Роман Аронович был потомственный часовых дел мастер. На первый взгляд неприметная профессия давала ему возможность жить несколько лучше других. Для Левина «жить лучше» значило вкусно питаться, иметь добротную мебель, раз в три года съездить на курорт. Всё это он делал, не привлекая к себе внимания соседей. Да и с какой стати быть на виду? У тех, кто живет богаче, появляются завистники, а зависть, как известно, к хорошему не приводит: люди перетирают твой образ жизни, строят фантастические догадки, подсчитывают доход, который в их глазах день ото дня увеличивается. Наконец, когда ты покупаешь автомобиль, тебя презрительно называют “миллионер”. Убеждать народ в обратном — бесполезно.
Отец научил маленького Рому собирать и ремонтировать имевшиеся в те годы марки часов. И вот уже на протяжении шестидесяти лет ничто другое, кроме маятника, шестерёнки, винтика — в общем всего, что называется механизмом ходиков, Левина не интересовало.
Заказов у мастера было хоть отбавляй, работу он выполнял ювелирно, тем не менее клиент есть клиент — то вещь уронит, то пружину перетянет, поэтому старик всегда что-нибудь творил.
Доход от ремонта часов позволил ему завести ценные в хозяйстве вещи. В этом нет ничего предосудительного, например, кухонный комбайн японского производства в быту незаменим, но… опять же «но»… колючие взгляды соседей отбивают желание пользоваться техникой – западная аппаратура в нищем городе считается шиком. В итоге, после немалых материальных затрат, она блаженства не доставляет.
Роман Аронович ходил на работу к девяти утра. Мастерская помещалась недалеко от дома, в здании универсама. Небольшой крюк он предпочитал пройти на своих двоих, для разминки. Глядя на него, люди шептали: «Миллионер… экономит даже на проезде в автобусе».
Старик возвращался домой затемно. Кушал фрукты, смотрел телевизор, изучал устройство какой-нибудь новой модели часов. Так дед и жил, не высовываясь.
Я встретил Левина в больнице неотложной медицинской помощи. Он лежал в шестиместной палате, перевязанный бинтами, учащенно вдыхая спёртый воздух. Больничная вентиляция не работала — денег на ремонт не выделяли уже несколько лет.
Медсестра принесла мне стул, нащупала у старика пульс и негромко сказала:
— С вами хочет поговорить начальник уголовного розыска, Георгий Лахтер.
— Как вы себя чувствуете, — задал я ему стандартный вопрос.
Больной не проявил ко мне особого интереса.
— Сейчас лучше.
— Вы можете рассказать, что стряслось?
— Да… я дремал на диване, слушал новости… Вдруг меня подмяли неведомо откуда взявшиеся двое парней. Первый связал мне руки, второй ударил кулаком и предупредил: «Не вздумай базарить, рога поломаю. Мы свалим отсюда, но вначале скажи, куда ты заныкал бабло?»… Я лишь хрипнул: ценностей в доме нет. «Не гони туфту, выкладывай мани, — вмешался в разговор третий, — не то пожалеешь, что родился на белый свет».
Ничего не осталось, мы купили машину ответил я, но кто-то меня перебил: «Добровольно бабай с рыжьём не расстанется. Поступим по-другому». Мужик взял утюг… включил в розетку… и горячий металл прилип к моей спине, а бандит хладнокровно повторял: «Где бабки?»… Не выдержав пытку, я указал на пианино, в нём хранились мои сбережения. Деньги они рассовали по карманам, упаковали в чемоданы носильные вещи…
Дозволенное мне на беседу время истекло. В палату вошёл терапевт, демонстративно глядя на часы. Я жестом показал, мол, ухожу, и задал Роману Ароновичу ещё пару вопросов:
— Как выглядели нападавшие, можете ли вы их опознать?
Старик корчился от боли, тем не менее всхлипнул:
— Двое были в масках, похоже, натянули на голову капроновые чулки. Третий — ушастый, лет тридцати. Возможно, бандита я узнаю.
