Как в Петербурге работает летний лагерь для детей мигрантов.
«Юля, здесь незнакомый!» — мальчик лет десяти захлопывает передо мной дверь и убегает докладывать взрослым. Позже я узнаю, что мальчика зовут Гао Джидзо, хотя он просит называть себя Колей, потому что «так проще». Коля переехал из Китая в Россию вместе с семьей два года назад: родители — работать, он — учиться. Таких, как Коля, в летнем образовательном лагере для детей мигрантов около девяноста человек, а в петербургских общеобразовательных школах — 15 тысяч.
Коле скучно сидеть на месте — после того, как мальчик оббегает всех вожатых, он, наконец, подходит знакомиться: протягивает свою поделку и пытается разговаривать по-русски. Голос у Коли громкий, но слов почти не разобрать, и мальчик, чувствуя, что его плохо понимают, вскоре замолкает.
«То, что детей мигрантов в Петербурге очень много — миф», — говорит Юлия Алимова, координатор образовательного проекта «Дети Петербурга» и организатор летнего лагеря. 15 тысяч — объясняет она — это всего 3% от общего количества школьников в Петербурге за прошедший год. Для такого количества вполне реально создать работающую систему интеграции и адаптации. Побеседовать с Юлией наедине очень сложно — дети постоянно просят ее внимания, показывают свои новые рисунки и поделки.
Фото: Елизавета Аксёнова
В образовательный проект «Дети Петербурга» Юлия Алимова пришла 7 лет назад. Сначала занималась с детьми русским языком, а потом предложила проекту собственную инициативу: летний лагерь для детей мигрантов, где они смогли бы находить друзей и, что не менее важно, — понимание. Лагерь существует уже третий год, и в этот раз его финансирует комитет Санкт-Петербурга по межнациональным отношениям.
Сегодня у ребят первый свободный день за целый месяц. Пока не началась финальная дискотека, закрывающая смену, можно позаниматься чем угодно. Искандар, например, склеил коллаж, но показывает его только друзьям — «это вообще-то секрет и подарок». Из всех возможных занятий, которые предлагает лагерь — занимательная физика, окружающий мир, математика, английский, русский — мальчик предпочитает последнее: «ну, это же для нас важно».
Дружить детям пока что комфортнее с ребятами своей национальности. Диля собрала круг подружек и что-то увлеченно рассказывает им на узбекском. Отвлекается девочка лишь однажды – на фотографа:
— Эй, ты русская?
— Да.
— Эх, не похожа! Я думала, что наша.
Фото: Елизавета Аксёнова
Через полторы недели воспитанники летнего лагеря вернутся в свои школы, однако отметить праздник первого сентября получается далеко не у всех детей мигрантов: любой ребенок, законно пребывающий на территории России, имеет право пойти в школу, и плохое знание русского не может этому помешать, — вот только родители-иностранцы часто не в курсе своих прав. «В школах очень мало прямых отказов, но иногда достаточно отношения администрации, чтобы родители потеряли веру в то, что они смогут устроить своего ребенка, — объясняет Алимова. — Иногда мигрантам прямо так говорят: «мы почему-то в России сидим и никуда не уезжаем, а с вами что не так?»
Несмотря на то, что лагерь открыт всего три года, в нем уже есть свои старожилы. Диёра живет в России почти 10 лет, а лагерь посещает с момента его создания. Она пока не знает, кем хочет быть и где жить, но ей кажется, что туристы должны обратить внимание на ее родную страну — Узбекистан. «Уговариваю старшего брата изучить историю нашей страны и водить по ней экскурсии, мне кажется, что скоро это станет востребованным», — увлеченно делится она своей идеей. Пока что Диёра уверена в одном — ей нужно высшее образование. В ответ на вопрос, зачем девочке, которая прожила в России дольше многих сверстников, учить русский в образовательном лагере, Диёра улыбается: «Ты, пожалуйста, не обижайся, но даже русские отличники не знают свой язык идеально, ведь он очень и очень сложный».
Искандар напрягается и переводит тему: «я вообще-то здесь с первого класса учусь». Диля делает вид, что не понимает, и снова поворачивается к подругам. И только Айжана, улыбаясь, отвечает: «Ну, они дворник и уборщица».
Айжана переехала из Кыргызстана месяц назад – родители живут в России уже 15 лет, но забрать дочь решилиcь только сейчас. В Петербурге девочке нравится — «здесь тепло, и дома тоже тепло», а еще здесь можно учиться на визажиста, о чем девочка давно мечтает. В первый раз идти в русскую школу Айжане боязно, но она уверена, что не останется одна: «Там будут кыргызы, но и с другими тоже подружусь, наверное».
Пока дети обедают, у одного из волонтеров возникает несколько свободных минут. Артём Слёта — студент и координатор проекта, планирует сделать академическую карьеру в сфере исламоведения. В его семье всегда помнили про этническую принадлежность — отец Артёма вырос в Казахстане, будучи украинцем, а мама — татарка из Якутска. Понимая, как важно сохранить свою собственную культуру в современном обществе, Артём уже не первый год старается поддерживать в лагере атмосферу, в которой каждый ребенок может не стесняться быть самим собой. Дети могут отмечать в рамках лагеря свои национальные праздники, а если, например, кому-то нужно помолиться, то для этого всегда найдется свободная комната.
Фото: Елизавета Аксёнова
Самой главной проблемой за три года работы лагеря, по мнению Юлии Алимовой, был и остается страх детей перед их собственным мнением. «Изначально бывает очень сложно сподвигнуть ребят на какое-то коллективное дело, где нужно проявлять инициативу, — говорит она. — Думаю, что эта неуверенность во многом связана не только с незанием языка. Они же чувствуют, что их воспринимают, как других».
После ужина ребята начинают готовиться к дискотеке. Милена из Армении потанцевать, конечно, хочет, но собирается неохотно — ей очень нравилось целыми днями учить русский язык, и этим летом она много с кем подружилась. А в школе, по словам Милены, все по-другому, «там сложно, и я часто скучаю по дому».
В скором будущем организаторы хотят больше внимания уделять подросткам — наиболее уязвимой в период адаптации группе — для этого уже открыт специальный молодежный центр. «Маленький ребенок, помещенный в новую языковую среду, выучится горадзо быстрее, нежели подросток, — говорит Юлия Алимова. — Именно в подростковом возрасте у ребят начинается активный поиск их идентичности — они пытаются ответить на вопрос «кто я?». Этой категории детей нужна особая, куда более интенсивная помощь».
