В Ташкенте
После поездки в Бухару Петровский прожил в Ташкенте ещё три года. Для него это стало временем детального изучения Туркестанского края во всём его многообразии: торговля, сельское хозяйство, ремёсла, история края, религия. И главное, глубокое овладение языком и тесное общение с местными жителями.
Вот, что сообщает Николай Фёдорович в своём письме Н. А. Ермакову: “Всё это время, кроме собирания материала, я учился туземному (тюркскому) языку и теперь знаю его настолько, что, в полтора года, объясняюсь на нём достаточно свободно. Это для меня чрезвычайно важно. Я буквально единственный человек в Ташкенте, к которому ходят сарты не для того, чтобы заявить свой салям русскому тюря (начальнику), а для того, чтобы побеседовать по душе о религиозных и других вопросах. […] За маленькие любезности, которые я им делаю и выпрашиваю у администрации, я получаю от них самые разнообразные сведения по различным предметам. Таким образом у ex-беков (то есть бывших, В. Ф.) Джура-бека, Баба-бека, Абдулгафара, Саид-бека, которым я выпросил кой-какие денежные вспоможения, я записал историю Бухары и мелких владений, у земледельцев – я узнаю о здешнем земледелии; кази (судья) я учу русскому языку и поучаюсь от него шариату; торговцы снабжают меня своими сведениями и т.п.”.
В приведённом отрывке из письма упоминается Джурабек. С бывшим владетелем китабского бекства, Петровский долгое время находился в товарищеских отношениях. “Один из самых замечательнейших личностей в мусульманском мире, очень со мною подружился и, живя в Ташкенте на весьма маленьком содержании, бывает у меня почти каждый день.” – пишет о нём Николай Фёдорович в том же письме.
Легенда Ташкента, — воин, мудрец, философ, собиратель древностей, — Джура-бек был настолько неординарной фигурой в Туркестане, что стоит рассказать о нём подробней.
Бек, из узбекского рода кенагас, в совсем юном возрасте стал правителем Китаба, наравне с Шаром являвшимся крупнейшим городом Шахрисабзского оазиса.
Юность его прошла в бесконечном противостоянии бухарскому эмиру. Шахризябзские беки, формально подчиняясь Бухаре, проводили практически независимую политику. Это приводило к военным стычкам и, как пишут летописцы, эмир совершил более тридцати походов, чтобы привести Шахризябз к полному подчинению, но это ему так и не удалось.
После того как Ташкент был взят русскими войсками, Джурабек вместе с беком Шаара Бабабеком постоянно угрожал новым российским владениям, совершая грабительские набеги на русскую территорию. Тем не менее, наличие общего врага, вражду между бухарцами и шахризябцами не прекратило. После взятия Кауфманом Самарканда, Джурабек и Бабабек, собрав значительные силы (в разных источниках оцениваемые от 20 до 40 тысяч человек), воспользовавшись тем, что Кауфман с основными силами покинул город, 2 мая 1868 года, атаковали Самаркандскую цитадель, защищаемую небольшим русским гарнизоном.
В этот же день русские войска на Зерабулакских высотах в генеральном сражении разбили армию Бухарского эмира и, не получая никаких известий из Самарканда, повернули назад. Получив 5 мая сведения о ближайшем возвращении Кауфмана, Джурабек и Бабабек собрав свои войска вернулись через Джамский проход обратно в Шахрисабзскую долину. Дальнейшие враждебные действия Джурабека, вынудили Туркестанского генерал-губернатора решить этот вопрос кардинально. Летом 1870 года Китаб был взят штурмом войсками генерала Абрамова, и оба бека бежали в Кокандское ханство. Однако кокандский хан не стал ссориться с Кауфманом и выдал их русскому правительству.
Прибыв в Ташкент Джурабек был принят генерал-губернатором весьма радушно и получил разрешение жить в столице Туркестана. Обладая острым, восприимчивым умом, он быстро влился в русское общество Ташкента.