— Вы открыли входную дверь незнакомцам. Для чего?
— Люди уверены, что металлический засов охраняет надежно… Однако преступники вошли через балкон, видимо, они спустились с крыши по верёвке. Моя хрущёвка расположена на самом верхнем этаже .., — не закончив мысль, больной потерял сознание.
Я вернулся в свой кабинет, предварительно осмотрев квартиру Левиных. Дед оказался прав: налётчики привязали аркан к стропилам, спустились по нему на балкон, затем проникли в жилое помещение.
В отделе меня встретил начальник. Он выслушал мой рассказ и сделал вывод:
— Раскрыть это преступление сложно. Поэтому даю тебе на помощь десять милиционеров. Найти бандитов нужно во что бы то ни стало, в такие минуты проверяется наше оперативное мастерство.
— Спецгруппа уже работает, — ответил я, — а милиционерами будет командовать Искандер. Под руководством Шаймиева они проверят барахолки и места сбора проституток, наркоманов, картёжников. Там допускается расчёт вещами. Опознать краденое нам помогут сыновья терпилы.
Прошло несколько дней, и я вновь навестил Левина.
В палате поочередно дежурили его дети, снохи, жена. Сегодня в шатком кресле сидел Исаак — сын Романа Ароновича. Однако парень ухаживал не за отцом, а кормил бульоном инвалида, у которого была загипсована грудь, рука, ноги.
Стараясь приободрить Левина, я воскликнул:
— Кажется, дело идёт на поправку! Выглядите молодцом.
Больной едва слышно пролепетал:
— Выглядит молодцом Исаак? Обо мне можно лишь сказать… дед оклемался чудом… Удивляюсь, как выдержало сердце. Теперь лечить травмы придётся до конца дней.
— Когда врач обещает снять повязки?
— Через неделю, но раны затянутся не скоро, кожа дряблая.
— Мы делаем всё возможное, чтобы этих негодяев найти. Однако мне нужны дополнительные сведения: как нападавшие обращались друг к другу, разговаривали по-русски чисто или с акцентом, быть может, имели татуировки. Вы что-нибудь новое вспомнили?
Дед оживился.
— Раскрыть преступление я вам помогу, но меня интересует, почему злодеи избрали жертвой старого часовщика, почему? Потому что он всегда одет в ладный костюм, потому что не употребляет спиртное, ведёт замкнутый образ жизни, предпочитая варганить маятники? Не все же могут работать на фабрике, заводе, сельскохозяйственном комплексе. Кому-то жизнь доверила ремонтировать ходики, причём ремонтировать хорошо, а для этого необходимо повышать свою квалификацию… Я реставрирую антикварные модели: карманные, настольные, напольные и без лени заново изучаю их внутреннее строение… Схема любого механизма навсегда оседает у меня в памяти. Поэтому клиенты мастерской норовят иметь дело лишь со мной. Только в текущем году к нам обратились десятки человек с просьбой отремонтировать уникальные часы, в основном, вывезенные из Германии советскими офицерами… Мои коллеги, едва глянув на корпус, беспомощно разводят руки – нет запасных деталей. Я смонтировал станок и на нём выпиливаю, сверлю, шлифую крохотные элементы. Умение заставить часы работать конечно же приносит доход… Но моя «популярность» не нравится моим напарникам, они мне завидуют.
Было видно, что Левин устал, тем не менее он продолжил:
— Неужели такая же горькая судьба уготована моим наследникам? Исаак первоклассный умелец и, естественно, живёт несколько лучше других. Он ездит на своём авто. Стоит ли называть его «миллионер»? Мыслящая голова, золотые руки — вот всё, что у него есть. Я привил детям любовь к своему ремеслу, её они передают дальше — внукам. Через сто, двести, триста лет любые ходики «умрут», а искусство часовщика будет вековать.
Длинная тирада утомила Романа Ароновича, но дед выговорился, похоже, впервые за много лет.
