С окончательным установлением рубежей русской Средней Азии шпага, наконец, была вложена в ножны. Но“плащ и кинжал” сдавать в утиль было рано. Начинался второй акт “Большой игры“, и на её сцене появляются новые игроки. О некоторых, самых ярких из них, и пойдёт речь в последующих главах.
В октябре 1898 года в Ташкент, после окончания Академии Генерального штаба, прибывает, вместе с женой и годовалой дочкой, 28-летний капитан Корнилов. Для Лавра Георгиевича Ташкент не был чужим городом. Здесь, шесть лет назад, он начинал свою военную службу. Через три года, выдержав жесточайший конкурс, Корнилов был зачислен в Академию Генерального штаба, которую оканчивает с отличием. Как лучший выпускник капитан мог выбрать любое, самое престижное место для продолжения службы. Но он вновь выбирает Туркестан.
Через месяц после прибытия Корнилов командируется в городок Керки, расположенный в урочище Термез для сбора сведений о сопредельном Афганистане. Здесь дислоцировалась 1-я Туркестанская линейная бригада, под командованием генерала М. Е. Ионова.
Термез, в древности бактрийский Деметрис, только недавно был занят русскими войсками. На другом берегу Аму-Дарьи находился Мазари-Шариф, главный город Афганского Туркестана. Здесь, у выхода из ущелья Гиндукуш, для прикрытия путей и перевалов, афганцы построили крепость Дейдади и целую сеть мелких опорных пунктов. Крепость была сооружена по последнему слову военно-инженерной мысли и по слухам была неприступной. Ионов мечтал выяснить всё, что возможно об этой афганской цитадели, в первую очередь характер воздвигнутых укреплений. Но крепость стояла в 50 верстах от берега, а афганцы были бдительны, и жестоко расправлялись с пойманными лазутчиками.
пользователяFlyingDutchman (JPC van Heijst)
Однажды Михаил Ефремович, в присутствии молодого капитана, посетовал на недоступность Дейдади для русской разведки. Корнилов молча выслушал генерала, а в конце вечера попросил разрешения уехать в отпуск на три дня по личным обстоятельствам. Ионову нравился старательный офицер, и он даёт разрешение, даже не спросив о причине. К тому времени Лавр Георгиевич сблизился с туркменами, служившими в русской армии. Он полюбил этих гордых и смелых воинов. И они отвечали ему взаимностью, прежде всего потому, что разговаривал он с ними на их родном языке так же свободно, как и они.
Лавр Георгиевич решается на дерзкий рейд к афганской крепости, для чего просит туркмен сопровождать его на ту сторону Аму-Дарьи. Те согласились, но с одним условием:
— Обещай, что ты живым в плен не сдашься. Если будет неудача, мы примем мучительную смерть.
— Последнюю пулю я оставлю себе – ответил Корнилов. Живым меня не возьмут.
В тот же вечер Корнилов наголо обрил себе голову, переоделся в туркменскую одежду и в ночь с 12 на 13 января 1899 года, маленький отряд, состоящий из трёх человек, двинулся к реке, в смертельно опасный поход.
Только в 40 верстах от Патта-Гиссара (так тогда назывался Термез) разведчики находят подходящее место для переправы, и, сделав плот из овечьих бурдюков, успешно переправляются через Аму-Дарью у небольшого городка Чушка-Гузар. Здесь, пересев на лошадей, загодя приготовленных в ближайшем селении, отправляются дальше, и на рассвете достигают крепости. Однако, разглядеть детали укреплений в предрассветном тумане было невозможно. Недалеко от крепостной стены заметили чайхану, где сидели караульные афганские солдаты.
Разведчики зашли внутрь и приказали подать еду. Солнце уже осветило цитадель, когда к ним подъехал афганский офицер, заметивший чужаков. На вопрос, — кто такие, Корнилов отвечает, что они нукеры, желающие поступить на службу к эмиру Афганистана Абдурахман-хану.
Офицер, пожелав удачи, оставляет их в покое. Опасность миновала, и Корнилов со спутниками направляется к крепости, попутно отмечая в памяти каждую деталь. Ему удается сделать пять фотоснимков и хладнокровно произвести съемку двух дорог, ведущих к российской границе.
