расположился «узкий круг», состоящий из четырёх женщин и одного двухгодовалого ребёнка. Главный дирижёр Национального симфонического оркестра и Государственной хоровой капеллы Алибек Кабдурахманов ещё не готов к предстоящему испытанию, но я уже подозреваю, что тезис Кейджа «Музыка – это сам мир, реальность как она есть», мы сегодня прочувствуем  обязательно. Я сразу настроилась на авангардную идею «расширенного космоса».

Первая часть —  «Cantus lacrimosus» — 1-4 строфы «Stabat Mater» прошли довольно гладко, все зрители сразу настроились на торжественный величественный лад:

Stabat mater dolorosa juxta crucem lacrimosa,dum pendebat filius…(Стояла мать скорбящая Возле креста в слезах, Когда на нём висел Сын…).

Вторая часть — «Заклинание» («Incantation»), прозвучала на арабском:

Салли ли аджлинаа йа каддиса Марьям йа валидат Аллах, аль адхарааль адхара салли
ли аджлинаа (молись за нас, о святая Мария, о мать Бога, о дева девственниц,
молись за нас).

Очень чувственно ее исполнила восходящая звезда шошмакома Ясмина Омар-Мун.

Правда, эта часть дополнена несмолкающим гоготом двух «сорок» из первого ряда, но я мужественно следовала теории музыкантов-авангардистов и продолжала постигать «цельность мироздания».

В третьей части «Vidit Jesum in tormentis» камерный хор продолжил «Stabat Mater» в оригинале на латыни: «Кто из людей не заплакал бы, Мать Христа увидев в таких мучениях?..».

В это время в зале слышатся приходящие смски, наверняка в них что-нибудь очень важное вроде: «МЧС предупреждает…». Поглядываю на соседние ряды и вижу по-настоящему впечатлённых слушателей, с закрытыми глазами, качающих головой в такт музыке. Я же, рядовой зритель, безуспешно пытаюсь увидеть хор за восседающими музыкантами.

Четвёртая часть «Плач» («Lament»), очень проникновенно исполнена Юлией Жигановой (меццо-сопрано), к сожалению, об этой артистке я не нашла никакой открытой информации:

 «Мы слышим крики детей, мы видим, как смерть бросает тень на их сердца и умы, когда матери в своем горе плачут, плачут, плачут, плачут, плачут, плачут, плачут по этому миру…». Это стихотворение Кэрол Барретт, жены К.Дженкинса, исполнено на английском.

Молодой человек, представляющий прессу, с камерой уже в четвёртый раз проходит вдоль сцены и по ней, мимо дирижёра — в воздухе чувствуется напряжение.

Пятая часть – «Sancta Mater» (полный состав хора, камерный хор): «Позволь мне рыдать с тобою, Сострадать Распятому, Пока я буду жив…» 

В это время кому-то позвонила мама сообщить, что ужин будет готов к девяти и чтоб сыночек ни в коем случае не опаздывал.

Шестая часть — «Теперь моя жизнь — только слёзы» (меццо-сопрано, солист, камерный хор) исполнена на стихи Руми на английском и арамейском.

У кого слёзы, а у кого веселье на первом ряду, ребёнку явно хочется внимания, я преисполняюсь терпения и вспоминаю Мадонну Рафаэля со смирением, тихой радостью и всепрощением прижимающей и одновременно отдающей в этот грешный мир своего Сына. Рядом со мной сидящие далеки от попытки внутреннего созерцания, они мало знакомы с идеями Штокхаузена о «Едином, нерасчлененном в ценностном отношении восприятии мира», их терпению явно скоро настанет предел.

