…За окном уже светало. Тазагуль бросилась к высвеченному еще робкими бликами квадрату небольшого оконца, но оно было заделано прочными металлическими решетками.

«Не хуже зиндана, – мелькнула мысль. – Что ж, они до смерти будут держать меня здесь?»

Но ответа на этот вопрос не было. За дверью слышался храп: джигиты после обильного ночного возлияния уморились. Теперь у нее появились время и возможность спокойно подумать, оценить обстановку.

Постепенно за тусклыми от пыли стеклами зарешеченного окошка загорался новый день. Еще надеясь на чудо, девушка напряженно оглядывала стены небольшой комнатки, но кроме ржавых подтеков, ничего на них не обнаружила. В отчаянии она подняла глаза, и… идея родилась тут же: а не попытаться ли выйти отсюда через потолок?..

Тазагуль окинула взглядом теперь уже достаточно освещенную комнатку. Но кроме курпачи, на которой она сидела, здесь не было ничего. И тут она увидела воткнутый сверху над дверьюурак, которым срезают камыш. С проворством кошки девушка метнулась к нему. Чтобы проделать ход, нужно еще добраться до потолка. Но как?

Мозг лихорадочно работал, и пришло вполне приемлемое решение. Под курпачу было постелено покрывало. Ураком она разрезала его на широкие ленты, из которых задумала сделать подвеску к балке, чтобы обеспечить опору для второй ноги: одной ногой стоять на решетке окна, а второй опираться на подвеску.

…Камыш поддавался с трудом. Руки налились свинцом, одеревенели ноги. А тут еще в образовавшуюся щель при каждом движении обрушивалась пыль, куски глины. Пыль заползала в рот, нос, разъедала горло, не давала возможности приоткрыть глаза. Хотелось пить. Но Тазагуль гнала от себя мысль о воде. Минута за минутой иссякали ее силы и одновременно крепла вера: скоро удастся вырваться!
«Ну вот, кажется, и все», – твердила себе Тазагуль. Но до «все» было еще далеко.

Нужно было подрезать пучки камыша еще в одном месте, чтобы полностью освободить проем. Эту операцию проделать было уже гораздо легче. Она подалась корпусом вперед и теперь всем весом опиралась на подвеску из покрывала. Левой рукой оттянув камыш, правой Тазагуль орудовала ураком.

И вдруг… Все оборвалось – сердце, мысли, весь мир…

Очнулась девушка нескоро. Открыв глаза, Тазагуль не сразу поняла, где находится: стены были другие – свежевыбеленные, потолок уже не темный и грязный, как в той клетушке, а обшитый фанерой, с орнаментом вокруг люстры.
Руки Тазагуль бессильно лежали вдоль тела. Саднили потрескавшиеся от жажды губы, пересохший язык словно омертвел. Во рту горчило, чувствовался привкус глины.

Попыталась вспомнить, что произошло. «Ах, да… я, видимо, упала… Наверно, оборвалась тряпка…»

Заметив рядом пиалу и чайник, девушка вдруг почувствовала, как страшно хочет пить. С трудом дотянувшись до чайника, наклонила его, поднесла пиалу к губам, выпила… Сон несколько восстановил ее силы, но не вернул желания бороться. Время перестало существовать. Неизвестно, сколько просидела она в тупом оцепенении и почти никак не отреагировала, когда открылась дверь и вошли Тинельбай с Каримбаем.

– Ну вот, полный порядок! А ты переживал! – как-то неестественно прозвучал голос брата. – Я же говорил тебе, что с бабами никогда ничего не случается, живучи, как кошки! Я читал – одна с четвертого этажа грохнулась… И ничего – встала, отряхнулась и пошла. А моя сестричка – всего-то с двухметровой высоты.

Они присели рядом с деланными улыбками и уже приготовились к новым уговорам, но Тазагуль зажала уши ладонями и так сидела, пока парни не ушли.

Прошли еще день и ночь, и еще день и ночь. Тинельбай с Каримбаем периодически появлялись, но она зажмуривалась и закрывала уши. Однако голод и одиночество делали свое дело. Сопротивляться уже не было сил…

И при очередном появлении парней Тазагуль повела себя иначе. На вкрадчивый вопрос брата о самочувствии посмотрела на него отрешенным взглядом и произнесла шепотом:
– Я не могу больше… Делайте со мной что хотите…
– Значит, ты согласна стать женой моего друга Каримбая? – опешил от неожиданности Тинельбай.
– Да! – не сказала – выдохнула девушка.

