В Бухаре, восьмиклассницей, я однажды видела графа Сергея Николаевича Юренева. К нему в келью-худжру одного из медресе, где провел остаток своих дней его сиятельство, старый лагерник и бескорыстнейший из ученых-подвижников, меня привел одноклассник, Юра Кузнецов, бравший у него уроки рисунка. Знать бы тогда мне, невежественному провинциальному подростку, что надо на этого чудаковатого седобородого старика – некогда, Боже мой, представленного на балу российской императрице! – смотреть во все глаза, слушать во все уши, впитывая и запоминая каждое его слово…

«…В Бухаре его знали и любили все – от стариков-аксакалов до уличных ребятишек. Именно он, тонкий знаток искусства, выявил среди многочисленных народных умельцев искусных гончаров, чеканщиков, художников, прославивших национальную культуру. В Эрмитаже, например, хранятся милые игрушки бухарской мастерицы Хамро Рахимовой, ставшей известной благодаря Юреневу, обнаружившему талантливую дехканку в базарной толчее, где она продавала свои игрушки-свистульки. Они сразу поняли друг друга – бедная женщина из неизвестного села Уба и потомственный граф из России. Местные аксакалы встречали Сергея Николаевича с почтительным уважением и считали честью поговорить с русским мудрецом…» (https://ok.ru/okultureis/topic/63076972650574)

«Очень яркая, редкая личность…» – таким запомнился легендарный «Бобо-Калон» художнику А.А. Волкову, сыну Александра Николаевича Волкова. Им довелось не раз встречаться; по сей день с благодарностью вспоминает Александр Александрович выступление Юренева в защиту его отца на выставке 1957 года. «Отец не был на этом обсуждении по состоянию здоровья, присутствовали мы с братом – и каждый вечер рассказывали отцу о том, что происходит на выставке. Мне было двадцать лет, и я все хорошо помню…»
Обсуждение работ А.Н. Волкова на той выставке было очень бурным, об этом свидетельствуют не только воспоминания современников, но и стенограммы. Официальное руководство Союза художников было настроено резко критически: готовился разгром творчества художника – как приверженца «формализма». Но выступления общественности в защиту А.Н. Волкова нарушили официальный сценарий. И одним из самых горячих защитников был Сергей Николаевич Юренев. Ему ли – не просто выдающемуся искусствоведу, но носителю энциклопедических знаний, человеку с огромным, «генетическим» багажом многовековой дворянской культуры, – ему ли было не понимать подлинной, самобытной ценности работ гениального художника, оказавшейся не по зубам скороспелым блюстителям «идейной чистоты» в изобразительном искусстве! Такое серостью не прощается. И… не забывается потомками.

Помнят уроки Юренева доныне, годы спустя, и многие только начинавшие тогда свой путь в искусстве бухарские живописцы, – в то время, может быть, вряд ли осознававшие до конца, как им повезло с наставником. «Мы, будучи студентами, частенько посещали его и показывали ему свои этюды. Он внимательно рассматривал работы и все время повторял: пишите Бухару без столбов и без антенн…», – вспоминает замечательный художник, влюбленный певец Бухары Асад Барноев.

«У него, бывшего зека, отсидевшего 10 лет в ГУЛАГе, сосланного затем в среднеазиатский город, не было никаких званий и наград. Но известность его далеко перешагнула границы многонационального СССР. Бухарского археолога неоднократно навещали люди, казалось бы, не объединённые профессиональными интересами. Среди них, например, скульптор Эрнст Неизвестный или Павел Васильевич Флоренский… В числе регулярных гостей были историк Лев Гумилёв, писатели Сергей Бородин, Виктор Некрасов…» (https://ok.ru/okultureis/topic/63076972650574)

Году, может быть, в 1970-м у Юренева, фактически «невыездного» из Бухары, побывал и молодой сотрудник Ташкентского радио Борис Бабаев (уже тогда проявив свое недюжинное чутье журналиста). Провел в келье у Сергея Николаевича почти весь день, – темы для бесед не иссякали…

«…Он любил Родину так, как голодный человек любит черствый ломоть ржаного хлеба, совершенно ему необходимого, чтобы жить завтра…» (Из писем писателя Бориса Крячко.)

…25 сентября 1995 года, через двадцать лет после смерти «Бобо-Калона», по ходатайству ученых – участников международной конференции в Бухаре, горячо поддержанному многими бухарцами (в том числе и городским хокимиятом), правительство республики присвоило одной из улиц Бухары имя Сергея Николаевича Юренева.

