Есть только миг…Необыкновенные приключения американца в Туркестане. Часть 12

Продолжение

Туркмены-иомуды подчинялись властителю Хивы лишь номинально. Более того, они фактически диктовали ему свою волю и с поражением хана и подчинением его России не смирились. До этого туркмены жили исключительно грабежом. Обирали оседлое население, в том числе и узбеков-земледельцев. Захватывали персов-шиитов, которых считали неверными, и русских в пограничных районах, а затем продавали на хивинском невольничьем рынке. Никаких гарантий, что после ухода русской армии они не вернутся к привычному образу жизни, не было. Кауфман попытался договориться с вождями туркменских родов: обратился к ним с требованием прекратить набеги, но те обращение игнорировали. Ни один раб, находившийся у туркмен, не был отпущен. Часть контрибуции хан предполагал возложить на своих подданных-туркмен, но никакой уверенности в том, что они выплатят её, не было.

Автор фундаментального труда “Присоединение Средней Азии к России” Н.А. Халфин, в духе советской идеологии того времени писал, что на туркмен наложили контрибуцию, “связанную с войной, к которой они не имели никакого отношения”. Но это лукавство советского историка. Иомуды были подданными хана Хивы, и именно они оказывали яростное сопротивление продвижению трех русских отрядов, а отнюдь не мирные узбеки-земледельцы.
И Кауфман, решает наказать непокорных. Так появилось злосчастное предписание № 1167 генералу Головачёву, из-за которого на Константина Петровича обрушились обвинения и проклятия мировой прессы, что наверняка подкосило его здоровье и сократило жизнь.

В предписании говорилось: “Дабы ближе следить за ходом сборов с иомудов, прошу Ваше Превосходительство отправиться 7-го сего июля с отрядом в Хазават, где и расположить его на удобном месте. Если Ваше Превосходительство усмотрите, что иомуды не занимаются сбором денег, а собираются дать войскам отпор, а может быть, откочевать, то я предлагаю Вам тотчас же двинуться в кочевья иомудов, расположенные по хазаватскому арыку и его разветвлениям, и предать эти кочевья иомудов и семьи их полному и совершенному разорению и истреблению, а имущества их, стада и прочее – конфискованию”.

Пять недель спустя после падения Хивы, 7 июля 1873 года, отряд под командованием генерал-майора Головачёва, в составе восьми рот пехоты, восьми сотен казаков, при десяти орудиях, двинулся из Хивы к Хазавату. К нему присоединился и Мак-Гахан.

Узнав о приближении русского войска и не собираясь ни выплачивать контрибуцию, ни менять привычный образ жизни, иомуды решили откочевать в сторону Аральского моря. Об этом стало известно Головачёву и он отдаёт приказ преследовать туркмен. Это была жестокая экзекуция. Преследователи заходили в покинутые селения, оставленные жителями, и предавали их огню. Иомуды отстреливались от догонявшего их противника, вступали с ним в скоротечные бои, а затем бросали скот и имущество и уходили налегке. Военный историк, полковник Оренбургского казачьего войска Ф. И. Лобысевич писал: “Преследование кавалерии продолжалось до большого озера у края песков. Здесь казакам представилась страшная картина: глубокий и быстрый проток был буквально запружен туркменами: молодыми, стариками, женщинами, детьми; все бросались в озеро от преследовавших их казаков, тщетно усиливаясь достигнуть противоположного берега. Туркмен погибло здесь до 2 тысяч человек разного пола и возраста; часть их утонула в самом озере, часть – в окружающих его болотах”.

Десять дней продолжалось преследование, стычки следовали одна за другой. Наконец, 15 июля иомуды, соединившись с родами гокленов, чаудоров, имралов и некоторыми другими, численностью около 10 тысяч человек, сами напали на отряд Головачёва. Подкравшись на рассвете к русскому лагерю, они бросились в атаку. Туркмены дрались отчаянно, по двое на одном коне, они, спешившись кидались на русских с саблями и топорами.

В какой-то момент ряды русских, отбивавшихся штыками и шашками, дрогнули и стали отступать.

