Последний губернатор Туркестана. Глава тридцать восьмая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина

Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Туркестан, огнём охваченный

“Назначение А. Н. Куропаткина главным начальником Туркестанского края, писал известный русский дипломат С. В. Чиркин, — нельзя было не признать крайне своевременным и удачным. Он был уже по прежней своей деятельности крайне популярен среди всех народностей, населяющих Туркестан. Он любил туземцев, был доступен для них и внимательно входил во все их нужды, зная хорошо их быт. Менее чем через два месяца по прибытии в Ташкент рядом лёгких мер при посредстве преданных ему влиятельных туземцев он добился не только того, что вызванное вышеуказанными распоряжениями брожение среди населения прекратилось, но даже своевременно без ропота формировались этапные тыловые рабочие отряды и отправлялись на фронт”.

О своём назначении Алексей Николаевич узнал из высочайшей депеши, полученной им 23 июля. Он сразу же попросил к аппарату начальника штаба Главковерха М. В. Алексеева, однако оказалось, что и для того эта новость была совершенно неожиданной. Как выяснилось утром этого дня военный министр Шуваев будучи на докладе у Николая II, попросил императора, в связи с начавшимися в Туркестане серьёзными беспорядками назначить туркестанским генерал-губернатором Куропаткина. “Он единственный человек способный привести население края в порядок”, мотивировал министр свою просьбу. Государь, однако, согласия не дал. Но спустя несколько часов, после вторичного доклада Шуваева, император всё же согласился и собственноручно написал высочайшее повеление об этом назначении.

Буквально накануне у Куропаткина побывал генерал Покотилло, только недавно побывавший в Туркестане и хорошо его изучивший. По его словам, — записал Алексей Николаевич в дневнике, — “там положение создалось серьезное. Власть в плохих руках. Эмиссары Германии работают вовсю. Массы пленных избалованы. Мартсон, и. о. генерал-губернатора, развалился. Сыр-Дарьинский военный губернатор Галкин каждый день пьян. Самаркандский Лыкотин — слепой. Ферганский — Гиппиус — с гвоздём. Закаспийский — Колмаков — слаб, безволен. Семиреченский — Фольбаум лучше других. Правитель канцелярии Ефремов, который вертит все дела, очень подозрителен и, кажется, нечисто ведет дела. Помощник генерал-губернатора Ерофеев очень неподготовлен. Тогда же Покотилло говорил, что хорошим помощником генерал-губернатора будет Васильев, командир 6 корпуса. Он же предупреждал против Цейля, который будет проситься в Туркестан. Женаты на родных сестрах. По словам Покотилло, Цейль при постройке дороги через бухарские пределы украл 200 тысяч рублей. Низшая администрация берет взятки. Народ в кабале”.

Вот с такой неутешительной информацией отправился вновь назначенный начальник края к месту своей новой службы.

В Ташкент Алексей Николаевич прибыл 8 августа и сразу приступил к тушению разгоревшегося пожара.

Непосредственным толчком к началу волнений в Туркестане стал указ о привлечении на тыловые работы в прифронтовых районах мужского населения. Как Куропаткин написал в дневнике: “Неожиданное требование поставки рабочих в возрасте от 19 до 43 лет было предъявлено в такой спешной и необдуманной форме, что породило невероятную путаницу в умах населения. Исполнители, вместо успокоения и разъяснения населению, что от них требуют, сделали наряд рабочих источником наживы. Трудно себе представить, сколько было в одной Фергане и Самаркандской области взято, особенно чинами туземной администрации, взяток. Общую сумму их нельзя измерить иначе как миллионами рублей”.  

Кроме этого, было ещё несколько факторов свидетельствующих о крайне недальновидной политики центральной власти, в конце концов, вызвавших взрыв: отъём правительством земель и передачи её в собственность русским переселенцам, нищета, стычки с вооружёнными отрядами казаков и новыми переселенцами, насильственная реквизиция скота у коренного населения. Исламское духовенство в своих проповедях также возбуждало в населении недовольство политикой русской власти. Нельзя, также, полностью исключить участие турецких и германских агентов в подготовке мятежа. Несмотря на войну, германо-турецкая агентура активно действовала в пограничных с русским Туркестаном регионах. В частности, в 1915-1916 гг. в Афганистане и Персии находилась миссия немецких офицеров-разведчиков Оскара фон Нидермайера и Вернера Отто фон Хентига, целью которых было поднять восстание пуштунов и индийцев против английского колониального владычества, а также уговорить афганского эмира присоединиться к джихаду, объявленному турецким султаном странам Антанты. Не исключено, что германские и турецкие агенты имелись и среди военнопленных, находящихся в Туркестане.

Восстание началось 4 июля 1916 года в Ходженте. Вскоре оно охватило Самаркандскую, Сырдарьинскую, Ферганскую, Закаспийскую, Акмолинскую, Семипалатинскую, Семиреченскую, Тургайскую, Уральскую области с более чем 10-миллионным населением. 17 июля 1916 года в Туркестанском военном округе было объявлено военное положение.

