Почему даже небольшой букет из редких цветов в одних странах не только строго и неукоснительно наказуем как факт экологического вандализма и осуждаем на общественном и глубоко личном уровне, а в других странах нет? Почему страница, вырванная из уникальной книги… Впрочем, не только эти вопросы невольно возникали у меня на одной из аллей Ботанического сада Хантингтонской библиотеки (The Huntington Library, Art Collections and Botanical Gardens in San Marino, California) расположенных единым комплексом в Пасадене, слившемся с лос-анджелесским мегаполисом.
В 1919 г. ученые и исследователи получили доступ к частной коллекции семейной четы Хантингтон. Сер Генри Хантингтон считался самым крупным коллекционером Америки в период 1916 — 1927 г. г. По условиям завещания семейной четы Хантингтон их уникальная коллекция книг, рукописей, картин, античных скульптур и видов растений оставлена городу Лос-Анджелесу. В 1924 году Библиотека была открыта для более широкого круга читателей, посещавших и Ботанический сад – “истинное богатсво Арабеллы”, жены Генри.
Собственно Библиотека Хантингтона — это исследовательская библиотека как таковая, плюс библиотека отдела искусства, плюс библиотека ботанический отдела.
Автору этих строк довелось побеседовать с американским филологом, который, помимо заслуженных восторженных отзывов, рассказал о жестких, но оправданных условиях работы с библиотечным фондом. “Иначе к культурному наследию относиться нельзя” – пояснил он.
При работе с книгами и рукописями читатели используют уникальные по своей конструкции специальные подставки для книг, подушки, прищепки для фиксации листов.
В то же время существуют определенные ограничения. Во избежание порчи книг в залы нельзя проносить какие-либо предметы, даже простые писчие ручки. Карандаши и бумага выдаются. Ксерокопии не делают. Только сканирование по заказу. Сканирование обходится дорого – техника, не наносящая вред бумаге, уникальна и высокотехнологична. Но чего не сделаешь ради науки, зная, на какие жертвы и лишения шли ученые, нередко расплачивающиеся своей жизнью за истину для человечества.
Вместе со старинными методами консервации и реставрации документов используются современные технологии. Книги хранятся в специальных безкислотных футлярах. Отсутствуют какие-либо инородные элементы технической обработки книг — формуляры, кармашки, ярлыки, — наносящие вред бумаге.
Сегодня весь комплекс Библиотеки и ботанический сад существуют на финансы Фонда Хантингтона, пополняемые не только продажей билетов посетителям, представленным как гражданами города, штата или страны, так и иностранцами. Конечно же, большую роль играют пожертвования меценатов. Они только теоретически скупы на размеры выделяемых сумм, “оттаивая” при напоминании, что “уровень их вкладов влияет на качество сохранения не только американского, но и всего мирового культурного наследия”.
Но утверждать, что Фонд не знает, куда девать средства, было бы неверно. Например, хранителям “сокровищ Хантгинтонов” не всегда хватает средств на оцифровку библиотечного фонда и приобретение редких экземпляров флоры.
Безусловно, Фонду удалось не только сохранить, но и приумножить коллекции книг, рукописей, произведений искусств и музейных ценностей, и 14000 видов растений, представляющих мир флоры со всех континентов планеты.
Не идеализируя мир коллекционеров, все же замечу — большую роль в пополнении музейных и библиотечных коллекций после того, как они были завещаны в 1924 году гражданам города Лос-Анджелеса, сыграла американская традиция спасать кого-либо или что-либо, ровно как традиция преподнесения в дар авторитетным музеям и фондам уникальных предметов искусства или истории. Оставить собственный след в истории города, штата, страны, пусть даже в каталожном формуляре – это то, что ценится в любой американской семье и рассказывается с гордостью.
Эта черта американского характера сыграла свою роль, к примеру, в пополнении библиотечного «Фонда манускриптов и редких книг на английском языке», который наряду с Библиотекой Конгресса США входит в список крупных мировых собраний подобных коллекций. Сегодня в каталогах Фонда зафиксировано примерно 2000 наиболее редких экземпляров, написанных и напечатанных за последние тысячу лет.