«Восток, ты так улыбчив и жесток…»

…Юра Кузнецов, мой одноклассник, стал художником. Очень хорошим.

Лейла Шахназарова.

Не встречая на первых порах серьёзного сопротивления, английские войска быстро продвигались в глубь страны. В декабре1878 года отряд генерала Дональда Стюарта занял Кандагар, генерал Фредерик Робертс овладел Пейвар-Котальским и Шутугарданским перевалами, а Самуэль Браун – Джелалабадом. Шер-Али хан обратился к Кауфману, прося обещанных ему 30 тысяч солдат. Он не мог знать, что туркестанский генерал-губернатор, тотчас после возвращения Столетова, отправил того в Петербург, вместе с посланием и проектом договора. В письме к военному министру Кауфман просил: “передвинуть в округ не менее двух пехотных дивизий и четыре казачьих полка, начать передвижение нынешней же зимой”. Далее Константин Петрович писал, что “уклониться от этого проекта – значит отдать Афганистан не только английскому влиянию, но, может быть, и полному подчинению… Все это покажет Афганистану и Индии английскую силу и могущество, и наше сравнительное бессилие. Мы сами себе закроем в этом случае среднеазиатский театр действий при разрыве с Англией, а этот театр действий, по моему убеждению, для нанесения решительного удара Англии возможен только при условии союза с Афганистаном. Едва ли мы можем быть опасны для Англии, иначе как при условии мирного пути от реки Амударьи до границ Индии. При этом условии среднеазиатский театр действий приобретает важность первостепенную. Обеспечить себе возможность действовать на этом театре нам необходимо ввиду будущего окончательного решения восточного вопроса”.

Однако, Петербург Кауфману отказал. В своём ответе Милютин писал:
“Совещание пришло к заключению, что нам никак не следует прямо идти на войну с Англией из-за настоящего столкновения ее с Афганистаном… На основании всего вышеизложенного государем императором благоугодно было повелеть дать туркестанскому генерал-губернатору приказание, чтобы он посоветовал эмиру во избежание несвоевременной войны идти на примирение”.

Шер-Али, осознав, что помощи от России не будет, тем не менее, решил сражаться на подступах к столице. Однако глава русской миссии генерал Разгонов убедил эмира не рисковать, а покинуть Кабул и на севере страны собирать силы для отпора агрессии.

1 декабря назначив своего сына Якуб-хана главнокомандующим афганской армии, эмир выехал из Кабула в Мазари-Шариф. Вслед за ним выехало в Ташкент и русское посольство.

Тем временем, после первых успехов, британская армия стала терпеть неудачи. Оправившись от эффекта внезапного вторжения, афганцы стали оказывать организованное сопротивление. Легкие и маневренные отряды афганских племен, наносили удары по живой силе и коммуникациям врага, совершенно расстроив логистику неприятеля. Из-за трудностей с доставкой фуража начался падёж вьючных животных.

Неудачный поход генерала Робертса в долину Хоста поставил Курамскую колонну в критическое положение. Генерал Стюарт, командующий Кандагарским отрядом, получив приказ двигаться на Герат, не смог набрать необходимого количества верблюдов. Кроме того, в Кандагаре закончилось продовольствие, и армию нужно было спасать от голодной смерти. Стюарту пришлось разделить отряд на три части и две из них направить за продовольствием по разным направлениям. Из-за болезней почти 7 тысяч человек пришлось отправить обратно в Индию. Фактически англичане завладели лишь узкой полосой местности, по которой пролегала дорога, связывающая Пешавар с Кабулом. Афганцы, тем временем, перед лицом общей угрозы создали “союз афганских племен”, во главе которого встали авторитетный 90-летний мулла Мушки Алим и афганский генерал Мухаммед Джан-хан. Против оккупантов было собрано 25-тысячное ополчение. Афганские отряды решились даже на открытое сражение, и 2 декабря 1878 года, вступив в бой с войсками генерала Робертса, вынудили их укрыться в Шир-Пурском лагере. Таким образом, зимняя кампания дорого обошлась англичанам. Как писал о начальном периоде этой войны А.Е. Снесарев: “Она ясно обнаружила органические недостатки британской военной системы: слабую подготовку оперативных планов, неумение обеспечивать свои сообщения, обременение отрядов массой нестроевых и полное подчинение военных операций политическим соображениям”.