В телеграмме военному министру от 18 августа 1916года Куропаткин указывал на причины восстания в Семиречье:

“Причины вооруженного выступления киргизов сложны, основною причиной взрыва послужил наряд рабочих для отправки на фронт. По быстро распространенным слухам, рабочих собирались отправить [на] боевую линию, поставить между русскими и немецкими войсками, с целью перебить, а земли отдать русским поселенцам. 41 год тому назад при завоевании Ферганы ныне восставшие киргизы с своим почетным представителем войсковым старшиною Шабдан Джантаевым двинулись через горы в Фергану и помогли Скобелеву покорить оседлых жителей Ферганы. За период в 40 лет мы не приблизили к себе сердца этих простых, но еще первобытных людей, а чрезмерно усердною деятельностью по отчуждению лучших земель, находившихся веками [в] распоряжении киргизов, для образования русских селений вызвали недовольство киргизов новым режимом управления: при желании киргизов перейти к оседлости по действующему положению им отводилась только пахотная земля, а участков для выпаса скота и заготовки сена не отводилось; крайняя ограниченность чинов администрации не позволяла влиять [в] должной мере на настроение населения и своевременно знать это настроение. Между тем во время великой войны киргизское население подготовлялось [к] восстанию германскими офицерами, проникшими [в] Афганистан и Кашгар. Влияние фанатично настроенных мулл, живущих среди киргизов, тоже несомненно. Преувеличенные слухи [о] победах наших врагов и слабость военной охраны в Семиречье обещали вожакам возможность легкой победы; обезоружение [в] прошлом году русского населения Семиречья с целью отправить 7500 берданок [в] армию давало надежду киргизам быстро свести кровавые счеты с пришельцами, севшими на их земли. Надежды эти частью оправдались: многие русские селения уничтожены, много русской крови пролилось. Депешу того же содержания посылаю На[чальнику] шта[ба] Верх[овного главнокомандующего]. № 6480”.

Восстание на окраине Российской империи отличалось крайней жестокостью. Мы не ставим себе целью подробно описывать все эпизоды мятежа, но для полного понимания случившегося, как не тяжело это делать, перечислим факты зверств лишь в одном населённом пункте Туркестанского генерал-губернаторства. Это город Джизак. Выступление здесь возглавили Назыр Ходжа Ишан и Мухтар Ходжа Ишан. Судя по именам это представители духовенства. Для жителей Средней Азии такие люди имели огромный авторитет. Кроме того, имелся и светский лидер — Абдурахман Ходжи Абдуджабаров, крупный землевладелец из ханской династии — сын бека Бухарского ханства, убитого в бою с русскими войсками под Кок-Тюбе.

Мятеж в городе начался 13 июля.  В этот день в городе были зверски забиты палками уездный начальник полковник Рукин и пристав штабс-капитан П. Д. Зотоглов с переводчиком и сопровождавшим их джигитом. Рукин вместе со своими людьми, поехал успокаивать недовольных. Все они погибли, атакованные разъярённой толпой. Тела убитых были изуродованы. В этот же день погибли 3 женщины и 2 ребенка. По другим данным, еще 17 человек. Накануне в кишлаке Ям был смертельно ранен картечью в живот из дробовика зааминский участковый пристав надворный советник В. М. Соболев, труп которого был обнаружен в мусорной ямс. В населенном пункте Заамин мятежники захватили акушерку А, В. Чернову с двумя сестрами, племянницей и прислугой с 3 детьми,

 Женщин избивали и насиловали. После чего все были убиты. На станции Ломакино погибло 13 железнодорожных служащих, а также несколько женщин. Убита семья лесного объездчика Дудкина (глава семьи с женой и сыном), убита и сожжена семья объездчика Андрющенко (родители, три брата и три сестры), убит объездчик Койнов. В Янги-кишлаке убит лесообъездчик Бабин. В Атта-кишлаке убит письмоводитель Сибирцев. В Кок-Джаре в караулке был убит объездчик Ососков с женой и 4 сыновьями, трупы сожжены. Неподалеку в урочище Терекли был убит объездчик Петряев с двумя детьми. Там же к мятежникам попала в плен жена заведующего зааминским лесничеством Запорина. Её муж, падчерица и тесть были убиты и сожжены. Женщину изнасиловали и подвергли истязаниям, тело затем также сожгли. От стражника Бегучего, захваченного мятежниками в селении Калтай, удалась найти лишь руку. Убиты жёны мобилизованных на фронт объездчиков Шарко и Кобзева. Причём последняя вместе с дочерью-гимназисткой Самаркандской женской гимназии и ее подругой А. Гусевой — женщин убили палками.

Всего в Джизакском уезде погибло около 150 человек, в том числе женщины и дети. Как писал Куропаткин военному министру Д. С. Шуваеву 4 января 1917, “дикая н озверевшая толпа чувствовала себя вне опасности, и только прибытие карательного отряда положило конец этой кровавой расправе с ни в чём не повинными русскими людьми”.

