Продолжение
История получения письма от генерала Верёвкина была поистине детективной. О ней Мак-Гахану рассказал сам Кауфман.
Послание было отправлено с тремя киргизскими джигитами. Однако, те были схвачены хивинцами и доставлены к хану. На вопрос зачем они ехали к Кауфману, джигиты отвечали, что направлялись они вовсе не к русским, а в Бухару, чтобы забрать деньги за проданных баранов. Но как к ним попало письмо ничего вразумительного ответить не смогли и были брошены в тюрьму. По вопросу же найденного документа был созван совет. Прочесть бумаги никто не смог и тогда, в качестве эксперта, был привлечён бывавший в России хивинский купец. Купец этот оказался весьма хитрым, полностью прочесть письмо не смог, но догадавшись, что в нём содержатся важные сведения, решил его умыкнуть. С большой тщательностью, даже обнюхав, он осмотрел бумагу и с серьёзным видом заявил, что это просто клочок ничего не стоящей бумаги, а вот русские деньги 10-ти и 25-рублёвого достоинства, также найденные у посланцев Верёвкина, являются очень важными документами. Пока члены совета рассматривали банкноты, хитрец спрятал письмо под полу халата и унёс с собой. И прежде чем успели хватится письма, он отправил его с верным человеком генералу Кауфману.
На следующий день, едва солнечные лучи озарили землю, Туркестанский отряд выступил к Хазараспу.
Маршрут лежал всё по той же дороге, по которой накануне проходили солдаты Чайковского.
Тело мертвого туркмена все еще лежало в грязи у дороги. По-видимому, хивинцы сюда не возвращались. На месте вчерашней стычки никого не было. Неприятель отступил.
Хазарасп, второй по величине город Хивинского ханства, был известен с IX века, а его крепость считалась неприступной. На полпути к городу русский отряд встретили два парламентёра. Сойдя с богато убранных лошадей они, низко кланяясь, подошли к генералу Головачёву. Выслушав послов, он отправил их к командующему, а сам продолжил движение к крепости. Как выяснилось, это были посланцы коменданта крепости и правителя Хазараспа Сеид-Эмир-Уль-Умара, который приходился дядей хану. Прибыли они сообщить, что крепость сдаётся без боя, а сам комендант уже уехал в Хиву. Сдача крепости была принята, но Кауфман, привыкший к восточным хитростям, всё же принял меры предосторожности.
Известие о сдаче города встречено было солдатами с большим воодушевлением. Утро было ясное и жаркое, дорога проходила фруктовыми садами, наполнявшими воздух чудесным ароматом цветов и движение войска, скорее напоминало пикник, нежели суровый военный поход. По дороге попались несколько покинутых домов, но по большей части жители спокойно восседали возле своих дверей, и поднимались при появлении русских, с важностью отвешивая им поклоны.
Около десяти часов показались стены крепости, напомнившие Мак-Гахану Виндзорский замок: такими величественными они ему показались. Мост над широким рвом наполненным водой вёл в распахнутый настежь вход в крепость. Отряд узкой змеёй втянулся в изогнутую улицу, ведущую к ещё одним массивным воротам с башнями из кирпича, оштукатуренного глиной. В них виднелось несколько круглых отверстий, пробитых пушечными ядрами во время какой-то старинной осады.
Генерал Кауфман, в сопровождении своего штаба и конвоя, въехал в ворота и повернув несколькими очень узкими, изогнутыми улицами, сошел с лошади в небольшом дворе. Пройдя, затем, целый ряд тесных темных коридоров, главнокомандующий со свитой и американцем очутились на главной дворцовой площади Хазараспа. По сторонам её были расположены дворцовые покои, приёмная, гарем и конюшни. Здесь, на площади, генерал Кауфман принял главных местных сановников и мулл, пришедших для переговоров. Он объявил им, что русские пришли не завоёвывать Хиву, а наказать хана. И если они спокойно покорятся, не оказывая никакого сопротивления, то их жизни и собственности ничего не угрожает. Заявление это встречено было с полным удовлетворением.
Население Хазараспа составляло в то время около пяти тысяч человек. Это был маленький, построенный из глины город, окруженный крепостными стенами.
Горожане, опасавшиеся поначалу, что их всех перережут, постепенно успокоились, и в тот же день открыли базар. В крепости найдено было пять или шесть пушек – вероятно тех самых, что были использованы в бою при Шейх-арыке, и огромное количество пороха.
После двухчасового отдыха, генерал Кауфман оставив в Хазараспе маленький гарнизон под начальством полковника Иванова отправился дальше, и примерно в тридцати километрах от города стал лагерем в садах. Здесь он предполагал дождаться прибытия всего отряда прежде чем идти на приступ столицы.
В один из дней Мак-Гахан верхом отправился в Хазарасп, чтобы навестить полковника Иванова, встретившего американца весьма радушно. Во время обеда полковнику доложили, что пришла женщина с жалобой.
– Пойдемте со мной, — сказал Иванов, обращаясь к Януарию – Вы увидите любопытную вещь.
Дело в том, что после бегства правителя города судебные разбирательства прекратились и жители со своими жалобами стали обращаться к начальнику гарнизона, считая его высшей властью.
Войдя в большую комнату, служившую приёмным залом, Мак-Гахан и Иванов уселись на ковре. Через некоторое время ввели женщину, державшую за руку придурковатого на вид подростка лет четырнадцати. Кланяясь на каждом шагу чуть не до земли она обратилась к полковнику, принимая того за Кауфмана и называя его Ярым-падишахом. Подав полковнику небольшой подарок, состоящий из хлеба и фруктов, просительница стала излагать свою жалобу.
Дело было в том, что у её сына – именно его она держала за руку — украли невесту.
