Есть произведения, после прочтения которых начинаешь завидовать тем, кто еще не успел это прочитать, кому только предстоит получить ни с чем несравнимое удовольствие. К примеру, я всегда завидовал тем, кто впервые откроет “12 стульев” Ильфа и Петрова или рассказы О’ Генри.
Вот и книга, о которой я хочу рассказать, также относится к этому ряду. Это “Повесть о Ходже Насреддине” Леонида Соловьёва.
Но сначала об авторе, жизнь которого сама похожа на роман.
Леонид Васильевич Соловьёв родился очень далеко от мест, где происходит действие его главной книги. Родился он в 1906 году в ливанском городе Триполи, его отец служил там помощником инспектора северо-сирийских школ Императорского Православного Палестинского общества. В 1909 году все семейство Соловьёвых вместе с 3-летним Лёней возвращается в Россию, в Самарскую губернию. В 1921 году, пережив бурю социальных потрясений, Соловьёвы переселяются в Коканд.
Литературные способности Леонида проявились довольно рано, в семнадцать лет он становится спецкором газеты “Туркестанская правда” (впоследствии “Правда Востока”), где публикует свои первые литературные опыты.
Именно в этот период Леонид Соловьёв становится невольным автором одной из самых известных мистификаций в истории советской литературы. Вот что об этом рассказывает друг и соавтор Соловьёва Виктор Виткович в книге “Круги жизни”.
“Тяга к фольклору и народному языку у Лени проявилась очень рано. После уроков в Кокандском железнодорожном училище он любил побродить по знаменитому в те времена крытому базару Коканда — одному из самых больших базаров Средней Азии. И особенное удовольствие ему доставляли базарные певцы и рассказчики.
«Высокочтимый тигр, я говорю истинную правду!» Услышу фразу вроде этой и заливаюсь смехом…
Еще учеником он начал приспосабливать узбекский фольклор к русскому языку и очень этим забавлялся. В зрелом возрасте эти детские забавы воплотились в «Повести о Ходже Насреддине»: она написана словно бы от лица узбекского рассказчика, владеющего всем арсеналом народных поэтических оборотов и юмора. Кроме этой работы, получившей признание во всем мире, был в его жизни еще эпизод, связанный с фольклором.
Смерть Ленина потрясла всех.
Даже я хорошо это помню, хотя был моложе Лени: в день похорон Ленина вместе со всей школой ходил на ташкентскую Красную площадь, а на следующее утро мы с нашим учителем рисования начали лепить во дворе школы первый в Средней Азии памятник Владимиру Ильичу. Лене Соловьеву тогда было семнадцать, и он отозвался на смерть Ленина стихами. Он чувствовал: безыскусная народная речь сильней способна передать скорбь. В те дни все народные акыны, ашики и гафизы Средней Азии сложили песни на смерть Ленина, и одним из этих акынов был семнадцатилетний Соловьев:
Ленин дал гафизам право петь о чем угодно —
И они все сразу запели о нем.
Целиком не помню ни одного стихотворения, лишь строки:
Мы не знаем, откуда пришел Ленин,
Мы не знаем, куда ушел Ленин.
В 17-м году мы испугались его слов,
В 18-м — шли против него,
В 22-м — наши сердца бились любовью к нему,
В 24-м мы лили слезы о нем.
Знали мы его семь лет.
Исписал такими стихами объемистую тетрадь, потом всюду возил с собой и наконец привез в Москву, куда приехал учиться на сценарный факультет Института кинематографии. Здесь знакомые молодые литераторы прочли и восхитились.
— Смерть Ленина вас потрясла. Видно по стихам. Это настоящее!
— Допустим. Но кто поверит в издательстве, что их написал я? Они явно фольклорны!
— Ну, издайте как фольклор. Не все ли равно…
И тогда (бесшабашность юности!) в конце каждого стихотворения Леня сделал сноску «записано там-то»: назвал несколько кишлаков в районе Коканда и Ходжента, где довелось быть, а под двумя-тремя стихотворениями — для правдоподобия — указал выдуманные фамилии каких-то стариков и отнес книгу в издательство «Московский рабочий». Вышла она в 1929 году. Книгу встретили хорошо, хвалили талантливого молодого фольклориста. Но событие это послужило причиной трагикомической истории.
В Ташкенте научные сотрудники только что созданного Института языка и литературы были обескуражены: столько песен о Ленине, а они их в оригинале видеть не видывали. И летом 1933 года была отправлена на место фольклорная экспедиция — записать эти песни на узбекском и таджикском языках. Сначала об этом узнал я: от Миши Лоскутова. (Это был талантливый писатель, выпустивший две книги о Средней Азии: «Тринадцатый караван» и «Рассказы о дорогах». Лоскутов только что вернулся из Каракумского пробега, где испытывались первые автомобили советских марок, и мимоходом сообщил мне эту новость.)