Я чувствовал себя неловко, не зная, как реагировать на столь эмоциональный монолог. Нет, истерзанный старик ничего не требовал, хотя был не прочь услышать ответ на свой безмолвный вопрос: кто защитит его детей от посягательства криминала.
— Вы затронули сложную тему, — сказал я. — Изолировав десяток жуликов, благодать не наведёшь, нам нужна программа оздоровления общества, и тут одни карательные меры бесполезны. Первым делом следует чем-либо занять молодёжь, она не должна в свободное время шастать около гастронома. Что касается уголовного розыска, то мои сотрудники, а их в отделе всего шестнадцать, работают днём и ночью, забыв о личном времени. Не допустить совершение преступления – вот сиюминутная цель опера. Скажу прямо: выполнить такую задачу в районе с населением двести пятьдесят тысяч человек не всегда удаётся… Вернее, чаще не удаётся.
Левин понял меня как должно.
— Спасибо за откровение, — превозмогая боль, шепнул он.
Я поехал на центральную барахолку. Здесь по воскресным дням тысячи горожан торговали подержанными вещами. Люди раскладывали тряпки на земле, а сами сидели рядом, на принесённой из дома табуретке, скамейке, перевернутом ведре. На рынке продавалась стоптанная обувь и посуда, радиоаппаратура и книги, декоративные птицы и рыба. Сегодня на этом кишащем пятаке работали милиционеры.
В здании администрации меня ожидал капитан Алиев. Он загадочно улыбался:
— Сын Левина опознал вещи. Их реализовывает баба, видимо, скупщица шмотья. За ней мы намерены пасти до закрытия рынка.
— Почему так долго? — удивлённо спросил я.
— Товар она вывалила из неподъёмных сумок. Принести одной столько барахла ей не под силу, значит, помощник или подъедет, или он таится где-то рядом.
— Любая рубаха, брюки, туфли являются вещественным доказательством. Гляди, чтобы они не «испарились», — напомнил я Алиеву.
Теперь волноваться пришлось мне. Скупщики ношеной одежды бывают двух категорий: первые — сидят на барахолке годами, имея постоянное место. В мире криминала их называют «барыга». Эти люди непосредственно контактируют с вором, сдающим шмотки. Вторая категория всю неделю колесит по городу с мешком за плечами. Скупщик приобретает вещи у соседей, друзей или путём подворного обхода. В воскреснье он садится на рынке и бойко предлагает свой товар. Какую группу «обслуживает» старуха, торгующая костюмами Левина? Если первую, то разговаривать с ней будет нелегко. Барыги стараются запутать ментов, они не дают свидетельские показания, опасаясь возмездия со стороны поставщика краденого.
Мои размышления прервал топот в коридоре.
Алиев втолкнул сопротивлявшегося мужчину в кабинет:
— Заходи.
Следом вошла бабуля и с порога захлюпала:
— Мы не виноваты, гражданин начальник. Почему на рынке царит беспредел? Хватают всех без разбора, мужу руки скрутили. Пойду на вас жаловаться.
Не обращая внимания на шум, я дал оперу команду:
— Вези обоих в РОВД.
К допросу скупщиков подключился мой шеф. Он ежедневно заслушивал ход расследования преступления, интересовался здоровьем Левина, вручил медикам коробку дефицитных лекарств.
Полковник обобщил трехчасовой разговор:
— Супруги Рахим и Айша Кахаровы готовы нам помочь. Им вещи оставил некий Мустафа, тот обещал прийти за деньгами завтра. Но вор мог ввести Рахима в заблуждение: изменит время или нагрянет раньше. Сегодня же возьмите дом Кахаровых под наблюдение.
Я допускал, что Мустафа явится не один, поэтому сколотил группу из трёх оперов и сказал ребятам:
— Всем вооружиться.
Алиев, занимавшийся восточными единоборствами, пошутил:
— Мой кулак работает быстрее пистолета, а удар ноги ломает кирпичную стену. Обойдусь без оружия.
