Измученные, покрытые пылью, ранним утром 4 мая 1873 года, Мак-Гахан и его люди въехали в русское укрепление. За спиной осталось семнадцать суток и почти 1000 километров тяжелейшего пути.
Лагерь Хала-Ата расположился посреди совершенно гладкой равнины, с севера окаймленной низким хребтом гор, которые только что перевалили наши путешественники. Равнина широко раскинулась на огромное пространство к югу и востоку. Куда хватало глаз не было видно никакого признака растительности, лишь один песок, сливающийся на горизонте с медно-желтым небом. “Какое ужасное место. — подумал американец, — Зачем генерал Кауфман выбрал его для стоянки?”. Однако удивление Януария прошло, когда он увидел источник чистой, прозрачной воды, текущей довольно большим ручьем. Воды в нём хватило бы для армии в несколько тысяч человек.
На четырёхугольном пространстве лагеря в беспорядке были разбросаны палатки и кибитки всех цветов и размеров. Большое куполовидное строение, которое Мак-Гахан издали принял за громадную кибитку, оказалось земляным холмом, на котором возвышалась каменная сторожевая башня. Она представляла собой угловой бастион укрепления, воздвигнутого генералом Кауфманом. Группы солдат поили лошадей из небольших прудов, образованных бьющими из земли источниками. Множество верблюдов растянулись по пустыне, отыскивая саксаулы и дикую полынь. Пыль, жара и песок – такова была Хала-Ата, какой её увидел американский корреспондент.
Подъехав к дежурному офицеру Мак-Гахан спросил здесь ли генерал Кауфман. Ответ был убийственен для него. Командующий выехал отсюда ещё пять дней тому назад, и в настоящее время должен уже был подойти к Аму-Дарье. “Пять дней! Конечно теперь он переправится через реку и возьмет Хиву прежде чем я в состоянии буду его догнать” – в отчаянии подумал Януарий.
Наконец, успокоившись, Мак-Гахан сказал офицеру что он американец и едет к генералу Кауфману, к которому у него, также как и к Великому Князю Николаю Константиновичу есть рекомендательные письма.
— Не могли бы вы доложить командующему здешним отрядом о моем прибытии и желании ему представиться.
Узнав, что пред ним американский корреспондент, офицер чрезвычайно радушно пригласил того в свою палатку и приказал немедленно заварить чай, сказав при этом:
— Вы знаете, полковник Веймарн теперь спит, но скоро встанет и будет рад вас видеть.
В дальнейшем разговоре офицер сообщил, что завтра предполагается выступить двумя ротами пехоты, сотней казаков и двумя девятифунтовыми полевыми орудиями.
— Думаю, вы сможете присоединится к отряду — добавил он.
Затем собеседник Мак-Гахана сообщил, что со времени выступления генерала Кауфмана, Веймарн не имел от него никаких известий кроме приказания выслать кавалерию вперед. Также офицер рассказал о произошедшей неделю назад небольшой стычке с ханскими войсками. Генерал Кауфман 27 апреля выслал рекогносцировочный отряд к ближним колодцам Адам-Крылган. Отряд этот, под начальством полковника Н. А. Иванова, подошел туда, когда уже стемнело. Иванов желая осмотреть местность выехал вперед с четырьмя казаками и четырьмя киргизскими проводниками. Он не подозревал, что у колодцев расположился отряд туркмен численностью от 200 до 300 человек. Для тех появление неприятеля тоже стало неожиданностью, однако они среагировали молниеносно и быстро окружили маленький русский отряд.
Отступать возможности не было, да и убежать от быстроногих туркменских коней было немыслимо. Полковник Иванов спешил своих людей и приготовился дать решительный отпор. Завязалась отчаянная схватка, во время которой у русских было убито двое, а остальные ранены, включая и самого Иванова, поражённого пулями в руку и ногу. Схватка продолжалась несколько минут; еще мгновение, и русские неминуемо должны были погибнуть, но тут подоспела остальная часть рекогносцировочной партии, бросившаяся вперед при первом звуке выстрелов. Туркмены, несмотря на численное превосходство, ускакали и бой не приняли.
Несколько слов о Николае Александровиче Иванове, “воине с младых ногтей” и герое практически всех Туркестанских походов.
Фото из Туркестанского альбома. Часть историческая. 1872 г
После окончания Оренбургского кадетского корпуса и Михайловского артиллерийского училища Иванов, в чине хорунжего конной артиллерии Оренбургского казачьего войска, сразу же принимает участие в военных действиях в Средней Азии. Отличившись в первых же боях, он награждается орденом св. Анны 3-й степени. Во время штурма Ташкента в 1865 году проявил не только выдающуюся храбрость, но и находчивость. Заметив гибель товарищей от перекрёстного артиллерийского огня, Иванов штыковым натиском выбил неприятеля из-за баррикад и завладел их орудиями, причём сам был контужен в голову. За этот подвиг награждён орденом св. Георгия 4-й степени. В наградном листе читаем:
“В воздаяние за отличие, оказанное при штурме г. Ташкента, 15 Июня 1865 года, где, с 50 нижними чинами, сбил с 2-х баррикад в 10 раз сильнейшего неприятеля и овладел 3 орудиями”.
