Говорят, ни одна подпись на Востоке не подделывалась так часто, как подпись Камалиддина Бехзода. И, пожалуй, нет лучшего доказательства подлинности славы.
О жизни Бехзода известно достаточно много. О нем говорят придворные хроники, о нем пишут современники. Но, несмотря на безусловную и зафиксированную многочисленными свидетельствами реальность, Бехзод представляется легендой ничуть не меньшей, чем художник-символ Мани. И времени-то по историческим меркам прошло не так уж много, какие-то там полтысячи лет, множество художников жило куда как раньше – талантливых, при жизни своей известных, но легендой их не назовешь. Имена их – удел специалистов. А Бехзода образованный Восток знал все эти полтысячелетия так же, как знал Хафиза, Ибн Сину и Фараби. Поэтами и философами Восток никогда не был обделен. Из художников – лишь Бехзод поднялся на ту высоту, где человек воплощает собой эпоху и традицию.
Как происходит превращение в легенду? Есть сотни исследований на десятках языков, так и не ответивших на этот вопрос. Есть обстоятельства жизни, о которых мы, может быть, уже никогда не узнаем. И есть работы художника, которые требуют от зрителя интеллектуального труда и со-видения. Соединения с первоначалом мира, каковым является гармония, – ибо там, где нет гармонии, нет еще и мира.
В своих миниатюрах Бехзод предельно близок зрителю, изображая привычный мир просто, без прикрас и вычурных гипербол, наблюдая жизнь без экстатического восторга и иррационального ужаса. И в этой самой простоте он бесконечно высоко и над зрителем, и над изображаемым миром.
Такие деревья не растут в пустыне. Появление Бехзода обусловлено эпохой, той расточительно цветущей эпохой, каковой стал для Мавераннахра XV век. Одним из признанных центров культуры того времени был Герат, где во второй половине столетия своего наивысшего расцвета достигла миниатюра, тесно связанная с рукописной книгой. Велика была потребность не просто в знании, но в знании красиво оформленном. Книжные мастерские, китабхана, превращаются в своеобразные цехи, где каллиграфы, миниатюристы, переплетчики совместно создавали шедевры изящного искусства, какими предстают философские трактаты, исторические хроники, поэтические сборники. В такой атмосфере рос родившийся в разгар века (1455 год) Камалиддин Бехзод.
Мальчик рано осиротел. Но судьба, лишив родителей, наградила его даром живописца. И еще –воспитателем, сумевшим угадать этот дар. При дворе Султана Хуссейна, чьим визирем и другом был Алишер Навои, конечно же, тоже существовала китабхана. Ее глава, Мирак Наккаш, и взял на воспитание юного Камалиддина. Некоторые источники называют среди наставников Бехзода знаменитого в свое время мастера Пир Сейида Ахмеда. Участие в судьбе талантливого художника принял сам Мир Алишер (Навои). В мастерской при дворе Султана Хуссейна Бехзод прошел путь от ученика до великого мастера, чьи произведения уже при жизни воспринимались как недосягаемый идеал. На протяжении столетий творчество Бехзода было предметом изучения. Ему подражали, его копировали, его работы бесстыдно подделывались и заботливо собирались.
Жизненная достоверность, спокойный взгляд на людей и события – вот что, прежде всего, отличает работы Бехзода, что выделяет его среди собратьев по цеху. Вот рукопись «Бустана» Саади 1488 года. Она открывается двойной миниатюрой, на которой Султан Хуссейн изображен в кругу придворных. В нарушение традиции Бехзод трактует эту сцену не как торжественный прием, а как веселый праздник. Остроумные наблюдения художника рассыпаны по всей миниатюре, насыщая ее действием, движением, ощущением жизни.
Персонажи Бехзода легко узнаваемы по точному жесту, верно переданному выражению лица, душевному состоянию. Это не закованные в краску поэтические метафоры (юный герой, красавица, грозный правитель, бесстрашные воины), а живые люди со своими интересами, привычками, манерой поведения. Пастух, наливающий кумыс в пиалу из бурдюка, подвешенного на жердях; подмастерье, уклоняющийся от бича надсмотрщика; хан, в раздумье опершийся рукой о колено – все они словно выхвачены на мгновение из потока жизни, чтобы тут же вновь двинуться дальше.
Бехзод виртуозно владел линией. Его современник, историк Хондемир писал: «Волос его кисти благодаря его мастерству дал жизнь неодушевленным предметам».
При помощи тончайших штрихов художник передает черты лица, мимику, душевное состояние персонажей.
Бехзод нарушил канон своего времени, согласно которому действие в миниатюре не столько изображалось, сколько подразумевалось в соответствии с текстом, который миниатюра иллюстрировала. У Бехзода сюжет и действие читаются без всякого сопроводительного текста. Его иллюстрации к «Пятерице» Низами и «Книге славы» Йезди поражают масштабностью изображения. Художнику тесно в рамках одной страницы, он разворачивает действие на двух смежных так часто, что это становится его отличительной чертой. В миниатюре «Строительство мечети» – тридцать пять персонажей, и среди них ни одного статичного. Более того, убери хотя бы одного из этих тридцати с лишком – нарушится вся композиция.
Однако, пожалуй, более всего прославился Бехзод своими портретами. Алишер Навои, Султан Хуссейн, Шейбанихан притягивают своей характерностью, динамикой душевного состояния.
Поразительно чутье цвета. Может быть, Бехзод – единственный, кто пользовался на Востоке полутонами. Один только зеленый цвет в его миниатюрах насчитывает их до десятка. А вот золото, столь любимое его современниками, в миниатюрах Бехзода отсутствует. Может быть, потому что золото не знает полутонов?
Поднявшись над традициями времени, Бехзод сам стал традицией. После него уже никто не повторит этот путь.
Александра Спиридонова.
