Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы
Шешурино
В 1918 году, французский посол Нулланс, видимо опасаясь за жизнь Куропаткина, предложил тому уехать во Францию. Алексей Николаевич как кавалер французского ордена Почетного Легиона, имел на это полное право. Однако, поблагодарив за беспокойство, он отказался, сказав при этом: “Людовику XVI народ Франции снял голову, и, если я заслужил того же, пусть мой народ поступит так со мною. Но родину не покину”.
К Белому движению Куропаткин не примкнул, — хотя там было очень много его боевых товарищей, — будучи уверенным, что оно безнадёжно. Несмотря на полыхающую в России гражданскую войну, Алексей Николаевич занялся вполне мирным трудом – созданием на своей малой родине музея, библиотеки, школы и больницы. Это была его давняя мечта. Ещё в Манчжурии, командуя армией, он, вероятно для памяти, записал в дневнике: «На днях отправил псковскому губернатору 10.000 руб, остаток от моего содержания, тоже на устройство школы в Наговском приходе Псковской губернии. Всего послано 25.000 рублей. Из них просил 22.000 обратить в неприкосновенный капитал моего имени на содержание школы из процентов и 3.000 руб. на постройку школы. Просил строить на берегу нашего Наговского озера, близ храма. Просил также ввести в обучение школьников рыболовству, в т.ч. вязанью сетей и проч.». Школа была построена давно, в 1911 году. Это была единственная в Холмском уезде сельскохозяйственная школа, где учились крестьянские дети. В ней и начал учительствовать Куропаткин, главным образом преподавая краеведение, или как он сам называл этот предмет – “родиноведение”. Создал, как и задумывал музей, состоявший из трех отделов: исторического, географического и культурно-просветительского. В музее, куда Алексей Николаевич передал большую часть своих вещей, он проводил лекции, которые быстро завоевали популярность. Сохранился любопытный документ – телеграмма Холмского уездного комитета Российской коммунистической партии:
15 января 1919 г., № 47. г. Холм.
Гражданину А. Н. Куропаткину.
Комитет партии предлагает сообщить, имеете ли вы возможность сделать лекцию в г. Холме, в помещении клуба «Коммуна» на экономико-хозяйственную тему при социальном строе или может имеете ряд лекций на научно-популярные темы. О Вашем согласии благоволите уведомить.
А вскоре появилась заметка в газете «Псковский набат». Называлась она «Генерал читает лекции» и в ней сообщалось: «В Холмском уезде известный герой русско-японской войны генерал Куропаткин читает лекции о жизни на Дальнем Востоке. Лекции всегда интересны и собирают много слушателей».
К счастью, сохранились черновики лекций А.Н. Куропаткина, даты его выступлений. В частности, в помещении Наговского исполкома он сделал два доклада: “Значение Сибири для России” и “Значение Туркестана для России”.
Не забросил Алексей Николаевич и перо. Написал, — Туркестан, как видно, по-прежнему волновал его, — весьма солидный труд: “Население Семиреченской области, его деятельность, нужды и способы к их удовлетворению”, — 839 страниц, с 19-ю приложениями и картами. Работа эта под названием “Семиречье” была опубликована в ташкентском журнале “Новая мысль” за сентябрь 1920 года. В созданную в 1919 году Куропаткиным библиотеку, вошла вся его книжная коллекция – более 10 тысяч томов.
“Шешуринский шатёр”
2 февраля 1923 года Алексей Николаевич в письме своему первому воинскому начальнику М. Ю. Ашенбреннеру (мы писали о нём в начальных главах), ныне заслуженному революционеру сообщал:
“Заведую волостною (основанною мною в 1917 году) библиотекой, читаю лекции по экономике России и Псковского края… Устраиваю Холмский народный музей”.