Дерзко, средь бела дня, проехав около 400 вёрст по неприятельской территории, разведчики, 15 января, переправляются на свой берег.
Не теряя ни минуты, Лавр Георгиевич спешит к генералу Ионову и протягивает тому фотографии и чертежи укреплений. Потрясённый Михаил Ефремович тотчас отправляет в Ташкент подробный рапорт о дерзкой экспедиции, ходатайствуя о награде для капитана Корнилова. Командующий, однако, посмотрел иначе на несанкционированную акцию. Генерал Ионов получает строгий выговор за то, что рисковал молодым способным офицером. Самому Корнилову было указано на недопустимость таких действий в будущем. Но это была официальная реакция командования, другое дело, что инициативный, отважный, владеющий иностранными и восточными языками, способный к разведывательной деятельности молодой офицер, был взят на заметку в штабе округа.
Смелый рейд Корнилова к крепости Дейдади стал образцом для последующих операций подобного рода, а сведения, добытые разведчиком, оказались бесценными.
В руках русского командования оказались карты и снимки не только Дейдади, но и планы укреплений Шор-Тепе, крепости Тахтапуль, чертежи афганских воинских казарм, места расположения крепостной артиллерии. Корнилов провел съемку местности, привез описание характера укреплений и анализ пропускных возможностей дорог, обзор приграничной северной области Афганистана.
Как позднее вспоминал генерал Иван Павлович Романовский, — впоследствии один из ближайших сподвижников Корнилова по Добровольческой армии, — “Разведка крепости Дейдади, разбиралась в войсках как пример тщательно спланированной операции и, прибывших на службу в Туркестан офицеров, специально знакомили с этой чрезвычайно опасной экспедицией».
Приведу письмо капитана Корнилова начальнику штаба Туркестанского военного округа генералу Н. Н. Белявскому, опубликованного в “Документах русской истории”, № 6 (60). 2002 г.
Л. Г. Корнилов — Н. Н. Белявскому.
Урочище Термез. 21 января 1899 г.
Ваше превосходительство, милостивый государь Николай Николаевич.
Два с лишком месяца прожил я в Патта-Гиссаре, исполняя поручение, возложенное на меня Вашим превосходительством. Дело заинтересовало меня с самого начала, и я старался вести его с возможною тщательностью, насколько хватало сил и уменья.
Не мне, конечно, судить — соответствуют ли полученные результаты затраченному труду и средствам, но лично меня эти результаты не удовлетворяли.
Все-таки это были лишь расспросные сведения, за достоверность которых я, даже находясь у их первоисточника, не мог ручаться. Особенно смущал меня вопрос о крепости Дейдади. О ней ходили всевозможные слухи: то ее изображали простой азиатской калой, то она являлась чуть ли не крепостью европейского характера, с фортами, батареями и проч. Взглянуть на нее самому было слишком соблазнительно, и чем далее, тем искушение становилось все сильнее и сильнее. В конце концов, я не устоял против него.
В ночь с 12 на 13 января, переодетый туркменом, в сопровождении двух других туркмен (одного с нашего берега, другого с афганского), я переправился на гупсарах в Чушка-Гузаре и, по дороге через Даулетабад и Балх, прошел в Дейдади. На обратном пути мы осмотрели Тахтапуль, прошли близь Мазари-Шарифа и через Сиягырт вернулись к Термезу, где нас приняли на лодки охотники 13-го батальона, охотившиеся на острове Арал-Пайгамбаре. Поездка сошла вполне благополучно, никаких инцидентов не было; я уверен даже, что на той стороне никто и не подозревает того, что русский офицер побывал в Дейдади. Для предупреждения же распространения слухов о моей поездке здесь, в Патта-Гиссаре, приняты надлежащие меры.
Я сознавал, Ваше превосходительство, что, решаясь на такое дело, не имея на него Вашего разрешения, я совершаю крупный проступок, но, с другой стороны, я был твердо убежден, что Ваше превосходительство соблаговолите принять во внимание побуждения, руководившие мной, и, в случае нужды, не откажите в своем заступничестве.