Решил обрадовать Леню. Услыхав про это, Леня аж подскочил, несколько раз переспрашивал, что за человек Лоскутов, можно ли верить ему, и вдруг начал хохотать. И так же внезапно умолк, помрачнел и в конце концов мне все рассказал.
По его просьбе я написал Тане Емельяновой (вместе когда-то учились в школе, а в то время она организовала в Ташкенте «Театр чтеца»), просил разузнать, чем кончилась экспедиция. И потянулись для Лени недели ожиданий, тревог. Как он себя проклинал! Японцы говорят: за три года и новорожденный трехлетним становится. А тут прошло четыре года со дня выхода книги, а то и пять. И вдруг…
Леня то предавался мрачным видениям, что подделка обнаружится, он будет опозорен, и придется покинуть Москву. «Боюсь, Витя, как бы мне не пришлось бить в барабан отъезда!» То закрывал тревогу смешными рассказами:
— Ехал путник. Вдруг из-за забора голова в чалме: «Брат! Ты, наверное, устал — будь гостем!» — «А куда мне привязать лошадь?» — «Привяжи к моему длинному языку», — ответил смущенный хозяин. Так и мне — останется лишь отшучиваться.
Всякая ложь начинает гнить. Кто это сказал? Когда? Кому? По какому поводу? Именно в те дни мы со стереоскопической ясностью поняли: так оно и есть. И, пожалуй, как раз тогда впервые родился у Лени повышенный интерес к нравственным вопросам, который не оставлял его всю жизнь.
Ответ от Тани Емельяновой пришел через месяц. Она писала, что экспедиция задержалась, лишь теперь возвратилась и что, по наведенным справкам, съездила успешно: все песни, за исключением одной, найдены и записаны. Мы с Леней смотрели друг на друга, выпучив глаза. Потом Леня начал хохотать, задыхаясь от смеха и заливаясь слезами. Я поглядел-поглядел на него, все понял и тоже начал смеяться.
Фольклорная экспедиция — это ясно! — не захотела возвращаться ни с чем: время затрачено, командировочные съедены… И они попросту перевели песни с русского языка на узбекский и таджикский, а одну песню «не нашли» — для правдоподобия”.
Глубокое погружение в среднеазиатский фольклор, превосходное знание узбекского языка, незаурядный литературный талант и явились той волшебной смесью, что позволила Соловьёву создать это чудесное произведение о самом известном народном персонаже Востока.
Первая часть дилогии — “Возмутитель спокойствия” была опубликована в 1939 году.
Одной из главных причин, побудивших молодого писателя к написанию этой повести, по его собственному признанию, было то, что ему хотелось из огромного количества услышанных им анекдотов и устных рассказов создать цельный и полнокровный образ народного героя. Но сначала, конечно, нужно было найти такого героя, который бы олицетворял сам дух Востока. И когда этот герой был найден, Соловьев написал: «Какая широта открылась передо мной… все, что я любил в ней (Средней Азии), вливалось в мою тему: и быт, и фольклор, и природа».
Найдя замечательную интонацию, поместив действие повести в сказочную Бухару, соединив искрометный юмор и мудрость восточных притч, Соловьёв пронизал повествование тонкой иронией.
Свою повесть Соловьёв посвятил погибшему другу – Мумину Адылову.
“Памяти моего незабвенного друга Мумина Адылова, погибшего 18 апреля 1930 года в горном кишлаке Hамай от подлой вражеской пули посвящаю, благоговея перед его чистой памятью, эту книгу. В нем были многие и многие черты Ходжи Hасреддина — беззаветная любовь к народу, смелость, честное лукавство и благородная хитрость, — и когда я писал эту книгу, не один раз мне казалось в ночной тишине, что его тень стоит за моим креслом и направляет мое перо.
Он похоронен в Канибадаме. Я посетил недавно его могилу; дети играли вокруг холма, поросшего весенней травой и цветами, а он спал вечным сном и не ответил на призывы моего сердца…”
Так написано в посвящении.
Громадный материал, собранный Соловьёвым, – анекдоты, сказки, легенды не смогли вместиться в первую книгу, и писатель сразу начал готовиться к продолжению. Но этому замыслу помешала сначала война (в годы Великой отечественной Соловьёв служил военным корреспондентом газеты “Красный флот” на Чёрном море), а затем арест, по нелепому обвинению — «замысел террористического акта против главы государства».