Например, коллекция Библий, хранящихся в Библиотеке, считается одной из самых богатых в Соединенных Штатах. Сам сэр Генри Хантингтон считался одним из наиболее крупных коллекционеров Америки в период 1916 — 1927 г. г.
Только некоторые из экспонируемых шедевров истории развития одной из мировых религий – оригинал классической Библии Гутенберга, отпечатанный типографским способом в XV веке. Далее, Эллсмерский Псалтырь XIV века с нарисованными от руки иллюстрациями. Уникальный экземпляр Великой Библии на английском языке. И конечно, первая Библия, отпечатанная на территории Америки в 1640 году.
Одним из бесценных экземпляров Фонда считается принадлежавшая английскому епископу «Библия Гондолфа», написанная 1000 лет назад на латыни. “Ее текст – по словам консультанта экспозиции — большинство паствы не понимало…”
Эта цитата достойна пусть краткого, но комментария. Тем более, что экспозиция Фонда дает представление о том, как и почему в сложных исторических условиях распространения христианства простые люди самостоятельно пытались понять Библию, используя специальные издания, трактующие ее тексты, и способы заучивания ключевых фраз.
К концу IV века н. э. остро обозначилась потребность в едином и достоверном тексте Библии на латинском языке, на котором западная церковь могла основывать свое учение. Иероним (340-420 гг. по Р. X.), крупнейший знаток Библии и секретарь папы Дамасия I, прекрасно владевший греческим языком, латынью и ивритом, посвятил 20 лет этому титаническому труду. Начал с Нового Завета, перевёл его с греческого на латинский. Далее и Ветхий Завет был переведен с греческого и с иврита.
Переведенные тексты, именуемые еще и Вульгата – на латинском означает “народная” – были самой авторитетной версией для римско-католический церкви на протяжении долгого времени. Но из-за всеобщей неграмотности мало кто из христиан имел возможность читать Библию. Рукотворные тексты книг стоили баснословных денег. Но если кто и имел Библию, не зная латыни, не понимал и написанного.
Переводы же с латинского языка на местные языки, согласно установленным канонам Церкви, были запрещены. Один из них — “…Не без причины Всевышнему Богу угодно, чтобы Священное Писание было в некоторых местах тайной. Если бы оно было понятно всем людям, возможно, его бы не ценили и не уважали. Или его могли бы неправильно истолковать необразованные люди, и это привело бы к ошибке”, — произнесенный в 1079 году Папой Григорием VII, стал основой многих трагедий, связанных с развитием не только христианства, но и того, что сегодня принято называть “свободой мысли”.
В 1229 году Тулузский Синод усилил запрет Церкви на “раскрытие тайн Священного Писания”. Никому, кроме священников, иметь текст Писания более не разрешалось. И без того могущественной маховик инквизиции под страхом пыток окончательно вырвал Библию из рук верующих. История ее распространения сложна, неоднозначна и многогранна. Но Книга шла к людям через трудные и драматические судьбы тех, кто переводил ее текст с латыни на английский. Перечислить имена всех, кто вносил вклад в этот процесс, в формате данного очерка не представляется возможным, и тем не менее, есть имена о которых не сказать невозможно.
Христианский реформатор, ученый-теолог Джон Вайклифф (1328-1384), страстно желавший сделать Писание доступным для всех. Церковь при жизни предала его анафеме. После его кончины в 1384 году тело было эксгумировано и сожжено. Опуская ряд исторических подробностей, напомню только то, что его переводческие труды Вульгаты Иеронима стали основой всех переводов Библии на западноевропейские языки.
Второй пример — четвертое издание Нового Завета, переведенное Уильямом Тиндейлом на английский язык в 1534 году. Лингвист и известный деятель Реформации, не менее чем Шекспир внесший вклад в развитие английского языка. Его переводные идиомы с греческого и иврита стали неотъемлемой частью современной англоязычной речи. Обвиненный в “извращении Писания”, он покинул Англию. Его перевод Нового Завета был объявлен «лживым» и сожжен. После удавшегося ареста и тюремного заключения он был казнен через повешение в Антверпене. Его тело сожгли на столбе в октябре 1536 года. Уильяма Тиндейла почитают как «Отца английской Библии».