Что касается до результатов поездки, — они таковы: 1) осмотрено укрепление, выстроенное против Чушка-Гузара и набросан его план. 2) Сняты глазомерно в масштабе 6 вёрст в дюйме Шор-Тепе — Балх — Дейдади и Дейдади — Тахтапуль — Сиягырт до начала песков. В песках мы заблудились. 3) Набросан план Дейдади и сделаны с нее фотографические снимки, из которых один представляю при сем Вашему превосходительству. 4) Осмотрена крепость Тахтапуль. К сожалению, снимки с Тахтапуля вышли не совсем удачно и требуют некоторых дополнительных работ, которые можно произвести только в хорошей лаборатории. Все добытые во время поездки сведения приводятся мною в порядок и будут представлены Вашему превосходительству по их обработке.
Кроме того, — в моем распоряжении имеется еще один важный документ: мне удалось достать один экземпляр книги о «Джихаде» (священной войне), изданный эмиром Абдуррахман-ханом.
В виду важности документа я не решился послать его по почте, почему телеграммою от 18 января и просил разрешения Вашего превосходительства приехать в Ташкент, для личного доклада. Получив вчера предписание о командировании для осмотра границы, — я выезжаю туда завтра и вновь прошу Ваше превосходительство, в виду указанной выше причины, вызвать меня, по возвращении из Чубека, в Ташкент.
С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашего превосходительства покорный слуга”.
Способности молодого офицера были замечены и высоко оценены и в октябре 1899 года Корнилов отправляется в Ашхабад для участия в разработке оперативных мер на случай войны с Великобританией, но затем срочно отзывается в Ташкент. На него возлагается решение новой серьезной и весьма ответственной задачи. Приказом командующего войсками Туркестанского военного округа капитан Корнилов командируется в Кашгар –один из крупнейших городов Синьцзянской провинции Китайской Империи. Здесь располагалось единственное в Восточном Туркестане российское консульство, служившее, кроме всего прочего, центром разведки и исследований Тянь-Шаня и Памира. В декабре 1899 года, Генерального штаба капитан Корнилов, вместе со своим помощником подпоручиком В. Е. Кирилловым и офицером связи поручиком Н. М. Бабушкиным, отправляется с исследовательской и разведывательной миссией в далёкую Кашгарию, где и встречает наступление XX века.
Должность, которую должен был занять Лавр Георгиевич, официально называлась “Офицер Генерального штаба, состоящий при Российском Императорском Генеральном консульстве в Кашгаре”.
Российское консульство в Кашгаре должно было быть открыто в соответствии со ст. 8 Пекинского дополнительного договора 1860 г. о границе и торговле в Западном Китае. Однако восстание мусульман против китайского владычества превратило Восточный Туркестан в район боевых действий, и первый русский консул смог появиться в Кашгаре лишь спустя 22 года. Им стал выдающийся дипломат, учёный и разведчик Николай Фёдорович Петровский.
Удивительна судьба этого аса “тайной войны” и одного из активнейших участников “Большой Игры”.
Увлекшись революционными идеями, 25-летний Николай Петровский в 1862 году был обвинён в связях с Герценом и заключён в Петропавловскую крепость. Отсидев год по приговору суда был выпущен на свободу. Затем началась государственная служба, ибо воистину кто не был радикалом в юности, тот не имеет сердца, а тот, кто не стал консерватором в зрелости не имеет головы. 26 января 1870 г. Петровский был назначен агентом Министерства финансов в Туркестанском генерал-губернаторстве и отправился в Ташкент. Главной его обязанностью являлся сбор сведений о состоянии торговли и промышленности в этом отдалённом крае. Через 12 лет Николай Фёдорович переходит на дипломатическую службу и посвящает ей практически весь остаток своей жизни, до февраля 1904 года, когда уходит в отставку и поселяется в Ташкенте.Там, в 1908г., и окончилась его земная жизнь.