Однако, несмотря на лояльность Куропаткина к советской власти, на его общественно-полезную деятельность, мимо такой яркой фигуры – генерала императорской армии, одного из высших сановников царской России, чекисты пройти не могли. После покушения Фанни Каплан на Ленина, в августе 1918 года, Куропаткин был арестован Холмской ЧК. Его судьба была предрешена, поскольку вопрос виновности или невиновности не имел никакого значения. Один из руководителей ВЧК М. Лацис в журнале «Красный террор» указывал: “Мы уничтожаем класс буржуазии. Поэтому нет нужды доказывать, выступало ли иное лицо словом или делом против Советской власти. Вы должны спросить у арестованного: к какому классу он принадлежит, откуда происходит, какое имел воспитание и какова его специальность. Эти вопросы должны решить судьбу арестованного…”
Куропаткина доставили к председателю Холмкого ЧК И. Г. Рубельту. Впоследствии тот вспоминал:
“Арестовали А.Н. Куропаткина как заложника. У меня с ним состоялся разговор. Генерал лично знал меня по школе в Наговье, где я обучался. Вот его слова: «Я знаю, вы меня расстреляете. Я монархист, с 10 лет одел погоны, дослужился до генерала, занимал высокие посты, но против рожна не попру». Он обратил внимание на кожаный саквояж, наполненный рукописями: «Если вы думаете хозяйничать, то написанное мною пригодится». Я ответил: «Обещаю, что рукописи будут в сохранности, вас направлю в тюрьму».
Однако, сами губернские чекисты расстрелять бывшего генерала не решились и отправили под конвоем в Петроград. А дальше произошло нечто странное. Через три недели Алексей Николаевич вернулся в свои пенаты, и, более того, на руках у него имелась своего рода охранная грамота, подписанная председателем Петроградского ЧК Глебом Бокия. В ней говорилось: “Бывший царский сановник генерал-адъютант А. Н. Куропаткин возвращается к месту своего жительства в Шешурино как корреспондент Академии Наук, и ему для самоохраны выдан самовзводный наган за № …».
Какой разговор произошёл между Куропаткиным и всесильным руководителем петроградских чекистов неизвестно. Бокий был достаточно образованным человеком, — он окончил Горный институт, — из дворян, и вероятно, быстро разобрался, что арестованный генерал опасности для советской власти не представляет. Возможно они были знакомы. Бокий увлекался археологией и до революции принял участие в большой экспедиции в районе Ташкента. Ведя раскопки в Кунигутской пещере, он обнаружил огромный камень с таинственными записями древних племен. Возможно, тогда, в Ташкенте, он мог встречаться с Куропаткиным, поскольку это было как раз во время восстания 1916 г. Тогда же с Глебом Бокия произошёл ещё один драматический случай. С маленькой партией геологов, он двигался по Киргизской степи. Неожиданно впереди показался враждебно настроенный отряд мятежников. Дело могло кончиться трагически, но Глеб проявил редкую находчивость. Неподалёку двигалась в том же направлении отара овец и Бокий, соорудив нечто похожее на знамя двинулся вперёд, пару раз выстрелив из ружья. Испуганные овцы заметались, поднялась ужасная пыль, а за клубами этой пыли воображению киргизов представился большой карательный отряд, направляющийся прямо на них. Опасность миновала. Узнал ли об этом случае тогдашний начальник края? Во всяком случае версия о знакомстве Бокия и Куропаткина какие-то основания имеет.
Возможно, также, какую-то роль сыграло ходатайство местного комитета Семиреченской железной дороги, где когда-то консультантом работал Алексей Николаевич:
«РСФСР. Местный комитет Семиреченской железной дороги.
24 сентября 1918 г. №574. Петроград, Итальянская улица, 11.
Председателю Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией.