Мак-Гахан вспоминает: “Вдруг как волна подаются казаки назад и увлекают меня за собою. Может – быть это не бегство, но что-то очень похожее на него, или же это начало бегства; в самом воздухе носится что-то зловещее, чего я никогда не испытывал ни прежде, ни после, что можно сравнить только с угрожающею атмосферой, предвестницей землетрясения; какое-то боязливое содрогание, первый трепет ужаса, начинает закрадываться в массу солдат меня окружающих; среди криков, гиканья и смятения, носится тихий, зловещий, испуганный шепот, как, предвестие крика отчаяния; мы за минуту от паники. […]. В этот момент колебалось на весах все владычество Русских в Средней Азии. Оглядываясь по направлению лагеря из которого мы вышли, я вижу длинную линию темных фигур, которые скачут между нами и лагерем, их высокие черные формы ясно вырисовываются против светлеющего восточного края неба; мы совершенно окружены”.

Но тут в дело вмешалась пехота. Две роты пеших стрелков, показались туркменам лёгкой добычей и они, на своих великолепных конях, с гиканьем бросились на строящуюся шеренгу. Американский журналист пишет: “Стрелки подходят беглым шагом, и движение их несколько напоминает движение заброшенного аркана. Офицер выстраивает их в боевую линию. Они выстраиваются, левая нога вперед, ружья наготове, через минуту раздается команда: «Пли!», и воздух с шумом и свистом пронизывает туча летящих пуль”.

Хладнокровие и выдержка командиров, капитанов Бекмана и Ранау, передалось и солдатам. Не дрогнув, словно на учениях, они расстреливали всадников, десятками валившихся перед шеренгами стрелков. Стреляли почти в упор, спокойно, как на учениях. Вскоре заработала артиллерия, и атака противника захлебнулась. С восходом солнца туркмены побежали подгоняемые разрывами картечи. Потери нападавших составили около 800 человек. Русские потеряли убитыми четверых, и сорок три человека были ранены, в том числе генерал Головачёв.

Преследование непокорных продолжалось еще два дня. Туркменское сопротивление было подавлено – урок был очень жестокий, но размер контрибуции пришлось уменьшить, после разорения туркменских селений средств было взять просто не откуда.

А вскоре разразился скандал. Юджин Скайлер, попутчик Мак-Гахана в начале его пути к Хиве, отправил рапорт американскому посланнику, в котором приводил содержание пресловутого предписания. Европейские и американские газеты запестрели гневными статьями. Журналисты, называли русских не иначе как “варварами” и “гуннами”. Кауфману пришлось оправдываться, уверяя, что он так жёстко сформулировал приказ исключительно ради образности, надеясь на здравый смысл Головачёва и не его вина, что исполнители поняли их буквально.

Но были и другие мнения. Мак-Гахан, очевидец этих событий, в своей книге написал: “Я должен сказать, однако, что случаи насилия против женщин были крайне редки; и, хотя русские сражались здесь с варварами, которые совершили всевозможные жестокости над пленными, что в значительной мере могло бы извинить жестокость со стороны солдат, тем не менее поведение их было бесконечно лучше, нежели поведение других европейских войск в европейских войнах”. А ему было с чем сравнивать. Это подтвердил и очевидец сражений с туркменами, прикомандированный к Кавказскому отряду как немецкий наблюдатель, лейтенант гусарского Вестфальского полка Штумм.

А каким благодеянием для народов Персии стало прекращение туркменских набегов и захват рабов, свидетельствует Н. И. Гродеков: “Уничтожение торговли людьми в Хиве и Бухаре нанесли страшный удар туркменам: им некуда уже было сбывать свой ясырь (добычу, В. Ф.). Первые два года после хивинского похода набеги туркмен совершенно прекратились, но потом они возобновились, хотя далеко не в таких размерах, как бывало до 1873 года. Теперь шайка в 100 человек редкость; ходят десятками, по 6-ти человек, по 5-ти. Но тут играет роль, если можно так выразиться, вездесущий туркмен, который парализует жизнь и под Гератом, и под Мешхедом и Астрабадом. Все воспоминания жителей вертятся в круге туркменских набегов; они даже хронологию свою приурочивают к тому или другому набегу. Подобно тому, как в Западной Европе в Средние века существовала молитва об избавлении людей от нашествия норманнов, так и теперь в Персии и в Гератской области существует молитва об избавлении народа от набегов туркмен. Когда селение узнавало, что я сам участвовал в Хивинском походе, то изъявлениям сочувствия его ко мне не было конца. Населению нечего было объяснять, кто его друг и кто недруг. Десятки тысяч освобожденных из хивинской и бухарской неволи — живое доказательство человеколюбия русского государя”.

