Ориентируясь по полярной звезде отряд Мак-Гахана тихо и осторожно продвигался по песку, поросшему саксаулом и полынью. Впереди была неизвестность, ярко окрашенная опасностью и нешуточным риском. Но пьянящий воздух свободы, возбуждение от верховой езды после скучной однообразной жизни на Хала-Ате, звёздное небо, свежий утренний ветерок – все это доводило Януария до такой степени восторга, что возможная гибель от жажды или от рук разбойников, представлялась ему делом совершенно второстепенным.
Едва рассвело, пришпорили коней и те перешли на лёгкий галоп. Мак-Гахан то и дело оглядывался, опасаясь увидеть погоню снаряжённую Веймарном. Вскоре далеко на юго-востоке показалась движущаяся в том же направлении темная масса. Приняв её за арьергард отряда, Януарий приказал повернуть к западу, прямо к Аму-Дарье.
Около двух часов дня путники поднялись на маленькую песчаную возвышенность, поросшую саксаулом. Отсюда открывался вид на низкую, гладкую равнину, покрытую беловатым солончаковым слоем. За равниной виднелись песчаные холмы – знаменитый Адам-Крылган.
Мак-Гахан достал подзорную трубу и стал осматривать местность впереди. Внезапно из уст американца вырвалось полное отчаяние “Goddamnit” (чёрт побери). Вдали, на холмах, отчётливо виднелись белые кители русского войска. Тут же подъехало несколько конных киргизов, едущих в Хала-Ату. Они рассказали, что солдаты, которых увидел Мак-Гахан — это казаки, прибывшие из Хала-Аты этим утром. „Те самые казаки, — мысленно добавил Януарий, -к которым я так ловко примкнул в темноте и от которых так же удачно ускользнул потом!»
Необходимо было выбрать другую дорогу, но до Аму-Дарьи более 150 километров и доехать туда, не зная расположение колодцев и не поя лошадей, было невозможно.
И тут Мак-Гахан смутно вспомнил услышанный им в Хала-Ате разговор, в котором упоминался какой-то источник между Адам-Крылганом и рекой. Но где он расположен? Януарий попросил Акмаматова расспросить киргизов. Их ответ воскресил угасшие было надежды американца. В пятидесяти километрах отсюда, рассказали киргизы, находятся шесть колодцев Алты-Кудук, и генерал Кауфман оставил там небольшой отряд. Януарий немедленно приказал людям садиться на лошадей, чтобы ехать прямо туда, не останавливаясь.
За Адам-Крылганом продвижение замедлилось. Песок становился всё рыхлее и глубже и наконец стал переходить в огромные холмы до 9 метров в высоту, напоминающие снежные глыбы. Ветер дул непрерывно, глаза засыпало песком, а ноги путников вязли в глубоких наносах. Адам-Крылган — «человеческая погибель», не зря этому место дали столь страшное название. К счастью длилось это недолго, примерно через пять километров почва стала более твёрдой. Обессиленные люди и лошади в изнеможении остановились на привал.
Отдохнув, двинулись дальше. Шли до глубокой ночи. Несколько часов сна и снова в путь. Наконец, после двухчасового перехода следующим утром, путники стали различать у горизонта сверкающие на восходящем солнце штыки. Скоро показались двое стоявших в пикете солдата, которые пристально следили за подъезжавшими путешественниками. Ещё через час Мак-Гахан со своим отрядом въезжал в лагерь Алты-Кудук. Место это было не менее печальное, чем Адам-Крылган. Взору американца предстала широкая, неглубокая ложбина с несколькими колодцами и грудами наваленного фуража и военного имущества. На небольшом холме было установлено два орудия, за которыми виднелись солдатские палатки. А за ними до самого горизонта, все те же барханы жёлто-красных песков.
Мак-Гахан, усевшисьна груду военной клади, стал раздумывать какой его здесь ожидает приём. “Может и здесь начальствует свой Веймарн.” – проносились в голове тревожные мысли. Но не прошло и пяти минут, как из ближайшей палатки показалась голова молодого офицера и раздался возглас:
— Какого чёрта вы тут сидите? Идите сюда.
Не раздумывая Януарий принял приглашение и войдя в палатку вздохнул с облегчением. Офицер оказался одним из тех, кого американец встретил в Хала-Ате. Он тоже пытался нагнать генерала Кауфмана, застал его на Алты-Кудуке и получил приказ остаться здесь. Немедленно был заварен чай и выложено угощенье, состоящее из вяленого мяса и сухарей. За трапезой Мак-Гахан узнал от своего собеседника, что генерал Кауфман ушел шесть дней назад и в настоящее время должен был находиться у Аму-Дарьи. Возможно даже ему удалось через неё переправиться и здесь со дня на день ждали приказа выступать. Офицер не советовал американцу ехать самостоятельно, поскольку дорога была весьма опасной. Повсюду за арьергардом Кауфманского отряда рыскали туркменские шайки. Но несмотря на опасности, подстерегающие путешественников, Мак-Гахан решил не ждать, поскольку погоня за ним, скорее всего уже была послана. Однако, силы путешественника были на исходе, и он решил остаться на один день, чтобы дать отдых своим людям и лошадям. С этими мыслями Януарий заснул.
Проснувшись он не сразу сообразил где находится. Палатка, в которой он находился была довольно большой, просторной и обита внутри тканями самых ярких цветов, вырезанными каким-то причудливым образом. Впоследствии американец узнал, что это была одна из палаток, присланных генералу Кауфману эмиром Бухары.
– Ну, хорошо ли вы теперь отдохнули?– прозвучал неожиданно вопрос на чистом английском языке.
