Жили в Ташкенте армяне

На мысль написать о своих соседях-армянах меня, как ни странно, навел рассказ армянина, у которого я обычно покупаю мясо. Не могу же я просто купить и уйти. Мне нужно за жизнь поговорить. Вот он мне и сказал, что у него в Ташкенте жил родственник, который в девяностых уехал в Тверь…

Я так поняла, что многие уехали. Что уж там, уехали и уезжают и не только армяне. Печально все это, печально. Но в пятидесятые годы, да и гораздо позже, никто никуда не ехал. И в Ташкенте жили армяне. Их было много, и в классе моем были армяне, но поскольку национальностей было вообще много, никто ничем их не выделял, ни в хорошем, ни в плохом смысле.

Так получилось, что соседями нашими на Малясова, Кренкеля, Обсерваторской и Ширшова были армяне. Как-то я слышала, что армяне, в основном, были богатыми. Не скажу. Потому что видела всяких. Как и всяких русских, узбеков, евреев и т. д.

Видела и голимую нищету. Такая нищета была в мазанке, буквально под нашим домом, собственно говоря, во дворе дома. Глинобитные стены, крошечная прихожая-сени, забитая разным хламом. Бабушка, ее дочь Сима, сильно заикавшаяся и поэтому, вероятно, не вышедшая замуж, девочка
Галя Айрапетова, внучка и племянница, худенькая, большеглазая, большеносая стрекозка… Ее родители и брат жили в другом месте, почему она жила там, не знаю. Знаю, что бабушка пригревала бродячих собак и одна меня в конце концов укусила. Пришлось делать уколы. Хотя какое там бешенство…

Вскоре им дали квартиру, мазанку снесли… Галя выросла, закончила политехнический, сейчас с взрослыми детьми живет в Германии…. Иногда пишет мне.

Соседи слева на Кренкеля тоже были армянами. Они купили дом, когда мне было лет пять. Привезли грузовик, набитый вещами, стали жить. Отец, мать, тетя Марго, двое сыновей, Вадик и Робик и дочка Элла, хорошенькая толстушка. Отец вскоре умер, мать воспитывала троих детей одна. Ничего, воспитала, все вышли в люди, все закончили институты, мальчики занимали хорошие должности… Никого, кроме Эллы уже нет. Элла тоже в Германии, общается с Галей.

Четырьмя домами ниже, в очень хорошем частном доме жила семья известного врача-армянина, родители и дочка Гаянэ, или как ее звали, Гоша. Странная девочка. Бунтарка по натуре. Но бунтарка против всего, и прежде всего, против родителей, желавших ей добра и традиционно строящейся жизни. Мы с ней сошлись на почве книг, и она иногда доставала книги у спекулянтов и присылала мне в Москву.

Жаль, что она так с родителями: они были приличными людьми со своими взглядами, на мой взгляд вполне нормальными, на ее — мещанскими, и мне очень их было жаль, даже тогда. Никого уже не осталось — печальный рефрен, — дочь Гоши всегда жила с отцом во Владивостоке, и там живет
и сейчас…

А вот армяне, живущие сразу за нами ( это уже по Малясова), были людьми необыкновенными. Мать и сын. Тоже частный дом. Вообще, почти все армянские дома были частными. Роберт был тренером по гимнастике. Нужно сказать, очень успешным тренером. Он сумел воспитать чемпиона республики, и поэтому был в большой чести. Но он был замечательным человеком, всегда готовым прийти на помощь, очень добрым и порядочным. Наверное, потому что мать его была точно такой же. По соседям гулял рассказ о том, что как-то она, случайно выглянув за ворота, увидела сидящего на земле мужчину. Уж не знаю, как она, маленькая и полная, сумела в одиночку затащить его в дом, уложить и вызвать «скорую». Оказалось, что трогать его нельзя. То ли инсульт, то ли инфаркт. Вот он и лежал у нее, а она за ним ухаживала. Поправившись, он привез ей дорогой ковер в знак благодарности. Она вообще была просто сама доброта.

Роберт жив. Он где-то за границей, ему далеко за восемьдесят, но жив, слава Богу. Мне сказал об этом Гоша Бабаев, его ученик, двоюродный брат Роксаны Бабаян, которого уже тоже нет, ушел в прошлом году. Поистине энциклопедические знания поэзии и классической и оперной музыки…..

Горько все это. Пишу о людях, которых, в большинстве своем уже нет.