— Брюс Ли нашёлся, — хохотнул я, – громилы тоже сильны, это надо помнить.
Я не мог уснуть до рассвета — мысли вертелись вокруг преступлений, совершенных в последние дни. Какие из них имеют перспективу на раскрытие?… Два убийства, разбой, угон… По кражам зъяты вещественные доказательства, грабитель опознан … Найден распиленный кузов…
В пять утра отяжелевшие веки слиплись, но сон разогнал телефонный звонок.
Я поднял трубку и нехотя ответил:
— Слушаю.
— Георгий, ребята поймали Мустафу, — затараторил мне в ухо дежурный по отделу, — но… но…
— Что «но» , — предчувствуя беду, крикнул я.
— Алиев ранен. Ножевое, в грудь.
— Его жизни грозит опасность?
Офицер, видимо, не знал подробностей происшествия.
— Думаю, опасности нет, иначе ребята не стали бы везти его в Ташкент, за городом тоже есть больница.
— Буду на месте через двадцать минут, — я глянул на часы, — авто сюда не высылай, тормозну такси.
В приёмном покое больницы дремала медсестра. Я кашлянул и негромко молвил:
— Где мои опера?
— Кто, какие опера? — испуганно воскликнула женщина, но спохватившись, протянула, — а — а, капитана оперируют, остальные наверху.
Милиционеры и задержанный сидели в холле второго этажа. Увидев меня, лейтенант Юсипов мне доложил:
— Мустафа ударил Алиева пикой. Рана вроде не глубокая.
— Поезжайте на базу, — велел я, — Мустафа интересует наше руководство, так что с минуты на минуту в отдел нагрянут высокопоставленные коллеги, будут его допрашивать.
Хирург закончил операцию в девять утра. Едва он открыл дверь, я бросил мужчине вопрос:
— Рана опасная?
Доктор устало выдохнул:
— Парень молодой, крепкий, через три дня будет дома.
В отделе я сразу же услышал ласкающую слух новость: Мустафа рассказал о нападении на часовщика, едва узрел вместительные чемоданы с одеждой.
— Его подельники установлены? — спросил я бессменного заместителя начальника угро Шаймиева.
— Опергруппа уже выехала на их задержание, — майор разбросал на столе фотографии, — впрочем, одного искать нет необходимости. Глянь сюда, это физиономия Шестернёва Павла, он состоит на учёте как тунеядец, а сейчас лежит… в палате рядом с Левиным. Дед его не узнал, лицо бандита той ночью скрывала маска.
— Так сын Романа Ароновича кормил бульоном… Шестернёва!
— Да. Павел и часовщик попали в стационар одновременно. Шестернёв совершил разбой и уходил по пожарной лестнице дома, но под тяжестью увесистого чемодана грохнул вниз. Травмированного друга подельники оттащили к своим знакомым, которые вызвали скорую.
— Ну и ну, такое мне ещё не встречалось! Бандит и его жертва лечатся рядом, а начальник угро выясняет у последнего приметы нападавших. Столь интересной фабулы не увидишь даже в детективном фильме.
Майор усмехнулся:
— Детективы строчат люди, никогда не пахавшие операми. Авторы не представляют весь процесс раскрытия, например, убийства.
В мой кабинет вошёл начальник, он интересовался, кто дал банде наколку на хату Романа Ароновича.
Шаймиев открыл свой блокнот:
— Мустафа вернулся из заключения три месяца назад. В колонии налётчик дружил с наркоманом Карауловым, который и шепнул адрес Левина. Разумеется, за грамульку опия.
Мой рабочий день закончился. Сегодня он был не столь продолжительным — всего тринадцать часов. Я спустился в вестибюль и потянул ручку входной двери, но в это время дежурный офицер сунул мне адрес: дом 16-а, улица Бешкайрагач, совершено убийство.
Георгий Лахтер
Ташкент — сентябрь, 1991 год