В несколько минут был приготовлен дастархан. Голод и перенесенные испытания словно переменили Тазагуль. Она ела торопливо, с жадностью зверька. Парни открыли бутылку шампанского. Девушка не отказалась от предложенной пиалы. Вино горячей волной побежало по жилам. Куда-то отступили тоска и обида, на душе стало легко и даже чуточку весело.

…Утром она долго лежала неподвижно, уставясь взглядом в потолок. Рядом сопел Каримбай. Она встала, оделась. Мысли путались. Какая-то томительная пустота заполняла ее всю, и казалось, что это не она, Тазагуль, а тень ее делает движения руками, надевает платье, встает, идет по комнате…

Дальнейшие события пошли своим чередом. Кто-то сообщил родственникам. Приехали родители. К неожиданно объявившемуся зятю претензий не имели: весело, шумно провели торг, столь же весело и шумно отпраздновали свадьбу. Молодым предоставили небольшой домик здесь же, в ауле.
Медовый месяц… Тазагуль горько усмехалась, произнося про себя эти слова. Но понемногу стала привыкать к роли жены. Боль и отчаяние притупились. Их вытесняли новые заботы, мысли о том,как жить дальше. Она старалась забыть Максета, и порой казалось, что это действительно возможно.

Прошло около месяца со дня свадьбы. И вот однажды вечером…

Максет появился на пороге их дома в сопровождении группы парней. Глаза его гневно пылали.

– Я пришел за тобой… Клянусь, никогда не упрекну тебя в том, что произошло…

Может быть, в иной ситуации победил бы житейский здравый смысл, но тут, оглушенная неожиданностью, молодая женщина подчинилась зову сердца: любимый позвал, и она пошла.

Той же ночью они были в Ташкенте. Максет заранее снял квартиру. Туда они и поехали прямо из аэропорта.

…Вместе они пробыли недолго. Первое время счастье казалось безоблачным. Но потом появились сомнения: правильно ли она поступила? А что скажут родные и близкие, просто знакомые? Ведь родители получили за нее калым… А если они уже истратили его? Ведь Тинельбаю купили машину – наверно, на эти деньги… У отца и матери будут большие неприятности…

И в один прекрасный день Тазагуль решила вернуться. Зная, что Максет так просто не отпустит ее, выждала момент, когда его не было дома, и, оставив письмо, в котором выплеснула всю свою боль и сомнения, неверие в их счастливое будущее, вернулась в Каракалпакию, в родной аул.

…Прошло время. С дипломом об окончании ТашМИ Максет возвратился в родные края. Через год женился. Как будто все стало на свои места.
Однако не так много дорог на свете, чтобы двое людей, находящихся в разлуке, никогда не нашли друг друга вновь. Да, однажды они снова встретились, и эти встречи стали частыми. Об этих встречах знает муж Тазагуль Каримбай. Все трое считают себя обиженными судьбой. Но судьбой ли? А может быть, собственной рабской покорностью дикому обычаю?

Более всех виноват Каримбай, но ему и тяжелее всех. Он украл любовь у другого, но за это обрек себя на жизнь с женщиной, которая всегда будет равнодушна к нему. Страдает жена Максета. Да и самим любовникам их встречи приносят больше горечи, чем радости.

Зато Тинельбай гордо разъезжает на новенькой машине.

Дилором Нурмухамедова.

…И бросил джигит девушку поперек седла, и полетел его конь стрелой…

Сказка, уже позабытая, ибо детство осталось позади?.. Да нет, вполне современная: не ушел еще в прошлое калым за невесту. А как быть юноше, если его родители живут скромно и нужной суммы не накопили? (Суммы, кстати, весьма солидной, особенно для среднего уровня жизни в Каракалпакии.)
А «быть» очень просто: украсть невесту, чтобы потом диктовать свои условия, попросту говоря – меньше платить. И этот «древний красивый обычай» можно было бы понять и принять, если бы во всех случаях дело происходило с согласия невесты: понятно, что ждать до старости, когда избранник разбогатеет, девушке не хочется.