В классику англоязычных афоризмов вошли его последние слова: «Боже, открой глаза королю Англии!»
Через три года после казни Реформатора Король Генрих VIII “открыл глаза” и “выпустил в свет” его англоязычный текст Библии, известный сегодня как Великая Библия…
2.
Потомственный садовник-дизайнер великолепного розария, колдовавший над одним из кустов, на классическом английском процитировал мне одно из поэтических упоминаний Шекспира об этом цветке (в переводе Маршака звучит как “Мы урожая ждем от лучших лоз, Чтоб красота жила, не увядая. Пусть вянут лепестки созревших роз, Хранит их память роза молодая»).
После последних слов, негромко и без тени улыбки, он произнес: “Ночью по коридорам хранилищ Библиотеки бродят духи великих людей. Иногда они не прочь погулять по ночным аллеям сада. И, конечно, заглядывают в этот «Сад Шекспира». Об этом моему прадеду говорил сам сэр Хантингтон. А он-то знал толк в этом…”.
Проверить его неофициальную версию о пребывании духов великих людей в Библиотеке и в саду, понятно, невозможно. Ночью они закрыты для посетителей. Но и без этого уточнения понятно: слова садовника — невинная дань великолепию и благородной таинственности сада, на самом деле способным породить и не такие фантазии. Оттого и мне, гуляющему по аллеям сада, верилось в то что прагматичный магнат Хантингтон действительно “знал толк в этом”. Впрочем, как и его супруга Арабелла. Именно ее бурная творческая фантазия играла решающую роль в формировании растительной коллекции, в том числе вышеупомянутого Сада роз Шекспира с великолепным подбором не только всех известных сортов, выведенных со времен Древней Греции и Средневековья, но и строк английского поэта.
Изящные японские сады и розарии, причудливые кактусы, красочные орхидеи, пальмовые и бамбуковые рощи, египетский папирус, живые и сказочно выглядящие пруды… Это далеко не весь перечень того что хранится в Хантингтонском ботаническом саду. И он, конечно, менее всего заслуживает прозы. Только поэтический комментарий и только того поэта, который будет озарен искрой божьего веления высказаться об увиденном.
3.
Впрочем поэтическое вдохновение может невольно исчезнуть, когда пред тобой предстает самое пахучее растение в мире — Amorphophallus titanum, имеющее еще одно название Titan Arum – “трупный цветок”. Впервые он был обнаружен ботаниками на острове Суматра и зарегистрирован в 1889 году в каталогах Королевских ботанических Садов Кью в Лондоне (Royal Botanic Gardens, Kew). Высота цветка может достигать 3 метров при весе чуть менее 100 килограммов и диаметре более 3,5 метров. Его искусственное культивирование — одна из самых сложных задач ввиду того, что он не самоопыляется. На родине цветка, Суматре, его запах привлекает только определенные виды насекомых, которые разносят пыльцу и способствуют размножению растения. Любая удавшейся попытка вне его родины расценивается как научный подвиг. Только ограниченное число ботанических садов с мировой известностью могут признать его наличие в своей коллекции.
Сказать, что посетители избегают увидеть и вдохнуть запах одного из самых редких и экзотичных растений в растительном мире планеты — значит соврать читателю. В период полного двухдневного раскрытия цветка его запах одним напоминает запах разложившейся рыбы, другим — запах гниющей плоти. Этот перечень ассоциаций можно было бы продолжить, но стоит ли? Тем более, что наибольшей удачей считается не вдохнуть запах уникального цветка, а увидеть его цветение. Признаюсь, в это посещение сада мне не повезло – уникальный гигант расцветает раз в три года.
Повторюсь — писать даже в прозе о Библиотеке и тем более ее Ботаническом саде сложно. И не только потому, что описание части культурного наследия страны не терпит сухой краткости. Сложно и оттого, что качественное состояние увиденного у уроженца Азии невольно порождает массу вопросов, ассоциаций и параллелей. Возникнут ли подобные ассоциации и параллели у моего читателя? Хочется надеяться.
Айдын Гударзи-Наджафов.