Наказание иомудов стало прелюдией к войне с другими туркменскими племенами. В 1881 году в результате блестяще организованного Ахал-Текинского похода, генералом Скобелевым была взята крепость Геок-Тепе и туркмены-текинцы стали подданными Российской империи. Мужество туркмен, защитников крепости, произвело на Скобелева огромное впечатление. “Текинцы такие молодцы, — утверждал он, — что несколько сотен такой кавалерии сводить под Вену — неплохое дело”.

Это желание было воплощено в жизнь, — через три с лишним десятка лет туркмены в составе русской армии действительно появятся под Веной. А джигиты Текинского полка будут служить личным конвоем прославленному генералу Л. Г. Корнилову.

Через год, в 1882 году, в результате блистательной дипломатической операции Максуда Алиханова-Аварского, будущего генерала, а тогда поручика, и одного из вождей текинцев Махтум-Кули-хана, к России был мирно присоединён Мервский оазис.

Следует сказать, что во всё время нахождения Туркмении в составе России туркмены оказались наиболее преданными солдатами-инородцами. Писатель В. А. Туган-Мирза-Барановский, участник Ахалтекинского похода Ломакина 1879 года, отмечал: “Текинец, будучи превосходным наездником и в совершенстве владея оружием, сам беззаветно храбр и почитает храбрость даже во врагах своих… Всякий текинец, дав слово, никогда не нарушит его, хотя бы это стоило ему жизни и свободы”.

В конце августа русские отряды начали покидать Хиву. Утром 26-го числа хан приехал в лагерь, чтобы лично попрощаться с командующим и офицерами штаба. Мак-Гахан в это время был в городе, но на обратном пути встретил хана, который пожал ему руку на прощанье и сказал несколько напутственных слов. В глазах правителя Хивы при этом была несказанная радость от того, что русские, наконец, уходят.

Последнюю ночь в Хиве Януарий провёл в обществе Михаила Скобелева, с которым, как и с художником Василием Верещагиным близко сошёлся. Скобелев только что вернулся из разведывательного рейда, за который был представлен к ордену Св. Георгия 4-й степени. Михаил Дмитриевич писал отчёт, а американец перелистывал старые номера французского журнала Revue des Deux Mondes. Уже стемнело, когда внезапно раздались громкие взрывы, похожие на пушечные выстрелы. Встревоженные, Скобелев и Мак-Гахан вышли на портик дворца, где находились, и увидели зарево освещающее древний город. Как оказалось, это были следы от потешного огня, нечто вроде фейерверка, которым горожане праздновали уход русского войска.

Генерал Кауфман решил лично довести Туркестанский отряд до Ташкента. По дороге русское войско встретило бухарское посольство, которое от имени эмира поздравило Кауфмана с победой и преподнесло подарки: обширную палатку с постелью и разными походными принадлежностями, несколько палаток поменьше, десять лошадей, несколько кусков разной материи и 1200 халатов, которые командующий приказал раздать солдатам.

В Джизаке отряд встретили генералы Колпаковский, Абрамов, множество офицеров, различные депутации. Отсюда началось триумфальное шествие до столицы края. В шести километрах от Ташкента в роскошных шатрах был приготовлен пир, а вечером в небе вспыхнул фейерверк с вензелями Кауфмана и названиями его побед. У самого въезда в Ташкент была воздвигнута триумфальная арка, вдоль стояли войска, громкими «ура» приветствуя покорителя Хивы.

Семимесячный беспримерный поход был окончен. В середине октября состоялся парад, который завершился торжественным обедом в саду Минг-урюк, а вечером в городском клубе был устроен бал.

Мак-Гахан же, распрощавшись с новыми русскими друзьями ещё в Хиве, отправился в Петербург, где его уже заждалась молодая жена. Сначала в компании офицеров он проплыл в лодке по Аму-Дарье до Аральского моря, затем войдя в устье Сыр-Дарьи поднялся вверх по её течению до Казалинска. Далее путь был знакомый: Оренбург-Саратов-Петербург. Так закончились эти невероятные приключения военного корреспондента в Средней Азии. Но впереди его ожидали новые, не менее опасные. Вот-вот должна была вспыхнуть война на Балканах и Мак-Гахану непременно было нужно оказаться там.

Окончание следует

На заставке: Атака туркмен. Рисунок неизвестного художника

В. ФЕТИСОВ