Но дело-то как раз в том, что далеко не всех предупреждают: сегодня, мол, будь готова, приеду красть.
Эта история произошла в Каракалпакии несколько лет назад. И все-таки настоящие имена героев мы не называем, хоть людское осуждение уже мало что изменит в их судьбах – они наказали себя сами…

…Как будто вчера это было: они шли, опьяненные безмятежным счастьем, по улицам Ташкента. О любви не говорили – стеснялись высоких слов. Впрочем, свою дальнейшую судьбу эти двое уже решили – только вместе… Без слов они понимали друг друга, верили только в лучшее… Каждый вечер встречались у назначенного места и шли по городу, шли, словно хотели дойти до своего счастья. И не знали еще, что судьба распорядится иначе…

И он, и она учились в ТашМИ, правда, молодой человек на курс старше. Кстати, он собирался, окончив институт, в ожидании, пока любимая тоже получит диплом, реально подготовиться за это время к совместной жизни: подсобрать денег, решить вопрос с жильем.

После окончания пятого курса Тазагуль поехала на каникулы в родной кишлак, а Максет остался в Ташкенте для сдачи выпускных госэкзаменов.
В родном селе девушка окунулась в привычную с детства атмосферу, встретилась с давними подругами, которые завалили ее ворохом новостей. Дома ее окружили любовью и лаской. Родители гордились: всего через год дочка станет настоящим доктором, людей будет лечить, а это дело достойное, почетное. И старикам за свое здоровье переживать не придется – в семье собственный врач.

В один из вечеров к Тинельбаю, брату Тазагуль, приехали друзья. Вежливо поздоровались со стариками и со всеми, кто был в доме. Один из них, еще довольно молодой человек, при входе остановил на Тазагуль долгий внимательный взгляд и приветствовал ее чуть смущенно. Девушка не придала этому особого значения, хотя поняла, что произвела на него впечатление.
Молодые люди прогостили допоздна. Когда они покидали гостеприимный дом, Тазагуль уже спала. А наутро и думать забыла о нежданных гостях. Ложилась и просыпалась всегда с одним именем в мыслях и в сердце.

Однажды, часов в семь вечера, девушка возвращалась домой от подружки. Погруженная в свои мысли, она не заметила, как рядом остановилась машина. Очнулась, только услышав голос Тинельбая:
– Тазагуль! Спишь на ходу, что ли? – Он стоял, открыв дверцу машины, и улыбался. – Давай садись! Подвезем.
За рулем сидел незнакомый человек, а на переднем сиденье она увидела того самого симпатичного парня, который недавно был у них в гостях. Кто-то в машине сидел еще, но за фигурой брата разобрать было трудно.

– Нет, спасибо, я пойду, – ответила девушка. У нее почему-то возникло смутное тревожное чувство.
– Ну что еще за фокусы? – скорчил Тинельбай обиженную мину. – Раз в жизни решишь сделать приятное собственной сестре, а она, видите ли, капризничает! Нехорошо, сестренка, очень нехорошо.

После этих слов Тазагуль уже не могла отказать брату.
Хлопнула дверца, машина тронулась с места и сразу набрала скорость. Очутившись в окружении парней, Тазагуль почувствовала, что от них изрядно попахивает спиртным. «Что-то уж очень часто они отмечают свои встречи», – только и подумала она.

Основательно забеспокоилась девушка тогда, когда машина, не снижая скорости, промчалась по их улице.
– Тинельбай, вы обещали подвезти меня домой! Мы уже проехали…
– Ты что, очень торопишься? Сейчас быстренько заедем к одному товарищу… Тут рядом. Кое-что передать ему надо. Потом завезем тебя домой.
За окнами мелькали улицы, переулки… Вот и последний дом на окраине.