Состоя затем в распоряжении генерала Романовского, Иванов принимает участие в рекогносцировке урочища Мурза-Рабат, в бою при Ирджаре, взятии крепости Заамин, штурме Джизака и Ура-Тюбе. За эти бои был награждён орденами св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, св. Станислава 2-й степени с мечами и золотой саблей с надписью: “За храбрость”. Под начальством генерала Абрамова участвует в Каршинской экспедиции, а затем в 1870 году в походе против шахрисябзских беков Джура-бия и Баба-бия. За штурм города Китаба награждается орденом св. Анны 2-й степени с мечами. С 1868 по 1873 год Иванов служит по военно-народному управлению в Заравшане и Кызылкумах, что даёт ему возможность хорошо изучить язык и быт местных жителей. В 1872 году произведён в полковники. По окончании Хивинского похода Иванов был назначен начальником Аму-Дарьинского отдела, где приложил множество усилий для установления мира в этом районе. 4 апреля 1876 года произведён в генерал-майоры.
В 1877 году Иванов становится начальником Зеравшанского округа и управляет им шесть лет. Затем он военный губернатор Ферганской области. В 1889 году Иванов выходит в отставку, но через 10 лет вновь призывается на службу, производится в генерал-лейтенанты и назначается помощником Туркестанского генерал-губернатора Духовского, по управлению военной и гражданской частью. По сути он и был настоящим начальником края поскольку, как пишет в своих воспоминаниях Г. Фёдоров: «Духовской был человек не глупый и, быть может, в своё время очень полезный, но когда он был назначен в Туркестан, то это была уже развалина и в умственном, и физическом отношениях. Непонятно, как могли назначить такую руину начальником огромного края, к которому только что присоединили ещё две области.
Он не был способен ни к какому труду и, свалив все бремя управления на вновь назначенного на только что учрежденную должность помощника генерал-губернатора генерала Иванова, сам буквально ничего не делал, или разъезжал с большой помпой по краю, или проживал в Петербурге, куда неоднократно выезжал, будто бы по делам службы”. Поэтому не удивительно, что уже через два года Иванов становится следующим Туркестанским генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа. Им он остаётся до самой своей смерти. Умер Николай Александрович Иванов 18 мая 1904 года, в возрасте 64 лет, и был похоронен на ташкентском городском кладбище. Вот такая славная биография.
Однако вернёмся к нашему герою.
Время перевалило за полдень. Солдаты столпились у кибиток, ища хоть какого-нибудь укрытия от палящего солнца. Из пустыни потянулись обратно к лагерю верблюды. Рёв ослов, ржание лошадей, блеяние овец — все смолкло под палящим зноем. В военном лагере воцарилось оцепенение и безмолвие. Солнце медленно подвигалось к закату, однако полковник Веймарн никак не реагировал на присутствие в лагере американского корреспондента.
Мак-Гахан постепенно начинал терять терпение. До этого он не сталкивался с таким невниманием к себе в русских пределах. Наконец решив положить конец неизвестности Януарий отправился к полковнику без приглашения. Подойдя к прогуливающемуся по лагерю Веймарну, Мак-Гахан представился и начал разговор:
– Я должен извиниться пред вами, полковник, что не явился к вам раньше; но мне говорили, что вы еще спите.
– Что же вам нужно?
– Я уже заметил, полковник, что желал вам представиться.
– Очень благодарен; но не думаю, чтобы вы единственно для того ехали сюда из Нью-Йорка чтобы
мне представиться?
– Конечно нет, полковник; мне нужно добраться до генерала фон Кауфмана.
– Да? Так у вас дела с генералом Кауфманом? И как же вы до него доберетесь?
– Верхом.
– И что же у вас за дело к генералу?
– Об этом я скажу только ему.
– А есть у вас письменное позволение генерала Кауфмана?
– Нет, – отвечал Януарий, доставая свои бумаги, – но у меня есть позволение….
– Мне решительно все равно, чье бы позволение вы ни имели: дальше ехать вы не можете без
письменного разрешения самого генерал-губернатора. А до бумаг ваших мне дела нет.
– Как же я могу теперь получить это разрешение?
– Не знаю. Вы можете послать ему ваши бумаги, но я почти уверен, что позволения вы не получите
без личного с ним свидания. Он слишком занят чтобы заниматься перепиской.
– Извините, полковник, получается, его превосходительство генерал фон Кауфман лицо совершенно
недосягаемое: я не могу его видеть, не имея на то его позволения, а позволение это он
мне может дать только при свидании. Что же мне делать?
– Das geht mir Nichts an (это не мое дело) – по-немецки отчеканил Веймарн, и повернувшись на каблуках, оставил обескураженного американца в полной прострации и мрачных размышлениях, что же делать дальше.