Писателя осудили и отправили в Дубравлаг в Мордовии. Сначала хотели отправить еще дальше, на Колыму, но он написал начальнику лагеря письмо с обещанием, что если его оставят здесь, он напишет вторую книгу о Ходже Насреддине. Очевидно, начальник лагеря был поклонником повести о Насреддине и Соловьёв остался в Мордовии. В лагере он работал ночным сторожем в деревообрабатывающем цехе, поэтому времени заняться литературным трудом у него было в избытке. Правда, трудно было с бумагой, но выручали родные — родители и ссстры, посылавшие ее Соловьёву.
Если первая часть — “Возмутитель спокойствия” стала основой киносценария, по которому Яковом Протазановым был поставлен в 1943 году фильм “Насреддин в Бухаре” с блистательным Львом Свердлиным в главной роли, то со второй частью получилось ровно наоборот. Повесть «Очарованный принц» была написана на основе киносценария Соловьёва и Витковича “Похождения Насреддина” — фильм по этому сценарию был снят в 1946 году режиссером Наби Ганиевым — написана в не совсем комфортных условиях, но это никак не сказалось на ее литературных достоинствах.
В июне 1954 года Соловьёв был реабилитирован и вышел на свободу, оставив за спиной восемь лагерных лет.
А “Повесть о Ходже Насреддине” в двух книгах впервые вышла в 1956 году, переиздавалась с тех пор многократно и была переведена на десятки языков.
Книгу с удовольствием читают и перечитывают как дети, поскольку это сказка, так и взрослые, поскольку в ней намек.
И это не просто увлекательное чтение. Это произведение с захватывающим сюжетом, написанное ярким, сочным языком, кладезь афоризмов и мудрых мыслей.
Ходжа Hасреддин расплатился, хотел уходить, но сборщик заметил, что в его поясе осталось еще несколько монет.
– Подожди, – остановил он Ходжу Hасреддина. – А кто же будет платить пошлину за твоего ишака? Если ты едешь в гости к родственникам, значит, и твой ишак едет в гости к родственникам.
– Ты прав, о мудрый начальник, – смиренно ответил Ходжа Hасреддин, снова развязывая пояс. – У моего ишака в Бухаре действительно великое множество родственников, иначе наш эмир с такими порядками давным-давно полетел бы с трона, а ты, о почтенный, за свою жадность попал бы на кол!
— Пропусти, добрый человек, — кротко сказал Ходжа Насреддин. — На таких узких дорогах нужно ездить вдоль, а не поперек.
– Hу, значит, ты заранее можешь проститься со своей головой! – воскликнул чайханщик. – Да где же это видано, чтобы ишаки учились богословию и наизусть читали коран!
– Таких ишаков немало и сейчас в Бухаре, – ответил Ходжа Hасреддин. – Скажу еще, что получить пять тысяч таньга золотом и хорошего ишака в хозяйство – это человеку не каждый день удается. А голову мою не оплакивай, потому что за двадцать лет кто-нибудь из нас уж обязательно умрет – или я, или эмир, или этот ишак. А тогда, поди разбирайся, кто из нас троих лучше знал богословие!
— Ты вылечил девушку? — Старик задохнулся. — Но что ты понимаешь в болезнях, ты, невежда, плут и голодранец! — Я ничего не понимаю в болезнях, зато понимаю в девушках, — ответил Ходжа Насреддин.
— Кости, лошади, базар, а для меня… для меня нет места в твоем жестоком сердце! — закончила она с горькой обидой, — может быть, даже и не притворной, ибо женщины умеют убеждать в искренности своей лжи не только мужчин, но и самих себя, что придает их коварствам особую силу.
Помните строки Пушкина?
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти «Женитьбу Фигаро».
Для меня таким лекарством от черных мыслей является “Повесть о Ходже Насреддине” — повесть, которая заставляет плакать и смеяться. И, боже мой, как я завидую тем, кто впервые откроет эту волшебную книгу!..
Владимир ФЕТИСОВ.
В это воскресенье террористы атаковали башенные опоры линий электропередачи в округе Насирабад на юго-востоке провинции Белуджистан в Пакистане, в результате чего без электричества остались 80% населения страны.
Нет, не подумайте, что я каким-то образом примазываюсь к Анне Андреевне. Просто на ум пришло — удивительная точность высказывания. Когда б только знать, из каких пустяков, глупых мыслей, проскользнувших мимолетом, получается что-то вроде короткого рассказа…
Вчера, в воскресный день две террористки взорвали себя на рынке нигерийского города Потискум, штат Йоб, в результате чего погибли три человека, еще 26 были ранены.
В сети появилось видеообращение человека, которого полицейские называют одним из уничтоженных в Париже террористов по имени Амеди Кулибали, передает Associated Press. На записи мужчина в белом мусульманском одеянии утверждает о своей принадлежности к группировке ИГИЛ. Держа в руках автомат Калашникова, он заявляет, что «вышел против полиции» и пойдет до конца по пути террора.