С не меньшей жестокостью мятежники расправлялись и с представителями туземной администрации, которым выкалывались глаза, отрезались головы. Жестокость в свою очередь порождает жестокость ответную, и через месяц после прибытия в Туркестан, Куропаткин записывает в дневнике: “Скоро месяц минет, как приходится напряженно работать, чтобы умиротворить, а, где нужно, усмирить глубоко взволнованный край. Положение и до сих пор весьма тяжёлое. Основные три области края наружно умиротворены, но настроение населения угнетенное. В Семиреченской области киргизское население трех южных уездов восстало. Приходится направлять туда значительные силы, и я просил присылки двух казачьих полков, что и исполнено. Многие русские селения разгромлены, много жертв; разорение их полное. Особого вооруженного сопротивления еще не было оказано. Решительные действия начнутся на-днях. Двинул войска как со стороны Ташкента, так и со стороны Ферганы. Постоянного типа войск в крае оставлено не было. Пришлось послать часть дружин ополчения, часть рот запасных батальонов. Войска мало сплоченные, недостаточно дисциплинированные. Уже при усмирении беспорядков в Джизакском уезде были справедливы жалобы на войска за излишнее разорение туземных жилищ, грабеж, лишние убийства. То же получается и при действиях в Семиречье. Но это, надеюсь, исключения. В общем, войска действуют самоотверженно. Без кадров, без организации, с случайными перевозочными средствами переваливают снеговые горы, делают по равнине до 70 верст в сутки. Затрудняется усмирение огромными пространствами, разбросанностью, беззащитностью селений с русским населением. Мы сделали роковую ошибку, давшую киргизам надежду на легкую добычу: отобрали для отправки в действующую армию у русского населения 7 500 бердановских ружей. […] Озлобление между русским и киргизским населением растет. Киргизы допускали огромные жестокости. Русские не оставались в долгу […]. Ездил в Джизак; успокаивал там население. Всё же пришлось предназначить к отобранию у населения 2000 десятин земли, на которой были зверски убиты уездный начальник полк. Рукин, пристав и около 150 русских людей. По беспорядкам в Ташкенте пришлось утвердить смертный приговор над двумя туземцами: в Джизаке над 6 из 18 приговоренных к повешению судом”.

Более-менее спокойным районом в охваченным пожаром Туркестане была, родная для Алексея Николаевича, Закаспийская область. Генерал-губернатор лично вёл переговоры с представителями туркменского населения. “Мои старые друзья туркмены встретили меня родственно. – записал Куропаткин. — Среди них я отдыхал душою”.

Приняв во внимание, что туркмены несут боевую службу на войне, в Текинском полку, Куропаткин решил, что они будут посылаться не на работы, а на сторожевую службу по охране пленных, железных дорог, составят лесную стражу и тому подобное. “Относительно текинцев, кажется, дело уладил, но иомуды отказались дать рабочих и откочевали в персидские пределы. – записал в дневнике генерал-губернатор. —  С ними будет много хлопот. Часть киргиз откочевали в китайские пределы. Часть туркмен, сарыков и саларов готовится откочевать в пределы Афганистана. Мне пришлось послать отряд в Астрабадскую провинцию, где началось большое волнение. Сейчас еду в Самарканд, Катты-курган и далее по всем городам Ферганской области.”.

Два месяца, несмотря на достаточно преклонный возраст, — Куропаткину было уже 68 лет – Алексей Николаевич, объезжал один за другим, охваченные восстанием районы – Маргелан, Андижан, Джизак, Коканд, Самарканд, Мерв, Ашхабад, Семиречье, терпеливо беседовал со старейшинами и представителями населения, разбирался с администрацией – от должностей были отрешены два областных губернатора и около десятка других чинов. При этом, к некоторому удивлению Алексея Николаевича, популярность его была по прежнему высокой.

Результат не замедлил себя ждать. Не прошло и двух месяцев, как началось формирование и отправка тыловых отрядов и даже объявились добровольцы из бедных слоёв населения прельстившиеся казённым прокормом. В ежедневном рапорте в Военное министерство генерал-губернатор Куропаткин сообщил: “С 18 сентября по 8 октября включительно были отправлены из края при полном порядке согласно расписанию эшелоны туземцев рабочих областей Сыр-Дарьинской [области] —  шесть, Ферганской — семь, Самаркандской — семь и Закаспийской — два, всего двадцать два эшелона, около тысячи человек в каждом”,

К концу 1916 года кровопролитие в Туркестане прекратилось. Заработали военно-полевые суды, которые вынесли 340 смертных приговора, из которых генерал-губернатор утвердил лишь 20.

В январе 1917 года Алексей Николаевич составил подробный рапорт на Высочайшее имя о результатах своей деятельности в Туркестане за истекший период. В отчёте было и предложение о необходимости коренного пересмотра действующего «Положения об управлении Туркестанского Края» и постепенно приступил к реализации своих идей, но неожиданно 1 марта в 7 часов вечера Куропаткин получил сообщение начальника Ташкентской железной дороги Мазуровского о государственном перевороте в Петрограде. Начиналось смутное время.

Продолжение следует

На заставке: Приезд генерал-губернатора А. Н. Куропаткина в Ташкент в 1916 г. Рисунок из альбома “Революция в Средней Азии в образах и картинах”. Ташкент, 1928 г.

В.ФЕТИСОВ