Выход из этой ситуации Мак-Гахану виделся только один – бежать на свой страх и риск. Идея была безумной. Во-первых, Веймарн непременно вышлет погоню и задержав беглеца посадит под арест. Во-вторых, пройти незамеченным через пустыню по которой рыскают туркменские всадники, вряд ли удастся. В памяти американского журналиста живо всплыли картины из книги известного путешественника Арминия Вамбери, на одной из которых стоящий на хивинской площади туркмен, высыпал из мешка человеческие головы, при восхищенных, одобрительных криках толпы. На другой был изображён страшный клоповник в Бухаре, куда жестокий правитель Назрула-хан бросал пленных на поедание миллионам насекомых.
Мак-Гахан продолжал размышлять, перебирая в уме варианты, когда к нему подошли несколько офицеров, которые услышав о прибытии американского корреспондента решили предложить ему своё гостеприимство. Заявив, что не одобряют поведения полковника они со всем своим радушием постарались загладить нелюбезность своего командира.
Накормив гостя плотным обедом, его отвели в палатку того самого полковника Иванова, отличившегося в бою у колодцев Адам-Кырылган. Узнав, что американцу не выделено пристанище, Иванов предложил поселиться у него на все время пока он останется в Хала-Ате. “Я принял это предложение с радостью, — вспоминал позднее Мак-Гахан — а так как полковник Иванов был на положении больного, и получал все лучшее, что только можно было достать, то судьба, как оказалось, не могла отдать меня в лучшие руки. Не только Иванов, но и все общество офицеров относилось ко мне с радушием, которого мне никогда не забыть, тем более что это было время, когда я более всего нуждался в их гостеприимстве. Мой американский паспорт был достаточною рекомендацией в их среде, как и в глазах всех Русских, которых я до тех пор встречал”.
На следующий день полковник Веймарн сообщил Януарию, что следующим утром он выступает и если Мак-Гахан желает, то может послать с ним письмо к Кауфману. Подумав тот согласился, но тем не менее решил попытаться ускользнуть из лагеря вместе с выступающей колонной. План был следующий: выступить из лагеря с кавалерией, пользуясь предрассветной темнотой, сделать большой объезд, обогнать отряд и добраться до реки.
Однако в полночь, когда все уже было готово к походу, от генерала Кауфмана пришел приказ, отменяющий выступление. Оказалось, что главный отряд еще не дошел до Аму-Дарьи, но где он находился Мак-Гахану не сообщили. Выступление отложили на несколько дней и всё это время Януарий оставался гостем всё того же радушного полковника Иванова.
Оренбургские казаки с верблюдами в Туркестане. Фотография конца XIX века.
Из собрания А.В. Левченко
Все четыре дня, что пришлось прожить американцу в Хала-Ате, показались ему невыносимыми. Зной был нестерпим, а частые порывы ветра поднимали целые столбы песка и пыли, которые проникали всюду. Они наполняли глаза, рот, ноздри, забивались в ресницы, волосы, одежду. К тому же, никаких развлечений в военном лагере не было. Оставалось только лежать целыми днями и проклинать полковника Веймарна. Мак-Гахан не мог тогда знать, что через короткое время его недоброжелателя ждал трагический конец. Во время боевых действий в Хиве полковник был сброшен с лошади, сломал позвоночник и через несколько часов скончался.
От нечего делать Януарий стал интересоваться местом, на котором был разбит русский военный лагерь. Хала-Ата находилась на территории Бухарского эмирата. Постройка укрепления Св. Георгия в этом месте была осуществлена с позволения эмира. В древности здесь, очевидно, был большой город и остатки каменных стен были использованы русскими при постройке форта. Мак-Гахан также нашёл часть высеченного камня, который был похож на капитель колонны.
Дни тянулись казалось бесконечно, а вестей от генерала Кауфмана всё не было. Януарий, твёрдо решив бежать, стал внимательно изучать обычный лагерный порядок: когда сменяются пикеты, когда офицеры ночного дежурства отправляются на отдых. В результате было установлено, что самым удобным временем для побега будет раннее утро. Американец предполагал, что он успеет преодолеть километров пятьдесят, прежде чем его хватятся и для погони он станет недосягаем.
Между тем полковник Веймарн также был в нетерпении. Не получая известий от генерала Кауфмана, и опасаясь, что Хива будет занята до его прихода, он наконец решился двинуть войска из Хала-Аты, в надежде встретить курьера с приказом о выступлении. Благодаря этому, побег американца мог оказаться ещё успешней.
В первом часу утра 12-го мая военная колонна выступила на широкую песчаную дорогу, ведущую к Адам-Крылгану и Аму-Дарье. Отряд Мак-Гахана тихо примкнул к казакам, шедшим во главе колонны и выехав, через два километра на вершину низкого песчаного холма, также тихо отделился от них. Свернув с дороги на север, беглецы выехали в пустыню.
Безумная гонка продолжалась.
Продолжение следует
На заставке: Художник Н. Н. Каразин. “Переход Туркестанского отряда через мёртвые пески к колодцам Адам-Крылган”
В. ФЕТИСОВ