Петровский чрезвычайно много сделал для усиления русского политического и торгового влияния в Кашгарии. Придавая огромное значение негласному сбору информации, им была заложена основа разведывательной деятельности с привлечением агентов из местного населения, которые действовали в Кашгарии, афганском Бадахшане и при гиндукушских княжествах.
Николаем Федоровичем был составлен интереснейший документ. Это “Программа наставления и вопросов среднеазиатским туземным разведчикам, посылаемым для собирания политических и других сведений”. “Блестящий знаток азиатских реалий, обычаев, быта и нравов” в этой программе выстраивает “эффективную систему доверительных отношений с весьма пестрым по составу и уровню образованности местным агентурным контингентом”.
“Вы отправитесь по такой-то дороге, — наставлял Петровский — через такие-то города и места. Поезжайте не скоро, не тихо, а так, по тем переходам, как ходят караваны и ездят все путники. Старайтесь хорошо запомнить названия переходов и самую дорогу, по которой поедете, т. е. города, селения, реки, перевалы, которые вы на ней встретите. Все это нам нужно знать, чтобы исправлять и составлять карты всяких земель”. А дальше шли подробнейшие инструкции как добывать нужные сведения, не вызывая подозрений.
К наставлениям прилагался вопросник из 70 пунктов, начинающийся с “как называется страна, куда вы были посланы” и заканчивающийся “Не случалось ли войн, бунта, прихода чужих войск, присылки оружия, пушек, пороха, открытия заговора, приезда послов, казни родственников владетеля, приближенных к нему людей или других важных лиц”.
Впрочем, военные высказывались о Программе весьма скептически. Несмотря на то, что Военно –учётный комитет Главного штаба отпечатал программу, на практике она не нашла применения.
Будучи сам пытливым исследователем Петровский, оказывал большое содействие российским и европейским путешественникам по Кашгарии и сопредельным территориям. Был лично знаком и находился в переписке с Н. М. Пржевальским, Б. Л. Громбчевским, Г. Е. Грумм-Гржимайло, шведом Свеном Хедином, британцамиАурелом Стайном,ФрэнсисомЯнгхазбандом и другими.
Иностранные путешественники отмечали “всемогущее влияние” на местные власти русского консула, казавшегося подлинным властителем Кашгарии, — “кашгарским падишахом”.
“В Кашгаре есть два начальника, — говорил Свену Хедину глава местной китайской администрации (даотай) Шань, — я и русский консул”.
Кроме защиты торговых интересов России в Восточном Туркестане, Николай Фёдорович уделял внимание и политическим вопросам. С некоторыми донесениями консула знакомился лично император Александр III. Британцы же считали русского консула «одним из самых осведомленных в нюансах мировой политики людей».
Николай Фёдорович осуществлял дипломатическое прикрытие борьбы за Памир, став одним из главных созидателей победы России в этой схватке. По горьким воспоминаниям британского консула Дж. Макартни, английское влияние в Кашгарии, в результате деятельности Петровского, сошло практически на нет.
Именно при Петровском в Кашгаре стала действовать постоянная резидентура русской военной разведки, которая состояла из прикомандированных к консульству офицеров Генерального штаба. Первым таким офицером и стал капитан Л. Г. Корнилов.
Продолжение следует
Источники:
1. Корнилов Л. Г. Поездка в Дейдади // Добавление к «Сборнику материалов по Азии». СПб. 1902. № 6
2. Лемке М. Процесс 32-х // Очерки освободительного движения шестидесятых годов / СПб., 1908
3. «Вы посылаетесь в страну, которую мы мало знаем» Разведывательная «программа» русского консула в Кашгаре Н. Ф. Петровского. Документы русской истории, № 6 (60). 2002
4. Туркестанские письма Н. Ф. Петровского // Российский архив, Том XII. М. Российский фонд культуры. Студия «Тритэ» Никиты Михалкова «Российский архив». 2003
5. Свен Хедин «В сердце Азии», Москва, Ломоносовъ, 2010 г.)
На заставке: Экспедиция шведского исследователя Свена Хедина у русского консульства в Кашгаре. Фото Н. Ф. Петровского. Кашгар, 5 сентября 1899 г.
В. ФЕТИСОВ