Седьмая часть — «И возопила мать» («And the Mother did weep») (камерный хор): 

Мать плакала. Vehaeym bachetah (иврит)
И Мать плакала. Lacrimavit Mater (латинский)
И Мать плакала. Warkath hahi imma (арамейский)
И Мать плакала. Kai eklausen he meter (греческий)

На стадии бурного обсуждения первым рядом недавно приобретённых курпачей для очередного туя, моему долготерпению наступил конец, дзен-медитация оборвалась моим шипением в междуголовье: «Нельзя ли тише! Вы мешаете!». Наблюдающий со сцены музыкант-контрабасист, облегчённо вздохнул… Если бы Штокхаузен и Кейдж увидели мою реакцию, то за моё поведение им было бы стыдно. Соединения европейского деятельного рационализма с азиатским созерцательным мистицизмом явно не случилось…

На девятой части «Терпишь ли ты лишения во тьме?»  из эпоса о Гильгамеше, терпение моих соседей оказалось тоже небеспредельным. Ребёнок уже ходил практически между рядами с телефоном на радость мамочке, дирижёр сверкнул очами так, что рядом сидящий мужчина посчитал своим долгом вынести окончательный вердикт происходящему и, надо сказать, был понят моментально – всё семейство спешно покинуло зал, разочаровавшись в нашей неспособности «найти свой (новый) путь к сочинению» …

История с «4`33» Джона Кейджа довольно любопытна. Когда в 1952 году в концертном зале Дэвид Тюдор, близкий друг Кейджа, сел за рояль и просидел 4 минуты и 33 секунды в полном молчании, то сначала в зале возникли звуки недовольства, шепот, ёрзанье стульев, но потом люди стали вслушиваться в себя. Начался дождь. Они услышали капли дождя, шелест листьев, шум деревьев…

Мы же — в начале десятой части-молитвы «Ave verum» (камерный хор):

«Радуйся, истинное Тело, Родившееся от Девы Марии, воистину Пострадавшее, Закланное на Кресте за людей..»

Дирижер в ужасе видя на сцене по седьмому кругу парня с камерой делает два стенических (!!!) жеста рукой, давая понять, что и его терпение на исходе, но тот не замечает «послания» — им водит объектив.

Две последние части — «Fac, ut portem Christi mortem» и «Paradisi Gloria» (полный состав хора, камерный хор) из Stabat mater первоисточника, были преисполнены воистину высочайшим духовным подъёмом, оркестр и хоровая капелла полностью захватили внимание слушателей:

«Христос, когда я покину этот мир,
Дозволь мне молитвами матери прийти
к победной вершине.

Когда тело умрёт,
Даруй моей душе
Райскую славу. Аминь…»

И вот свершилось… зал взорвался несмолкающими аплодисментами, ташкентская публика была по-настоящему благодарна, каноническое произведение отозвалось во многих сердцах, люди почувствовали необыкновенный духовный подъём и были искренне благодарны за этот прекрасный вечер.

А что касается «неизбежного шума бытия», когда в сакральное врывается профанное, игнорирующее принятые известные нормы поведения публики в концертном зале, то оно дополняло бы звучащее произведение, если бы такой ход был задуман авангардистом.

Если отвлечься от надменной позиции эстета-меломана, фыркающего на шумовые вторжения, приносящие ему чуть не физическую боль, а рассматривать звуковые, дополненные техническими новшествами, коллективным бессознательным неважно воспитанных людей вмешательства в музыкальное исполнение с позиции авангардиста, то можно, вдруг уловить то единство «нового пространства», которым наполняется вся наша жизнь.

Это незванное «вторжение» превращается в ту впивающуюся в мозг «занозу», которая только подчеркивает разные состояния человеческой психики, но тем не менее (и от этого не скрыться), становится частью любого музыкального и художественного произведения, частью современного искусства, лишний раз подчеркивая гениальный тезис Джона Кейджа: «Музыка – это сам мир, реальность как она есть».

P.S. Спускаясь по лестнице, позади себя я услышала фразу молодого человека, не часто посещающего концерты классической музыки: «Музыка приколола». Я обернулась, но не смогла найти взглядом обронившего фразу и вынесла её в заголовок статьи. Думаю, дирижёру была бы она приятна. В одном из интервью А.Кабдурахманов подчеркнул: «…И когда какой-нибудь заядлый рокер пишет в Facebook, что это было круто и теперь он хочет пойти на концерт классической музыки, я понимаю, что свою задачу я выполнил…» Кажется, и я выполнила то, что была должна.

Белла Сабирова

Другие статьи автора:

Шоу продолжаться НЕ должно!

Чем с утра заняться гедонистам? Часть 1

Чем с утра заняться гедонистам? Часть 2

«Рангсиз тушлар» или почему патриотический гедонизм набирает обороты?