Оглянувшись журналист увидел около десятка офицеров, окруживших его ложе. Вновь даём слово Мак-Гахану: “Заговоривший со мной был барон Корф; тут же были Валуев, Федоров и много других. Они все ждали моего пробуждения, чтобы приветствовать меня и предложить свое гостеприимство. Сошлись мы в несколько минут. Они пригласили меня завтракать с ними, но провизию для этого завтрака принуждены были доставлять в складчину: кто принес кусок сухих овощей, кто банку либиховского мясного экстракта, кто сухарей, сгущенное молоко, кофе, даже нашлась бутылка водки. И это было всё, что можно было достать в лагере из провизии; но приправлено это было таким радушием и гостеприимством, желание их оказать мне всевозможную дружбу и помощь казалось до того искренним что все это не могло меня не тронуть, особенно в те тяжёлые времена, когда сам я был в таком горьком положении”.
Проведя весь день в столь приятном обществе, Януарий всё же решил не задерживаться и выступить уже на следующий день.
Ранним утром к своему огромному удивлению, он был разбужен криком петуха, который показался путешественнику добрым знаком. Петух этот совершил путешествие с войском от самого Ташкента, со всем комфортом восседая на спине верблюда. Участь его должна была быть печальной, он предназначался для генеральского супа. Однако обнаружив настоящий боевой характер, так яростно атаковал повара командующего, пытавшегося его умертвить, что солдаты отстояли право на жизнь голосистого Петруши и сделали его одним из участников похода.
Около полудня, снабжённые новыми друзьями ячменем, водой и провиантом, путешественники продолжили свой путь. Как оказалось, сделано это было очень вовремя: через несколько часов после отбытия Мак-Гахана, в Алты-Кудук прискакал офицер во главе 25-ти казаков с приказом арестовать американца и отправить в Ташкент.
До Аму-Дарьи оставалось около ста километров и Януарий предполагал добраться до неё в тот же день.Километров через десять путешественники выехали на широкую проезжую дорогу, ведущую от Адам-Крылгана к реке. Дорога была широкая и ещё одним указателем верно выбранного направления служили трупы верблюдов, ясно показывающие путь по которому прошла армия Кауфмана. Спустя два часа стали появляться и трупы лошадей, в которых легко можно было узнать туркменских скакунов. По запёкшейся крови на них стало понятно, что здесь в ход были пущены русские винтовки. До самой реки попадались путникам эти мёртвые тела, показывая, что бои не прекращались в продолжение всего перехода. У многих убитых коней были отрезаны хвосты. Лошадиный хвост служит у туркмен доказательством того, что конь убит на службе хана, который и обязан вознаградить эту потерю деньгами.
Около пяти часов пополудни путешественники доехали до места где пустыня резко меняла свой характер, и вместо волнистых дюн перед их глазами открылась низкая гладкая равнина, в которую вдавался высокий кряж, заканчивающийся холмами. Это были горы Учь-Учак у берегов Аму-Дарьи.
Увидев вожделенную цель, путники пришпорили коней, чтобы во что бы то ни стало достичь реки засветло. Солнце, образуя длинные тени, висело красным шаром,спускаясь все ниже и ниже к горизонту. Наконец на западе Мак-Гахан различил блеск воды, сверкающий под солнцем.
— Оксус! Наконец-то Оксус! – не сдерживаясь от восторга закричал американец.
До реки доехали, когда уже совсем стемнело. Бесшумно, чтобы не выдать себя, напоили лошадей, поели размоченные в амударьинской воде сухари и так же осторожно удалились обратно в песчаные дюны, на ночлег.
“Что суждено нам увидать по утру? – думал Мак-Гахан — Белые кители русских или черные шапки туркмен?”.
Когда рассвело,путешественники, поднявшись со своих песчаных постелей, тихо осмотрелись вокруг. Ни русских, ни хивинцев видно не было, лишь вдали, на горном склоне паслась белая лошадь, которая увидев людей скрылась за вершиной.
“Но где же генерал Кауфман? – сверлила тревожная мысль.
Достав подзорную трубу Мак-Гахан стал осматривать местность. Вокруг расстилались всё те же жёлтые пески, однако у самого подножия горы виднелись следы проезжавших пушек и истлевший пепел многочисленных костров. Значит Кауфман здесь был. Но куда ушёл? Шёл уже 29-й день безумной гонки, а цель американца по-прежнему не была достигнута.
“Где же армия Кауфмана? — думал американец — Неужели же я никогда ее не разыщу? Может вся эта сумасшедшая гонка мне снится и сейчас я проснусь в одной из парижских гостиниц? Но нет; вот еще лежат груды пепла от лагерных костров и виднеются колеи, проложенные проезжавшими пушками. Русские не могли уйти далеко”.
Мак-Гахан въехал на лошади в реку, и стал горстями пить воду. Она была мутной, но приятной на вкус. Затем, осторожно пробираясь, путешественники украдкой отправились по следам армии. Следы шли по правому берегу реки, направляясь в сторону Аральского моря; они то виднелись у самой окраины воды, то поднимались на возвышенности. В погоне прошёл весь день, но по-прежнему никого впереди не было видно. Наконец опустилась ночь и путники, преодолевшие почти сто километров, остановились на ночлег.
С восходом солнца снова в путь и, проехав чуть больше километра, путешественники наткнулись на ещё тлеющий костёр. Только вот чей он? Русский или хивинский? Внезапно невдалеке словно раскат грома раздаётся грохот выстрела. За ним последовал еще и ещё, с короткими, но одинаковыми промежутками. Сомнений нет, это пушечные залпы. Впереди идёт бой.
Продолжение следует
На заставке: Экипаж великого князя Николая Константиновича Романова. Рисунок из книги А. П. Хорошхина “Воспоминания о Хиве (Беглые заметки)”. CПБ, 1876
В. ФЕТИСОВ