Сердце девушки дрогнуло. Некоторое время она не могла еще осознать происходящего.
– Брат! Отвезите меня домой! Или остановите здесь! Куда вы меня везете? – чуть не плача кричала Тазагуль, кидаясь то к одной дверце машины, то к другой.
– Ну что ты волнуешься? Брат везет тебя, чтобы сделать счастливой, а ты шумишь…
– Мне не нужно от тебя никакого «счастья»! Знай, из твоей аферы ничего не выйдет!
Тазагуль уже поняла, что происходит: ее по издавна существующему обычаю украли. Украли, чтобы сделать чьей-то женой. Интересно, на что надеялся брат – на одобрение родителей? Но он ведь знает, как они любят Тазагуль, как боятся причинить ей малейшее огорчение, – и все-таки решился! Или вино замутило его разум?

Она сознавала, что сейчас любые попытки вырваться из плена бесполезны. Машина шла на большой скорости, с обеих сторон сидели здоровые парни, с которыми ей не сладить. Девушка решила взять себя в руки, не тратить напрасно силы. Теперь она сидела молча, неподвижно весь остаток пути.
А путь был проделан изрядный. Целых два часа пылила машина по дорогам. Было уже совсем темно, когда они остановились в одном из аулов.
– Приехали, – выдохнул порядком, видимо, уставший водитель. – Прошу в дом.
Их здесь ждали. В одной из комнат все было приготовлено к встрече гостей. Тазагуль провели к дастархану, но она наотрез отказалась от еды.

– Ты брезгуешь хлебом этого замечательного джигита? – вроде бы шутливым тоном, но со злым огоньком в глазах спросил Тинельбай, указывая на их недавнего гостя. Господи, тот еще показался ей сначала симпатичным!
– Да, брезгую, – резко ответила Тазагуль.
– Ну, девочка, такое не прощают. Ты обижаешь хозяина. Ничего, Каримбай, все будет в ажуре. Я обещал тебе сестру – и она будет твоей. Только надо бы ей побыть одной, поразмыслить в тишине.

Тинельбай двинулся к ней. Девушка попыталась было сопротивляться, но он только засмеялся. Сгреб сестру в охапку и толкнул куда-то в темноту.
– Ну вот. Посиди здесь и подумай. Очень хорошо подумай, сестренка, – и он захлопнул дверь.
– Ничего. Денек-другой посидит, и, я уверен, ты ей очень даже понравишься, – эти слова он проговорил уже за дверью. Тазагуль поняла, что они адресованы этому самому Каримбаю.

В комнате для «размышлений» было темно, пахло сыростью. На ощупь нашла она что-то похожее на курпачу. Села, обняв руками колени и склонив на них голову. На сердце было тоскливо.

За дверью послышался звон посуды. Тазагуль прислушалась. Кто-то начал говорить тост. «Опять пьют… Перепьются – что буду делать?»
Она не помнила, сколько просидела так. Усталость брала свое, и девушка, свернувшись калачиком на своей непрошеной постели, задремала.
Будто наяву, возник перед ней центр Ташкента. Их излюбленное место… Максет подходит к ней со своей ласковой улыбкой, берет за руки, смотрит с глубокой нежностью, как может только он… Тазагуль вспоминает, что ее похитил собственный брат, хочет пожаловаться Максету, а он качает головой и шепчет: «Я все знаю, они заплатят за это. А пока забудем все горести…»

…Тазагуль проснулась от скрипа двери. Словно бритвой резануло по памяти: пленница!.. Она рывком вскочила на ноги. Сердце, только что полное любви и нежности, заколотилось бешено, до боли.

В дверном проеме, прислонившись к косяку, стоял Тинельбай.
– Не спишь? Отлично. Вот зашел ободрить тебя…
– Одумайся, брат! Сейчас же выпусти меня отсюда. Я не допущу над собой издевательства. И знай, я этого просто так не оставлю. Я заявление в суд на тебя подам! – не помня себя, кричала девушка.

– Ох, как страшно! Очень напугала, – пьяно улыбаясь, процедил сквозь зубы Тинельбай. – Но я – запомни! – я всегда держу свое слово. Ты просидишь здесь до тех пор, пока не скажешь «да». А поскольку ведешь себя строптиво, то считаю, что кормить и поить тебя – излишняя роскошь. В общем, как одумаешься, стукнешь мне в дверь, вот так: тук-тук-тук.
Он трижды ударил костяшками пальцев в дверь, многозначительно глянул на нее, – и Тазагуль снова оказалась взаперти…

Дилором Нурмухамедова.

Окончание следует.