И неизвестно, чем обернулась бы для британской армии летняя кампания, но тут судьба преподнесла им подарок.

В феврале 1879 года умирает от гангрены Шер Али-хан, и эмиром провозглашается его сын Якуб-хан.

Перед новым правителем встал выбор: либо продолжить сопротивление, либо пойти на мирное соглашение. После недолгих колебаний, он выбрал последнее. Вступив в переписку с английским агентом Каваньяри, он, в начале мая, отправляется в селение Гандамак под Джелалабадом на встречу с англичанами. Интересно, что одежда, в которой молодой эмир прибыл на переговоры, удивительно напоминала русский генеральский мундир.

26 мая между Якуб-ханом и представителем Британии Луи Каваньяри был подписан мирный договор, превращающий Афганистан в английского вассала. В соответствии с ним эмир отказывался от собственной внешней политики — только с разрешения Британии Афганистан мог вступать в переговоры с другими странами. В Кабуле размещалось английское посольство, английские офицеры имели право посещать любой пункт афганской границы, в любое время. Рынки Афганистана открывались для английской торговли. Ряд территорий, включая Хайберский проход переходил под контроль Англии. Всем, кто сотрудничал с британцами во время войны, должна была быть объявлена амнистия. Самому эмиру назначалась от британских властей ежегодная субсидия в 600 тысяч рупий.

Ну, а первым дипломатическим представителем в Кабуле был назначен триумфатор Каваньяри.
24 июля 1879 года английский посол в сопровождении 75 бойцов полка туземной пограничной стражи, под командованием лейтенанта Уолтера Гамильтона, въехал в столицу Афганистана.
Встретили его, однако, без особой радости. Кабальный договор вызвал в стране резкое недовольство. Эмиру на улицах открыто кричали, что он продал Афганистан “за одну арабскую лошадь”. Духовенство стало призывать народ к “газавату” – священной войне.

Родной брат эмира, правитель Герата Аюб-хан, написал резкое письмо своему брату, в котором упрекал того за то, что тот вместо продолжения борьбы с англичанами отдал страну в руки врага.
6 августа в Кабуле произошли массовые выступления афганских военных и жителей города. Солдаты, гласит запись в дневнике Каваньяри,“шли по городу с обнаженными саблями и возбужденно высказывались об эмире и его английских гостях…”. К тому же кабульские полки три месяца не получали жалованья, что также добавляло напряжённости.

3 сентября 1879 года в афганской столице начался бунт солдат Гератского полка, дислоцированных в кабульской крепости Бала-Гиссар, полгода не получавших жалования от эмира. Бунтовщики, прослышав, что при Каваньяри имелась крупная сумма денег, предназначенная для финансовой помощи эмиру, обратились к тому с просьбой выплатить задолженность непосредственно им. Каваньяри отказался, посчитав исполнение такого требования “унижением британского имени”. В ответ солдаты начали грабить имущество, принадлежавшее миссии. Конвой открыл стрельбу, спровоцировав тем самым бунтовщиков и примкнувших к ним горожан на штурм миссии. Вооружённая толпа с криками “Смерть англичанам и эмиру” бросилась к зданию британского посольства. В течение нескольких часов англичане отражали атаки мятежников, но силы были неравны. Афганцы ворвались внутрь, и Каваньяри, повторив судьбу Александра Бернса, пал под ударами мятежников. В живых из защитников английской миссии осталось лишь пять человек.
Якуб-хан, опасаясь за свою жизнь, бежал под защиту английских штыков.

Известие о расправе над посольством вызвало общественный взрыв в Лондоне. Английская пресса призывала к жестокой расправе над восставшими афганцами и полному захвату Афганистана.
А вот как оценил это событие русский военный историк Л.Н. Соболев: “Сожалея о гибели европейцев в Кабуле, справедливость, однако, требует заметить, что англо-индийское правительство, своими интригами на границах Афганистана, подкупами пограничных племён, возбуждением этих последних против эмира, их законного главы, жестоким обращением с лицами, защищавшими свои жилища и семейства, позорными (с точки зрения мусульман) сжиганием трупов уже расстрелянных и повешенных ими людей в высшей степени возбудило мстительных по натуре афганцев и подготовило почву для народного негодования. В несчастной кабульской катастрофе англичане должны винить самих себя. Более гуманное отношение к врагу, хотя бы и азиатскому, не поставило бы их в то критическое положение, в котором они очутились в настоящую войну”.