Местный комитет настоящим удостоверяет, что Алексей Николаевич Куропаткин, как знаток Туркестанского края и администратор, постоянно защищавший беднейшее земледельческое и кочевое население края от эксплуатации скупщиками и посредниками, спекулянтами, был приглашён правлением Семиреченской железной дороги в качестве консультанта по экономическим и бытовым вопросам, причём к осени 1917 года давал компетентные заключения, а с начала поступления на постоянную службу с 1 мая 1918 года исполнил ряд ценных работ. Ввиду вышеизложенного, местный комитет Семиреченской железной дороги просит Вас, товарищ, освободить А.Н. Куропаткина из-под стражи, возвратить ему отобранные черновики трудов, исполненных им работ и разрешить вернуться для дальнейшей работы в библиотеке в селе Шешурине, где у него имеются редкие первоисточники по Туркестанскому краю. Со своей стороны, местный комитет даёт поручительство за лояльное отношение А.Н. Куропаткина к постановлениям правительства Российской Советской Социалистической Республики. Председатель комитета К. Смоленинов. Комиссар правления В. Стрекалов”.
Как бы то ни было, всё для Алексея Ивановича закончилось благополучно. Но, на всякий случай надзор всё же был установлен. Через некоторое время Холмская ЧК получила секретное распоряжение: “Бывший царедворец генерал А. Н. Куропаткин освобождён из-под ареста и возвращается к месту жительства в Шешурино… Предлагается вести за ним неослабное внимание и наблюдение, и, если окажется, что вокруг него организуются контрреволюционные банды, немедленно арестовать его”.
Таинственным является и отношение к Куропаткину В. И. Ленина. Есть между этими двумя личностями какая-то непонятная связь. После Гражданской войны на Псковщине разразился страшный голод. Съели даже семена, предназначенные на посев. И вот, что вспоминает современница Куропаткина А.М. Туманова: «Ели мякину, липовые листья, цветы осоки, крапиву. И Куропаткин пишет письмо В. И. Ленину. Ленин прислал на нашу местность вагон с хлебом. Из Торопца зерно привезли на лошадях, и Куропаткин раздавал его голодным на посевы. В годы Советской власти по распоряжению В.И. Ленина Куропаткину разрешили иметь конюха, скотниц (лошадь и корова оставлены) и две прислуги»…
А вот, что рассказал автору книги “Шешуринский шатёр” Ю. Попову 83-летний И. Н. Русаков: «Слухов о Шешуринском барине знал много. Вот слушай такую историю. После революции придумали комбед – комитет бедноты. Стал комбед богатых описывать. Зашли к генералу. Тот возражать не стал, но сказал Андрею Тюреву: «Сапоги не описывай. Куропаткин лаптей плести не может, в чём он ходить будет?» Не помогло. Сапоги тоже в опись попали. Но вот пожаловал голод. Куропаткин добился, чтобы вагон с хлебом прислали через Торопец. Вроде бы, в Совнарком к Ленину обращался. Почему-то сам генерал распределял тот подарок. И вот заходит к нему Андрей Тюрев за нормой, а генерал ему говорит: «Андрей! Много вы у Куропаткина позабирали. Но смотри – Куропаткин опять и при хлебе, и при сапогах. У тебя, как и прежде, ни того, ни другого. Подумай, почему так?»
А вот ещё один штрих говорящий о многом. Вспоминает агроном И. Ф. Марков, хорошо знавший “шешуринского барина”: “Алексей Николаевич много работал по заданию Псковского губисполкома и Холмского уисполкома. Многое выполнял прямо дома, в Шешурине. В 1922 году комиссией по национализации имущества, председателем которой являлся я, была закончена работа по имению Куропаткина. Мною были получены две телеграммы: одна от Псковского губисполкома, а вторая от Холмского уисполкома с текстом В. И. Ленина о передаче всего имущества, принадлежащего Куропаткину, обратно ему, в пожизненное пользование. Эти распоряжения комиссией были выполнены. Часть имущества Куропаткин оставил у себя, а большая его часть передана местному населению”.
А в декабре 1919 года Алексей Николаевич пишет ещё одно письмо вождю мирового пролетариата. Пишет по другому, куда более трагичному для него поводу.
Продолжение следует
На заставке: А. Н. Куропаткин в своём имении Шешурино. Фотография неустановленного мастера.
В.ФЕТИСОВ
