К 85-летию Анны Герман. Письмо из Германии

14 февраля исполняется 85 лет всеми нами любимой певицы Анны Герман. Анна Герман — это имя по сей день магически действует на людей, хоть раз слышавших ее неповторимый, хрустальный, волшебный голос. «Белый Ангел песни» называли Анну в Польше. Многие зрители, рассказывали, что после ее концерта у них было ощущение, что они побывали в храме, духовно очистились. О трудной судьбе Анны Герман, о ее непростом творческом пути написано много статей, книг, снят многосерийный фильм. Сегодня мы публикуем  письмо-воспоминание Маргариты Цыгановой (Унру), присланное в редакцию из Германии, об одной малоизвестной трагической странице из детства Анны Герман.

Новое поколение кто читает словосочетание «Трудовая армия», понятия не имеет, что означают эти два, казалось бы, миролюбивых слова. Может быть это что- то подобное комсомольцам-добровольцам, которые в 70- 80 годы длинными эшелонами отправлялись на строительство БАМа, или студенческие отряды, которые отправлялись осваивать целинные земли Казахстана, ехали на лето тайгу на лесоповал? 

Нет и нет. Для российских немцев словосочетание «трудовая армия» означает —  каторга. Трудовая армия образца 1942 – 1947 годов — этовоенизированные концентрационные лагеря принудительного труда. В этих лагерях людей без суда и следствия содержали   за колючей проволокой как заключенных, с военной дисциплиной, с утренними и вечерними перекличками, и с принудработами на шахтах, в тайге на лесоповале по 10- 12 часов в день.

Русский историк Виктор Бердинских, первым получивший доступ к уникальным материалам архивовНКВД по вопросу депортации немцев пишет: «Судьба трудармейцев это самая трагичная страница истории немцев России. Гибель их значительной части от изнурительного труда, голода, жестокого режима в сталинских спецрезервациях была предрешена, они должны были до конца отдать свою мускульную силу, а затем полностью обессилившись умереть».

 Роль человека возводилась здесь до уровня примитивного рабочего орудия одноразового пользования, не более. В трудармию забирали всех мужчин с 15—летнего возраста, и всех женщин с 16- летнего возраста до 55 лет. Исключением были лишь женщины, у которых дети не достигли 3 – летнего возраста.   Все они были мобилизованы в «трудовую армию». Это означало, что они были направлены на принудительные работы в условиях концлагерей. Всего в трудовую армию были мобилизованы около 500 тысяч мужчин и женщин. Каждый третий не выжил.

Я уже много лет изучаю биографию Анны Герман и уже писала о том, что отцов наших арестовали и расстреляли в Ташкентском НКВД практически в одно и то же время. Потом наши семьи выслали в соседние районы Бухарской области.

И вот в книге «Эхо любви» Ивана Ильичева, биографа Анны Герман, из дневников матери Анны Ирмы Мартенс я прочла, что Ирма была в трудовой армии: «в декабре 1942 года меня мобилизовали в Трудармию». Неужели мама Анны Герман тоже попала в эту мясорубку лагерей, но как ей удалось оттуда выбраться? Ведь в трудовой армии либо умирали, либо изможденные возвратились назад, но не раньше 1953 года.

 Из дневника: «Мною овладело отчаяние. Что будет с Анечкой? Но я не в силах была что- то изменить. Со мной поступили грубо и жестоко. Не посчитались с тем, что Анечка совсем маленькая. Не забуду этого никогда»

Анечке в это время было 6 лет, а мобилизации в трудовую армию не подлежали только женщины, у которых был ребенок младше 3 лет.  Так что все «по закону», «придраться» не к чему. Ирма тяжело прощается с Анной, никто не знает, когда Ирма вернется назад, и вернется ли вообще. 

Вот как она описывает их прощание: «В начале декабря 1942 года меня мобилизовали в трудовую армию. Как можно скорее мы должны были явиться в Ленинполь – районный центр. Меня снова охватило отчаяние: «без мамы, что будет с Аней?». На маленькой повозке мы с дочкой путешествовали до райцентра, в котором застали толпы женщин под охраной конной милиции. Анечка, одетая в бежевый плащик, запела грустную песню тех лет: «Мы простимся с тобой у порога, и быть может навсегда…» О чем думает этот ребенок?» Боже?» Вскоре мы  действительно должны были расстаться. На счастье, доченька оставалась под опекой знакомой женщины. Когда мы прощались, Аня страшно пакала и кричала. До сего дня помню этот крик, и не могу об этом писать».

Тревога Ирмы была совершенно обоснована. Ведь каждый третий «трудармеец» не вернулся домой. А Анна оставалась с бабушкой и ее мизерной пенсией. Как они будут выживать?

Но мама Анны Герман на тот момент просто не представляла, как ей повезло, когда «вместе с другими женщинами меня увезли в Узбекистан, на станцию Чимион, где мы работали на строительстве дороги».

Да, и в таких драматических ситуациях бывает везение.  Ирме надо было бы просто в ноги поклониться тому, кто не посадил ее в поезд, который следовал в Казахстан, где бы она жила в Карлаге и работала в шахте откатчицей, или в Сибирь в тайгу на лесоповал, или на Колыму на строительство заполярной железной дороги, а послал ее на станцию Чимион.

