В российском издательстве «Издательские решения» недавно опубликованы воспоминания туркестанского геолога и одного из руководителей антибольшевистского подполья в 1918-1919 гг. Павла Степановича Назарова (1863, Оренбург, Российская империя — 1942, Йоханнесбург, ЮАР) «Погоня по Средней Азии. Побег от ленинской тайной полиции». Книга издана в переводе бывшего ташкентского физика и краеведа-любителя Анатолия Михайловича Цапенко.
Это уже второй труд уроженца Ташкента, первым — были мемуары английского разведчика Ф.М.Бейли «Миссия в Ташкент», вышедшие в свет в Москве в издательстве «Языки славянской культуры» в 2013 г., где переводчик выступил под псевдонимом А.Михайлов. Этот малодоступный ранее английский первоисточник на русском языке быстро вошел в золотой фонд туркестановедения и для многих историков, журналистов и краеведов стал настольной книгой, что сподвигло А.М.Цапенко на новый перевод книги П.С.Назарова уже под своим именем. Следует особо отметить, что оба издания были осуществлены переводчиком А.М.Цапенко за свой счет.
А.М.Цапенко во время презентации книги Ф.М.Бейли «Миссия в Ташкент» в Научной педагогической библиотеке имени К.Д.Ушинского в Москве в 2013 г
У мемуаров П.С.Назарова, как и у книги его опекуна, английского полковника Ф.М.Бейли, не менее интересная, замысловатая и запутанная судьба, достаточно сказать, что оригинал на русском языке, скорее всего затерялся в архивах ЮАР, куда, спасаясь от погони ленинских и дзержинских чекистов, добежал П.С.Назаров. Воспоминания были изданы в 1932 г. в Великобритании на английском языке в переводе его друга Малькольма Берра, геолога, писателя, английского дипломатического чиновника, т.е. несомненно связанного с секретными органами, в частности, также переведшего «Дерсу Узала» В.Арсеньева. Естественно, что «Погоня» стала с 30-х годов прошлого века библиографической редкостью, а русскоязычному читателю и вовсе была недоступна весь советский период. В 1993 г. в Оксфорде записки о бегстве П.С.Назарова из Средней Азии были переизданы с предисловием известного английского журналиста и историка Питера Хопкирка (1930-2014), автора «Большой игры», а это значит, что книга не потеряла своей исторической ценности за эти годы.
К произведению П.С.Назарова стали проявлять интерес на постсоветском пространстве, и она вышла в свет на русском языке в столице Кыргызстана Бишкеке в 2015 г. в издательстве «Раритет» небольшим тиражом в переводе бишкекского геолога и краеведа-любителя В.Петрова под названием «Бегство из Центральной Азии». Заметьте, что это уже третий геолог, причастный к информационному поводу: сам автор, его первоиздатель Малькольм Берр и бишкекский геолог В.Петров. И, действительно, П.С.Назаров много внимания на страницах своих мемуаров уделяет геологии. Наметанный глаз специалиста отмечает горообразование Тянь-Шаня, наличие полезных ископаемых, следы смены исторических эпох. Кроме того, П.С.Назаров, увлекавшийся охотой и орнитологией необычайно интересно и с высоким профессионализмом пишет об этих предметах. Несомненно, эти страницы читатель прочтет с большим интересом.
Однако при чтении книги следует учитывать еще и тот деликатный нюанс, что свои записки несостоявшийся премьер правительства белого Туркестана П.С.Назаров писал до эры межэтнической толерантности, на историческом переломе, когда в результате большевистской революции бывшее российское Туркестанское генерал-губернаторство хотя уже и стало Туркестанской автономной советской социалистической республикой в составе РСФСР, но в этнографии все еще употреблялись устаревающие дореволюционные этнонимы, так узбеков, а зачастую и таджиков, П.С.Назаров называет сартами, а равнинных казахов и горных киргизов объединяет под этнонимом киргиз. К тому же некоторые его высказывания этнографической тематики звучат довольно резко для уха современного читателя, в результате чего бишкекское издательство «Раритет», думается, сочло необходимым сделать некоторые купюры в тексте английского источника
К сожалению, мне не удалось сравнить переводы бишкекского и ташкентского краеведов, назову их для краткости «Бегство» и «Погоня», читал только «Погоню» и заметил следующее. П.С.Назаров, например, мог написать о китайцах так: «Мозги китайца устроены совершенно иным образом, чем у остального человечества, и законы логики и обыкновенное человеческое сочувствие совершенно чужды ему» (здесь и далее цитируется по московскому изданию, с.260). Наверное, это недипломатичное выражение обиженного на китайцев П.С.Назарова за запрет въехать ему на территорию Китая в Кашгар бишкекское издательство сочло необходимым отредактировать, но фраза присутствует и в изданиях Малькольма Берра, и Питера Хопкирка, т.е. из истории слова не выкинешь. Или о киргизах-горцах П.С.Назаров высказывается следующим образом: в Тургарте его приютил в своей кибитке старик-киргиз, у которого не сложилась личная жизнь.