– Кто же украл? — спросил Иванов.
– Да вор, собака – персиянин, мой собственный раб. Он увёл моего осла и на нем увез девчонку. Чтоб
ему сдохнуть!
– Вот как. Следовательно, он совершил не одну, а три кражи: украл осла, девушку и самого себя – едва
сдерживая смех, сказал полковник. – Но, как же он украл девушку? Силой ее увез?
– Конечно силой? Да разве какая девушка по доброй воле убежит от своего жениха с собакой-рабом?
– А кто она?
– Тоже персиянка. Я купила ее у туркмена за пятьдесят тилля. Он совсем недавно привёз её из
Астрабада. Должно быть собака-раб приворожил ее, потому что как только она его увидела, так
бросилась ему на шею, плача, рыдая и уверяя что он был её товарищем и другом с самого детства.
Я, конечно, побила ее хорошенько за эти бредни. Женить на ней сына я хотела через несколько дней,
но как только подошли русские хитрая девчонка подговорила раба бежать с ней. Теперь уж
они верно поженились.
– А что же я могу для вас сделать?
– Разыщите и отдайте жену моему сыну, а мне раба и осла.
— Хорошо, я посмотрю, что могу для вас сделать. А сейчас можете идти.
Пятясь, и беспрерывно кланяясь, женщина отправилась восвояси
— Как вам этот сюжет, мой друг? – улыбнувшись обратился к Мак-Гахану полковник.
— Ещё раз убеждаюсь, что и в пустыне, далеко от цивилизации, также кипят романтические страсти
ответил американец.
Стоит ли говорить, что никаких действий по розыску влюблённых беглецов предпринято не было.
Через три дня, 27 мая, Туркестанский отряд в полном составе отправился дальше и уже на следующий день был в 20 километрах от Хивы. На всём протяжении перехода на дорогу выходили мирные жители, принося в знак мира хлеб, фрукты, ягнят и баранов.
С начала вступления войск на территорию ханства Кауфман стал регулярно получать послания от хана. Вначале тот потребовал, чтобы русские убрались из пределов ханства, потом грозил разгромом, наконец, начал признаваться в любви и дружбе. Правда это произошло, когда отряды уже подошли к столице ханства.
В тот же день, 28 мая, Оренбургский отряд генерала Верёвкина подошёл к стенам Хивы. Не имея сведений о местонахождении командующего, считая, что тот находится ещё очень далеко, Верёвкин принимает решение с наскока штурмовать крепость.
Из журнала “Всемирная иллюстрация”, №10, 1873 г
Возглавив колонну атакующих, генерал дал приказ на штурм. Хивинцы большими группами высыпали за пределы крепостной стены, но атаковать не пытались. Через некоторое время русский отряд вышел на узкую дорогу, проходящую через дома, сады и каналы. Продвигаясь вперёд тихо и осторожно, тем не менее подняли такое облако пыли, что невозможно было рассмотреть соседа, идущего рядом. Внезапно затрещали ружейные выстрелы и загрохотали пушки. Приблизившись к крепостной стене на сотню шагов, оренбуржцы были встречены огнём. Залпы следовали один за другим, однако точностью не отличались. Пули пролетали поверх голов, а ядра падали за спиной наступающих. Отступать в этом случае стало невозможно, оставалось идти только вперёд. Генерал Веревкин отдал войскам приказ ускорить шаг. Через минуту они очутились на открытом месте, напротив одних из городских ворот. Прямо пред ними возвышалось земляное укрепление, на котором были установлены четыре пушки, бившие прямой наводкой. Двум ротам пехоты, под командованием майора Буровцева было приказано захватить или уничтожить эту огневую точку. Солдаты с криком “ура” стремительно бросились вперед. Не доходя несколько шагов до бруствера, они наткнулись на широкий канал с узким мостом, перекинутым через него.
Хивинцы видимо забыли его уничтожить. Перебежав через него под градом неприятельских пуль, сыпавшихся на них с городских стен, ворот и самого бруствера пошли в штыковую атаку. Через несколько минут пушки были захвачены, но смертоносный огонь и слишком узкий мост, не позволили перетащить их на свою сторону. Укрывшись, солдаты открыли ответный огонь. Однако, их пули не приносили почти никакого урона противнику, укрывшемуся за крепкими крепостными стенами. Интенсивная перестрелка продолжалось с четверть часа, а затем наступила короткая передышка. Решив воспользоваться затишьем бойцы, попытались перетащить пушки через канал. Но хивинцы немедленно возобновили обстрел. Тем не менее под яростным огнём три пушки из четырёх были доставлены на русские позиции. Во время перестрелки генерал Верёвкин был ранен в лицо. Отдав приказ установить батарею чтобы сделать брешь в стене, он покинул место боя, передав командование полковнику Саранчеву. Бомбардировка под руководством молодого подполковника Михаила Скобелева, продолжалась четыре часа, а затем появился парламентёр, посланный ханом, для переговоров о сдаче города.
Полковники Саранчев и Ломакин согласились остановить боевые действия, однако едва посланец хана удалился хивинцы вновь открыли огонь, и перестрелка вспыхнула с новой силой.
Вновь появился посол от хана, уверяя что он не был виноват в этой стрельбе, это туркмены ослушались приказа. К этому заявлению отнеслись как к восточной хитрости, однако позже выяснилось, что это была правда, хан действительно не имел власти над туркменами. Тем временем с генералом Кауфманом было установлено сообщение и Верёвкину пришёл приказ остановить боевые действия и дожидаться подхода Туркестанского отряда. Штурм Хивы откладывался.
Продолжение следует.
На заставке: Крепостные стены Хивы. Рисунок участника Хивинского похода, капитана Фёдорова
В. ФЕТИСОВ