Чимион находится в Ферганской долине, это курортное место Узбекистана. Ирония судьбы, именно в Чимионе Ирма познакомилась со своим будущим мужем Евгением Германом, и там были ее самые счастливые короткие годы семейного счастья. В своем дневнике она и сама описывает это место, как райское место на земле.  И именно в район Чимиона ее посылают на строительство дороги.

А вот как она описывает условия, в которых она жила в Чимионе: «Я не могла вынести тамошних квартирных условий: огромного грязного караван- сарая, где вдобавок, останавливались узбеки с ослами, когда приезжали на базар. Поэтому я спала на улицe“.

Из ее рассказа следует, что она могла выбрать себе другое место для сна, а в караван-  сарай вольные узбеки заводили своих ослов на «парковку».

То есть нет колючей проволоки, нет охраны, нет утренней и вечерней переклички, и на строительстве дороги она работала с вольнонаемными рабочими. И через короткое время: «Из трудовой армии я нелегально вернулась в Орловку. мне удалось бежать благодаря сердечности доктора, а также благодаря тому, что там было настолько много людей, что трудно было уследить за всеми».

Из трудармии сбежать было невозможно: колючие ограждения, вышки с охраной, а если, кто- то как-то умудрялся «затеряться» в тайге его искали с овчарками. Не было в трудармии «сердечных врачей», которые могли «отпустить» трудармейца домой, а если ты покинул лагерь самовольно, то 10- 15 лет лагерей были обеспечены.

И поэтому я еще раз хочу повторить: над Ирмой Мартенс просто летали ангелы, когда ее не посадили в товарняки, которые везли «трудармейцев» в Казахстан, в Сибирь, Магадан, Воркуту, а оставили в Узбекистане. И попала она не в трудовую армию, а на принудработы.   А это совершенно разные «принуждения».

На  кратковременные принудительные работы привлекались и местные жители.

А насчет «трудовой армии» в Узбекистане у меня опять есть пример из нашей семьи. Из наших родных в трудовую армию были мобилизованы трое: два дяди, дядя Яша учитель физики, дядя Франц учитель астрономии и географии, и моя старшая 18- летняя сестра Ирина.    

Два дяди попали в лагерь на Урал в «Челябинскметаллургстрой». А сестру отправили на строительство Ферганского канала, это Узбекистан.  И на тот момент мы тоже не понимали, как ей повезло, а сокрушались и плакали, что ее забрали. Так что в «трудармии» наша сестра оказалась тоже в Ферганской долине, где- то рядом с Ирмой. И жила она там   как и Ирма Мартенс в бараке вместе с вольными работниками, временно привлеченными к принудработам.

Работа была тяжелой для всех, по тысяче носилок в день вверх- вниз. Спину Ирина сорвала там на всю жизнь. Но охраны не было, перекличек тоже, и через какое-то время ее тоже «пожалели» – отпустили. И она вернулась к нам, и даже с мешочком сухарей, которые откладывала из своего пайка. Такого в трудовой армии быть не могло!  Как нашей сестре повезло мы поняли только когда стали получать письма от наших дядей. Они страшно голодали, и теряли силы. Мама из нашего скудного пайка собирала какие- то посылки с сухим урюком, луком и почему- то с пачкой соли. Но… не помогло. Астроном умер в 1943 году в возрасте 42 лет от измождения и непосильного труда, физик выжил, вернулся домой полуживой в 1948 году.

 И хочу сказать еще раз доброе слово об Узбекистане: не было в Узбекистане ни лагерей трудармии, ни   ГУЛАГов, наша мама отсидела 10 лет в «обыкновенной» узбекской тюрьме, с ворами, уголовниками и растратчиками. Это был не политический ГУЛАГ, а тюрьма. Из двух этих зол тюрьма – полегче. 

И поэтому я убежденно могу утверждать, во всех ее злоключениях Ирмы Мартенс, матери Анны Герман, ей очень «везло»: Узбекистан спас ее от   настоящей трудармии.

И в данном случае слова из дневника Ирмы: «Со мной поступили грубо и жестоко.  Не забуду этого никогда» надо было бы заменить на: какое счастье, что меня оставили в Узбекистане, и только благодаря этому я вскоре смогла вернуться в Анечке и маме. Не забуду этого никогда. Низкий поклон узбекам».

Это не ее слова, это мои мысли. Но я уверена, что, если бы Ирма знала, что миновало в ее судьбе, она бы сказала эти слова.  Но на тот момент Ирма понятия не имела какая участь постигла тех, кого послали в Сибирь и за полярный круг.

 И я еще и и еще раз хочу сказать спасибо в Узбекистан. Там было теплее, и, наверное, немного «сытнее», чем в Сибири и Казахстане. Но, самое главное, я не помню, чтобы нас обижали, никто не называл нас фашистами. Все жили так же трудно как мы. И узбекский народ очень доброжелательный. Это я не устаю повторять. Не зря ведь и Анна Герман, и ее мама всегда с теплом отзывалась об Узбекистане, и Анна искренне   говорила: «Узбекистан – моя вторая Родина».

Светлая память незабвенной Анне Герман, и ее мужественной маме Ирме Герман!