У него была старая жена, и он привел в кибитку молодую девушку, новую жену, отношения между женами не сложились. «Однажды вечером, когда дул особенно холодный и пронизывающий ветер, и все собирались ложиться спать, старой ведьме взбрело в голову совершить особо злую выходку, напасть на девочку и выгнать ее из кибитки, бросая в нее первые попавшиеся под руку предметы, срывая с нее рубашку, крича и вопя проклятия в адрес своего мужа и его молодой жены. Как побитая собака или перепуганное маленькое животное, девушка сидела, сжавшись и содрагаясь в своем углу, и тихо всхлипывала. Но когда старуха в приступе маниакальной ярости бросилась на свою испуганную жертву, ее сын не смог это больше переносить и дал такого пинка своей матери, что она покатилась через всю кибитку, свалилась на пол и затихла. Ночь и следующее утро прошли спокойно.
Однажды, когда в домике никого не было, я предложил несчастной девушке кусок лепешки и горсть изюма. Жутко оглядываясь, пугливая и осторожная, как дикое животное, она робко подкралась ко мне, схватила протянутую еду и метнулась из хижины, чтобы спрятаться где-нибудь среди камней и съесть свой маленький подарок спокойно по крошкам, точно как полудикие собаки, которые прячутся около домов сартов.
Эта сцена домашней жизни жителей Тургарта, их примитивный быт ярко напомнили мне волшебные сказки нашего детства о Золушке и ее злой мачехе и о Матушке-метелице. Единственная разница была в том, что в волшебных сказках на людях не ползали паразиты, и люди не испускали такое отвратительное зловоние, как эти реалистичные горцы.» (с.267-268).
Своего рода натуралистические этнографические заметки, интересные для ученых, могут понравиться не всем политизированным читателям. Интересно, что у П.С.Назарова это был уже не первый опыт проживания в полигамной семье. После бегства из Ташкента, случившегося в итоге провала осиповской авантюры 19.01.1919 г., автор проживал в сартовской семье в кишлаке, который в настоящее время вошел в городскую черту столицы Узбекистана. Это были, скорее всего, узбеки-билингвы, говорившие на узбекском и таджикском языках. П.С.Назаров называет их сартами по дореволюционной традиции. Некоторые его наблюдения весьма любопытны, потому что позднее, в советский период, тема полигамии в литературе и этнографии не популяризировалась. Семья его спасителей состояла из отца Акбара, его сына Юлдаша и четырех их жен, по две на каждого, с детьми. «Однажды вечером, когда я только стал собираться в свое логово, Тахтаджан начала говорить что-то обидное своему мужу.
Я должен пояснить, что все члены семьи свободно говорили на двух языках — на узбекском диалекте джагатайского турецкого (здесь П.С.Назаров не точен: чагатайский тюркский язык. — прим. Е.Р.), являвшимся всеобщим языком Туркестана, и на таджикском, являющимся диалектом персидского. Я не знаю последний вообще, и поэтому, когда они хотели, чтобы я не понимал их разговор, они говорили на таджикском. Спор быстро перерос в серьезную ссору, поэтому я ушел спать. Немного позже я услышал крики, вопли и рыдания. Очевидно, били Тахтаджан» (с.69-70). Это замечание П.С.Назарова интересно историкам и лингвистам, оно свидетельствует, что в 1919 г. узбекский язык был широко распространен среди жителей всего Туркестана и даже местные русскоязычные хорошо понимали его, т.е. староузбекский язык выполнял роль лингва франко в регионе. Таджикский язык функционально был ограничен, но большинство узбеков были билингвами и говорили также на таджикском, к тому же используя его ситуативно, как видим, в функции арго.