А в соседнем с ними доме тоже жили армяне. Убогая мазанка, с убогим двором, в котором росло всего одно деревце. Родители и дочь Аня, очень красивая девочка, с огромными черными глазами. Никогда не забуду, как мы с ней, совсем маленькие, пришли к ним, а навстречу нам выскочил
ее папа, в женском платье с веером и в шляпке — это он так нас порадовать хотел, разыграть сценку… и еще помню у них были фотографии типа «люби меня, как я тебя» и под стеклом еще узоры из цветной фольги. Тогда казалось — невероятно красиво. Я такому всегда завидовала, а мама никогда не покупала. Ни ковыля, ни фотографий. Говорила, это дурной тон. Эх… обидно.

Не знаю, где сейчас Аня.

В следующем доме тоже жила армянская семья, глава которой работал в минздраве. Но я их почти не знала. Только видела.

А на Обсерваторской, не моя сторона, а противоположная, в бирюзовом доме жила тетя Галя Петросянц. С ее сыном Артуром, очень спокойным, вежливым, тихим мальчиком я училась в одном классе. Был у нее еще один сын, старший, но его я не знала.

Тетя Галя была известна тем, что работала стоматологом в детской поликлинике. Тогда отдельных стоматологических поликлиник еще не было. Добрая, приветливая женщина, очень хороший доктор. Даже в ту эпоху как-то не боялись к ней идти. Поставленная ею серебряная пломба
продержалась больше пятнадцати лет.

До сих пор храню о ней добрую память.

Нет ее. И Артура нет. Очень рано умер, как муж тети Гали…

А на углу Малясова-Обсерваторской в коммунальном дворе жила Наташа Даниелянц. Я знала ее с детства. Она на год старше и тоже училась в сорок третьей школе. Отец у нее армянин, мама русская, и как почти все дети смешанной национальности, Наташа невероятно красива. Даже сейчас
эта красота сияет. В юности она была вольнодумкой, и находилась в оппозиции к существующему строю. Все проходит. А в семье у них был настоящий интернационал. Наташа вышла замуж за высокого красавца с буйной рыжей гривой Юру Клеймана, своего одноклассника, а ее младший брат женился на татарке. Ташкент… что тут скажешь.

Наташа в Америке. Юра до последних своих дней тосковал по Ташкенту… а на месте их дома сейчас ресторан. Увы….

А с соседом Валей, жившим через дорогу от моего дома, на Малясова, второй дом от угла, мы дружили. Так, просто часами болтали у его дома. Семья была зажиточная. Он и его брат учились в политехническом. Хорошие, нормальные парни. Никаких амуров, именно болтали…. Где они сейчас,
живы ли? Но точно не в Ташкенте.

Во втором доме от угла с Малясова, но на Ширшова жил Юра Давыдов, двоюродный брат Гали Айрапетовой, тоже мой одноклассник, редкостный шкода и хулиган. Дом был богатый, семья — приличная, и непонятно, как появилась такая паршивая овца, как Юра. Маленький, смуглый, некрасивый… не было той пакости, в которой он не участвовал. Кое- как доучившись до седьмого класса, он ушел из школы, и до нас только доходили слухи, что он попал в совсем уж дурную компанию, сел на восемь лет за групповое изнасилование, отсидел, вышел и почти сразу же был убит в пьяной драке.

Мне было страшно жаль его маму. Обычно она сидела перед калиткой дома на табуреточке. Полная немолодая женщина, вся в черном и черной повязке на голове. Просто сидела. Не вязала. Не щелкала семечки. Сидела, и я с тяжелым сердцем почтительно здоровалась с ней. Она отвечала, но
никогда не вступала в разговор. А я не смела ее утешить.

Еще одна двоюродная сестра Юры, Мила Давыдова жила на углу Ширшова — Федорова, крохотной улочки. Училась в параллельном классе. Вполне вменяемая, нормальная, современная девушка. Без всяких вывертов. О ее судьбе ничего не знаю.

И еще одну армянку я хочу упомянуть. Я очень ее люблю и всегда помню. Это Эвелина Амосова. Умница, красавица, достойная женщина. Когда-то она тоже училась в сорок третьей. Только четырьмя классами выше. Работали мы вместе. И сейчас не потерялись. Вырастила дочь, помогла
воспитать внуков. И живет она не так уж далеко. Ей очень хочется пожелать счастья.

Понимаю, столько имен, можно сказать, совершенно незнакомые люди. Но все они были в моей жизни, я о них помню, и не хочу, чтобы эти
имена потерялись. Чтобы помнили….

ТАТЬЯНА ПЕРЦЕВА