Вскоре война вступила в новый этап. Главным штабом британских войск был сформирован “Кабульский экспедиционный корпус” под командованием генерала Робертса. Перед ним была поставлена задача захватить столицу Афганистана.

В сентябре 1879 г. отряд двинулся по Курамской долине к Кабулу. С ним отправился и Якуб-хан.
Лёгкой прогулки не получилось. Оккупанты непрерывно подвергались нападению афганских партизанских отрядов.

Тем не менее, 11 октября 1879 г. англичане вступили в Кабул. Первым делом Робертс посетил место расправы над британским посольством. Вот, что он пишет в своих записках: “Стены дома, в котором оно помещалось, истыканные пулями, свидетельствовали об энергичном нападении и о продолжительной обороне. На полу были кровавые пятна, а в пепле очага были найдены груды человеческих костей. Можно себе представить, что испытали мои солдаты при виде этого, и как трудно было сдержать проявление их чувств ненависти и вражды против виновников злодейского покушения”.

После этого началась расправа. В официальной истории второй англо-афганской войны отмечено, что в октябре 1879 г. было осуждено трибуналом 163 человека, из них повешено – 87. Робертс в письме вице-королю Индии указывал, что в период с 12 октября по 12 ноября было повешено 100 человек. Были казнены все, кого посчитали причастными к расправе над посольством. Причем многих вешали по доносу – англичане щедро платили за информацию об участниках нападения на миссию.

Через несколько часов после взятия Кабула Якуб-хан явился в палатку генерала Робертса и заявил, что он “решил отказаться от престола, это решение его принято твердо, что жизнь его самая жалкая и что он скорее согласится косить сено в английском лагере, нежели быть правителем Афганистана”.
28 октября 1879 года был обнародован манифест об отречении эмира, и через несколько дней он и его главные министры были отправлены в Индию. Временное управление страной принял на себя генерал Робертсон.

А в стране продолжалась партизанская война. В конце декабря к Кабулу подошли отряды афганцев, численностью до 60 тысяч человек под командованием генерала Мухаммед Джан-хана. Английский гарнизон, стоящий в Шир-Пурском укреплённом лагере под Кабулом, насчитывал всего 6500 человек. Но у англичан были новейшие винтовки, пулемёты Гатлинга и артиллерия. Кроме того, это были отлично подготовленные, профессиональные бойцы.

За час до рассвета, 23 декабря, афганцы атаковали английский лагерь. После 4-х часового ожесточённого штурма, потеряв надежду на успех и 3 000 человек, нападавшие отступили. Потери британцев при этом составили 5 человек убитыми и 28 ранеными. Но это была “пиррова победа”. Пока англичане стояли лагерем, ожидая решительного сражения, восставшие ворвались в столицу и учинили расправу над лояльными англичанам сановниками. Положение армии Робертса по-прежнему оставалось критическим.

И в это время на сцене “Большой игры”, появляется новый игрок – племянник эмира ШерАли-хана, Абдуррахман-хан.

10 лет назад, потерпев поражение в борьбе за афганский трон, он бежал за Амударью.

Пожив некоторое время в Хиве, а затем в Бухаре, Абдуррахман оказывается в русском Туркестане и
по разрешению Кауфмана поселяется в Самарканде. В своей 2-томной “Автобиографии”, изданной в Лондоне в 1900 г., Абдуррахман очень тепло вспоминает о годах, проведённых у русских.

Как только туркестанский генерал-губернатор получил информацию об отречении Якуб-хана, он тут же приказал вызвать Абдуррахман-хана в свою ташкентскую резиденцию, и во время беседы напомнил тому о его правах на афганский трон.

Абдуррахман-хан не дал себя долго уговаривать и тут же попросил денег, оружие и русских офицеров. Однако Кауфман должен был строжайше скрывать свою поддержку новому претенденту на афганский престол. Русские не должны были появиться в Афганистане ни под каким видом. Поэтому тому передали только 25 винтовок Бердана и около 40 тысяч рублей золотом. Затем ему позволили “бежать” из Самарканда, и в январе 1880 г. Абдуррахман-хан с 250 джигитами переправился через реку Пяндж. В англо-афганской войне начался новый этап.

В.ФЕТИСОВ

Продолжение следует.