Когда в 1875 году начался поход против Кокандского ханства, Константин Петрович призвал Джурабека к себе и предложил ему принять участие в военных действиях. Тот предложение принял и, собрав на свои средства отряд из двухсот джигитов, поступил в распоряжение Михаила Скобелева. В походе Джурабек показал себя умелым и отважным воином. Его отряд участвовал в кровопролитном бою под Махрамом и в штурме Андижана. Кроме того, на него была возложена курьерская служба и ведение разведки в глубине Ферганской долины. За проявленные в Кокандском походе мужество и отвагу Джурабек был награждён знаками отличия Военного ордена 3-й и 4-й степеней.
6 апреля 1876 года по ходатайству генерала Кауфмана император Александр II повелел: “бывшего шахрисябзского бека Джурабека наградить чином подполковника с зачислением по армейской кавалерии и орденом св. Станислава 2-й степени”. После этого Джурабек был зачислен в распоряжение Туркестанского генерал-губернатора с назначением за особые заслуги содержания в размере 3500 рублей в год.
По случаю производства в офицеры он посетил Санкт-Петербург, где представлялся императору Александру II. Императорским указом сын Джурабека был зачислен в Собственный конвой Его Императорского Величества — это был первый подобный случай для выходцев из Средней Азии.
Во время русско-турецкой войны 1877—1878 гг. в Санкт-Петербурге было принято решение произвести военную демонстрацию против Британской Индии, для чего в селении Джам на полпути между Самаркандом и Шахрисабзом был собран специальный отряд. Джурабек, знакомый с маршрутом следования отряда и пользующийся в этих краях огромным авторитетом, был назначен чиновником особых поручений при начальнике отряда, генерал-майоре Троцком. Однако демонстрацию отменили и отряд вернулся обратно.
Нередко, по распоряжению Туркестанского генерал-губернатора, полковник Джурабек, исполнял весьма серьёзные и секретные поручения в Бухаре, Афганистане, Кашгаре. К примеру, он был одним из организаторов тайного “бегства” будущего афганского эмира Абдуррахман-хана, — о встрече которого с Петровским мы рассказали во второй главе, — из Ташкента через Бухарские пределы до афганской границы.
6 мая 1901 года по ходатайству Туркестанского генерал-губернатора Н. А. Иванова, поддержанному А. Н. Куропаткиным полковник Джурабек был произведён в генерал-майоры.
журнала “Исторический вестник”. Некролог. 1906, т. 105
Живя в Ташкенте Джурабек приобрёл за городом (в районе нынешнего аэропорта) небольшое поместье, в котором хранилась одно из лучших в Туркестане собраний старинных восточных рукописей; некоторые из них были преподнесены Джурабеком в дар Российской Академии наук в Санкт-Петербурге. Известный учёный, академик В. В. Бартольд, приезжая в Ташкент, неоднократно посещал Джурабека и работал в его уникальной библиотеке.
В 1873 году Ташкент посетил секретарь американского посольства в России Юджин Скайлер (Евгений Шулер). Джурабек произвёл на него неизгладимое впечатление:” Редко можно встретить в Азии мусульманина с такими утонченными чувствами и умом, — отметил американский дипломат, — таким пониманием момента, такими аристократическими манерами в каждом взгляде и движении. Джурабек — высокий красивый узбек с редкой черной бородой, живыми серыми глазами и серьезным лицом. Его одежда всегда проста, но изысканно опрятна, а в выражении его лица есть какая-то печаль, жесты его мягки, грациозны и полны важности. Он — настоящий джентльмен”.
Иметь знакомство и общаться с ним, человеком огромных знаний, почитали за честь многие известные люди, и не только туркестанцы.
Неизвестно каких ещё высот он мог бы достигнуть, если бы его жизнь трагически не оборвалась в 65 лет. 25 января 1906 года Джурабек был смертельно ранен грабителями в собственном доме и в ночь на 26 января скончался.