Иногда П.С.Назаров безосновательно обобщает, делая сомнительные выводы, например, о музыкальности тех или иных этносов: «Однажды, наконец, Юлдаш принес Камарджан тамбурин (дойру, скорее всего. — прим. Е.Р.), который она просила так долго и настойчиво. С этого дня у нас были концерты каждый вечер. Все женщины пели, в то время как Камарджан аккомпанировала. У них был песенник, репертуар которого они полностью использовали. Сарты не музыкальный народ; их пение является диким негармоничным завыванием. Однако некоторые из песен Камарджан были не лишены мелодичности, конечно, весьма примитивного сорта; но это портилось сартовской манерой горлового пения, таким образом, производился занудный и довольно деревянный звук» (с. 70). П.С.Назаров упоминает, что Камарджан была родом из Хумсана. Многие русскоязычные востоковеды поспорили бы с П.С.Назаровым по вопросу музыкальности туркестанских народов, известно, что, например, востоковед, просветитель и этнограф Н.П.Остроумов (1846-1930) исполнял макомы.
Или о способности образного восприятия у туркестанских народностей: «Покажите мне картинки, — попросила она (Камарджан).
Вся комната подошла взглянуть на иллюстрации в моей книге по геологии.
Но, как большинство киргизов и сартов, они были совершенно не способны понять картинки или иллюстрации чего-либо вообще: пейзажи, планы, рисунки животных, изображения машин,- они все это считали изображением руд и постоянно спрашивали: «Какая это руда?» — хотя на картинке, о которой они спрашивали, вообще не было руды, а была изображена гора, река или что-то подобное» (с.78).
П.С.Назаров обо всех туркестанских этносах отзывается негативно, но хуже всего он относится к русскоязычным переселенцам из центра бывшей империи. Они не удостаиваются из уст его ни одной лестной оценки, они в его описании сплошь больны алкоголизмом и отличаются варварским отношением к природе. Кто же тогда освоил Семиречье и сделал его сельскохозяйственной житницей? Семиречье, кстати, в годы Великой Отечественной войны сыграло выдающуюся роль в спасении населения СССР от голода. Он пишет: «У прежнего русского правительства была любопытная система колонизации Туркестана. Оно стремилось заселить эти богатые земли нищими и алкоголиками, невостребованными в Центральной России. И едва дозволяло человеку с хоть каким-нибудь капиталом начинать здесь заниматься сельским хозяйством, уступая социалистическим тенденциям российской интеллигенции.
Нынешнее правительство «рабочих и крестьян» знает лишь только одну вещь — грабить и разрушать эту богатую и прекрасную страну» (с.137). Буквально через несколько страниц П.С.Назаров повествует: «В течение часа я выехал и к вечеру приехал в село Трехсвятское, расположенное в плодородной долине в предгорьях. Здесь я снова остановился в доме председателя исполкома, молодого человека, который был солдатом в старой армии. Он был очень занят обмолотом зерна от полученного богатого урожая. Это было первое село на моем пути, где было в достатке зерна и изобилие запасов обычного продовольствия. Это было начало района, полного зерна и крупного рогатого скота, еще не разрушенного коммунистическим экспериментом и не разграбленного большевиками» (с.146). Интересно: так дала или не дала столыпинская реформа свои плоды? Или в присутствии П.С.Назарова не следовало бы рассуждать о столыпинской реформе, потому что он уже составил о ней свое негативное мнение? Так же и местные крестьяне — якобы сплошь алкоголики. Но вот входит жена председателя исполкома: «Его жена принесла мне чай, к которому она подала восхитительную сметану, масло, яйца и много прекрасного белого хлеба, которого я не видел уже как два года; люди в Ташкенте уже и забыли думать о таком.
«Ешьте,- сказала она. — Не беспокойтесь. Я прошу прощения, что это обычный хлеб, а не белые булочки» (с.147).
Не знаю, как тут с этической составляющей, но тот же Акбар из кишлака около села Троицкого и некоторые из русских крестьян-поселенцев давали П.С.Назарову приют и пищу с риском для жизни. Видимо, корни мизантропии П.С.Назарова лежат в его староверческом происхождении. Очень часто П.С.Назаров противоречит сам себе, пишет: «прежнее русское правительство едва дозволяло человеку с хоть каким-нибудь капиталом начинать здесь заниматься сельским хозяйством» (с.137), а далее рассказывает о пишпекском виноделе А.Н.Иванове: «Мой хороший друг А.Н.Иванов, изучавший виноградарство во Франции, заложил великолепный виноградник около Пишпека и начал делать вино. Он вложил в это предприятие очень большие средства, но в январе 1919 года был расстрелян большевиками как буржуй и эксплуататор трудящихся масс» (с.164).
Выходит, капиталисты все-таки вкладывались в виноградарство и виноделие Туркестана? И прежнее правительство не очень-то препятствовало им? Именно в этих отраслях темпы роста были невиданными, экспорт вина в годы до Первой мировой войны рос по годам в десятки раз, чего не смогли повторить руководители советского периода. К сожалению, о пишпекском виноделе А.Н.Иванове мало информации, возможно, это сын известного ташкентского винодела Н.И.Иванова (1836-1906). И, как видим, он был расстрелян в результате осиповской авантюры 19.01.1919 г., в подготовке которой первоочередное участие принимал П.С.Назаров.