Источники:
1. Терентьев М. История завоевания Средней Азии. СПб., 1906.
2. Л. Н. Соболев. Англо-афганская распря (очерк войны 1879-1880 гг.). С.Пб. 1882г.
3. Фельдмаршал Лорд Робертс Кандагарский. Сорок один год в Индии. От субалтерна до главнокомандующего.
Издание Военно-Ученого Комитета Главного Штаба, Санкт-Петербург, 1903 г.

На заставке: 92-й шотландский пехотный полк в Кандагаре. Картина маслом Ричарда Кейтона Вудвиля.

В приснопамятные времена нам настойчиво и безапелляционно внедряли в сознание мысль о том, что что «историю делают массы», что «судьбы мира вершат народы», но никак не персоналии, даже самые выдающиеся. Не только в научных трактатах и популярных учебниках, в докладах и лекциях, но и в поэзии категорически провозглашался тезис: «Единица! Кому она нужна?! Голос единицы – тоньше писка». «Единица – вздор, единица – ноль» — воинствующе заявлял поэт, хотя всей своей жизнью, своей трагической судьбой бросал вызов обезличиванию, унизительной и очень удобной уравниловке. Да и власти определённо лукавили или противоречили истине, с одной стороны, принимая разоблачительные решения о «культе личности», а с другой – вновь и вновь молясь новому идолу.

Не вдаваясь в схоластические споры о роли народных масс, впрочем, нисколько и не умаляя их, хочется подчеркнуть значение «единицы» вообще, поскольку по высшему замыслу создателя – Бога или природы, — каждый человек сугубо индивидуален, со «своим лицом». И в особенности, если «единица» — Личность, историей призванная и обозначенная.

В годы независимости мы постоянно ссылаемся на Амира Темура – личность огромных судьбоносных свершений, и не только для одного народа или страны. Мировая история знает немало и других примеров, пусть далеко не равнозначных по степени влияния на ход развития человеческой цивилизации, но ярко свидетельствующих, что движения общественных «кораблей» впрямую зависит от «капитанов», от тех, кто держит бразды правления, определяет или диктуют их путь, к сожалению, нередко ошибочный, или тупиковый.

Причём это касается не только военно-политических или государственных аспектов, но и духовных, нравственных. Достаточно назвать как Александра Македонского, Чингизхана, Петра 1, Наполеона, Линкольна, вождей ХХ столетия, так и Будду, Моисея, Христа, Мухаммада, Конфуция или Махатму Ганди. А Шекспир, а Гёте, а Навои, а Пушкин («Начало всех начал»)? Лучшие из них – Гении, Таланты, Личности – титаны человеческой мысли и реальных деяний, духовного и интеллектуального совершенства не только представляли свой народ, выдвигали его на передние позиции, но и компасно озаряли пусть далёкие, но светлые цели, которые должны принести человечеству максимально счастливую и достойную жизнь на земле.

Очень важно, чтобы эти личности соответствовали своему историческому предназначению, чтобы они были на уровне всенародных ожиданий. Упоминаю об этом потому, что сейчас, когда сложилась донельзя критическая ситуация во многих молодых странах постсоветского пространства, время ждёт реализации таких личностей. Увы! …

Конечно, эти рассуждения не случайны. Они логически возникли в преддверии 60-летия нашего Президента Шавката Миромоновича Мирзиёева. Слава Богу, что в нашей республике появился такой мощный Лидер, несмотря на все гигантские трудности, обеспечивающий мирную, спокойную жизнь, консолидацию общества на практическое решение бесчисленных актуальных задач. Не скрою, бывает мучительно больно, когда твой идеал, или значимая личность, в которую ты охотно поверил, не оправдывает твоих (ладно бы, если только твоих личных, хуже, если всенародных) надежд и мечтаний. Не случайно говорят: «Не сотвори себе кумира!». Но поскольку абсолютных идеалов не бывает, важна искренность его устремлений, его подвижническая идея сделать всё возможное, чтобы родной народ был максимально счастливым, и не во вред соседям, или каким-либо здоровым силам на Земле. Для этого надо любить Узбекистан в себе, а не себя в Узбекистане! Согласитесь, что этим грешили многие наши предки, которых судьба вознесла до вершин власти.

А народ – то есть все мы с Вами – если являет собой не инертную, безликую массу, а конгломерат, союз сознательных индивидуумов, то он и должен активно и плодотворно поддерживать своего историей избранного руководителя. Тем самым, народ, и каждый человек, в частности, может и должен оправдывать своё священное назначение – быть Хозяином Жизни, главным символом и конечной целью всего разумного.

А. ХОДЖАЕВ.