В некрологе, опубликованном в «Историческом вестнике» отмечалось: “Духовные качества Джурабека вполне соответствовали его атлетическому телосложению. Это была крупная личность во всех отношениях. Природный ум, изощрённый удивительными перипетиями жизни, выдающаяся сила характера, справедливость и полное достоинства самообладание приобрели ему популярность и уважение среди туземцев. … Со стороны религии Джурабек далеко не был узким фанатиком, как по-видимому следовало ожидать от среднеазиатского туземца, выросшего и воспитавшегося в среде, ещё совершенно не тронутой европейской цивилизацией”.
Кроме сына, о котором мы упомянули, у Джурабека была дочь, которую он выдал замуж за внука бывшего кокандского хана Худояра.
Но вернёмся к нашему герою. В служебные обязанности агента Министерства финансов входила также борьба с контрабандой. В письме к Ермакову Петровский пишет об одном из таких эпизодов: “Сейчас я получил извещение, что из Бухары идёт сюда до 100 пудов чая, индийского. Если мне удастся его законфисковать в Чиназе, куда я через день отправляюсь, то дело это будет очень недурное. Контрабанда этим чаем, по распоряжению генерал-губернатора к привозу сюда запрещённым, как мне известно, очень сильна. Надо во что бы то ни стало не дать ей распространиться”.
В январе 1874 года Петровский, находясь в отпуске в Санкт-Петербурге, собирался вернуться в Ташкент через Индию, Афганистан и Бухару, с целью собрать сведения “об условиях индо-бухарской торговли”, но поездка не состоялась. В том же 1874 году Петровским был составлен обстоятельный отчёт для Министерства финансов “Шелководство и шелкомотание в Средней Азии”.
Пять лет продолжалась весьма успешная служба Николая Фёдоровича в качестве финансового агента в Туркестане. Он всей душой полюбил этот край, и вряд ли бы уехал по собственному желанию, но в обществе ташкентских чиновников Петровский оказался “белой вороной”. Ему были абсолютны чужды интриги, дрязги, махинации “господ ташкентцев”, как определил эту среду нечистых на руку людей Салтыков-Щедрин. Да и с генерал-губернатором, поначалу прекрасно складывающиеся отношения, постепенно испортились и как пишет В. В. Бартольд: “По настоянию Кауфмана из Ташкента был отозван агент министерства финансов Н. Ф. Петровский, впоследствии член ревизионной комиссии Гирса и кашгарский консул”.
Что же произошло?
Поначалу у Петровского никакого конфликта с Кауфманом не было, наоборот, генерал-губернатор оказывал тому полное содействие в его деятельности. Более того, сам Петровский часто упоминает в письмах своим корреспондентам, что вполне разделяет политику Кауфмана в крае, и даже в вопросах по отношению к Бухаре и Хиве. Эта ситуация продолжалась примерно до начала 1873 года. Затем всё изменилось. Как уже отмечалось, Петровский был негативно настроен в отношении ряда туркестанских администраторов, критиковал в переписке существовавшие в Ташкенте порядки и нравы. Этим он нажил себе значительное число врагов. Заметим, что эта отчужденность от ташкентского общества, продолжалась до конца его жизни. Кроме того, Петровский и Кауфман диаметрально противоположно смотрели на управление Туркестанским краем.
Николай Фёдорович был сторонником гражданского управления. “Одно правильное гражданское управление, без всяких административных обособленностей и прерогатив, может возвратить край на путь законного развития” — писал он позже в одном из писем. Напротив, Кауфман, видел край только под военным руководством. Кроме того, Петровский был представителем центральных органов власти и его доклады в Петербург, независимое положение, возможность и желание критиковать местную администрацию выработали на него взгляд у «господ ташкентцев» как на осведомителя Петербурга. Всё это привело к тому, что ранней весной 1875 года Петровский был вызван в Петербург для доклада (при этом он собирался вернуться обратно в Ташкент), где и последовало его отстранение, а сама должность финансового агента в Туркестане упразднена.
Но в Ташкент он ещё вернётся.
Продолжение следует
На заставке: Ташкент. Улица Романовская, которая связывала окраинные районы города с основным центром обширной торговой деятельности — Воскресенским рынком
В. ФЕТИСОВ