Досталось даже русским немцам, а точнее — фактически русским немецкого происхождения, от которого у них остались лишь фамилии. П.С.Назаров пишет о Среднеазиатском восстании в июле 1916 г.: «Восстание было, конечно, подготовлено и организовано немецкими агентами и турецкими военнопленными при доброжелательном сотрудничестве верхушки, так называемой русской администрации. Правительство в Петрограде не могло придумать ничего лучшего, чем назначить генерал-губернатором Туркестана в военное время немца фон Мартсона и военным губернатором Семиречья другого немца — Фольбаума!
Фон Мартсон спровоцировал восстание мусульман преднамеренно, неожиданно призвав их во фронтовую полосу для военных тыловых работ» (с.158).
Кроме первого справедливого по истинности посыла: «Восстание было, конечно, подготовлено и организовано немецкими агентами и турецкими военнопленными…»,- во всем остальном у несостоявшегося премьера сплошная путаница. Поводом для восстания послужил приказ о призыве на трудовую службу лиц из числа местного населения. Присоединение Туркестанского края происходило в 1865-1868 гг. во времена царствования Александра II, тогда было признано целесообразным освободить новых подданных от воинской повинности в связи с тем, в первую очередь, что они исповедовали ислам и не владели русским языком. Кто-то из новых управителей краем озвучил цифру 50 лет, именно на такой период предлагалось освободить местное населения от несения воинской повинности. Срок этого обещания как раз истекал к 1915-ому году. Никто 50 лет назад не предполагал, что в 1914 г. разразится мировая война.
По большому счету в возникших беспорядках виноваты не временно исполняющий обязанности Туркестанского генерал-губернатора Ф.В.Мартсон (1853-1916), и не военный губернатор Семиреченской области М.А.Фольбаум (1866-1916), а военный министр империи Д.С.Шуваев (1855-1920), назначенный министром в марте 1916 г., т.е. толком еще не успевший вникнуть в особенности ситуации, и, как это ни странно покажется на первый взгляд, бывший генерал-губернатор Туркестана А.В.Самсонов ( 1859-1914), ко времени восстания уже погибший на фронте Первой мировой войны. А.В.Самсонов был туркестанским генерал-губернатором в 1909-1914 гг. и был обязан предвидеть положение, когда большая страна будет нуждаться в поддержке своих подданных с окраин. Огромное государство давало подданным многочисленные преимущества и вправе было требовать от них исполнять воинскую повинность.
Ситуацию со всеобщей воинской повинностью нужно было кардинально менять уже в 1909 г., когда А.В.Самсонов принял должность, а не тогда, когда турецкие и немецкие эмиссары начали будоражить местное население. К слову, текинцы-туркмены начали нести воинскую повинность гораздо раньше, и никаких проблем государство от этого не испытывало. Если бы П.С.Назаров всерьез занимался политикой и историей, то он бы сравнил обстановку с призывом на воинскую службу нетитульных этносов в Османской империи и кайзеровской Германии. На фоне турок и немцев Российская империя выглядела изнеженной демократией.
Но самое возмутительное в высказывании П.С.Назарова это то, что ни Федор Владимирович Мартсон, ни Михаил Александрович Фольбаум, сменивший во время войны по разрешению Николая II свою фамилию на девичью фамилию матери Соколов-Соколинский, немцами по крови уже фактически не были, а были православными из воинского сословия. М.А.Фольбаум вслед за А.В.Самсоновым убыл на фронт, где был ранен и отравлен немецкими газами, после чего вернулся на должность военного губернатора Семиреченской области. Ф.В.Мартсон никогда не приставлял к своей фамилии приставку фон и был из потомственных дворян Санкт-Петербургской губернии. Еще немного и П.С.Назаров начал бы писать о царицах-немках и председателе Совета министров Б.В.Штюрмере (1848-1917) в стиле своей староверческой оппозиции и английской подрывной пропаганды. Оба — и Ф.В.Мартсон, и М.А.Фольбаум — скончались в 1916 г. и были безупречными военными чиновниками. О Ф.В.Мартсоне в тексте «Золотое письмо Махендры Пратапа» уже отмечалось, что в деле индийского борца на независимость раджи Махендры Пратапа (1886-1979) он вел себя исключительно порядочно и как чиновник, и как человек.
(Продолжение следует)
Е.РЯБОВ
