Бывает же так: только СМИ опубликовало статью, как молниеносно началась реакция на нее. Наутро после публикации «Дровишки в Ботаническом саду» на сайте NUZ.UZ, раздался телефонный звонок сотрудников Госкомприроды: «Мы находимся в Ботаническом саду, но не можем найти место, где, судя по Вашей статье, накануне велась рубка и Вами зафиксировано несколько свежих пней».
Подробное описание маршрута не помогло. «Мы идем по тракторной колее, но места рубки не видим. С нами – директор Сада. Он говорит, что на дрова для теплицы пилили давно спиленные стволы. В 2016 году в июле хокимият Ташкента по согласованию с Ташкентским городским комитетом по охране природы выдал Ботаническому саду разрешение на изъятие 72 высохших и больных деревьев. Срок разрешения закончился 31 декабря 2016 года. Вы уверены, что видели свежие пни?»
Я, как автор, заволновалась. Даже если нам с коллегой, с которым осматривали место вывоза чурбаков померещилось, то на фотографиях ясно видно, что пни – свежие. Неужели лесорубы успели их выкорчевать за ночь после появления заметки, отреагировав быстрее экологов?! В общем, мне предложили срочно приехать, что и было сделано в сильном недоумении. В такси размышляла. «Даже если чурбаки из давно спиленных деревьев, почему они не оприходованы в установленном порядке? Срубили – внесите в акт. Или срубленных до 31 декабря было не 72 ствола, а произвольное количество? Про то, что производственное сооружение отапливается дровами, вообще непонятно. Не колхозная же теплица! И все же, куда девались свежие пни? Пару дней назад мы насчитали их пять под снегом и опилками, предположив, что может быть и больше».
Никуда они не девались. С большой группой экологов из Госкомитета Республики Узбекистан по охране природы, Ташкентского городского комитета по охране природы и Госбиоконтроля, а также с директором и агрономом Сада, мы прошли знакомым путем. От ворот – до горки, миновав ее, свернули на колею, разбитую многократным проездом трактора и тракторной тележки, по грязи и остаткам снега выбрались к месту.
На подходе заметили пару свежих ям, очевидно, из-под выкорчеванных пней. Не исключено, что их больше под ворохами веток. Свежих пней на сравнительно небольшом участке в пару соток мы насчитали больше двух десятков. Обнаружить оказалось их не так просто. Какие-то замазаны грязью, засыпаны прошлогодней листвой и опилками. Если хорошо поискать, и их может быть больше. У обнаруженных пней измерили диаметры. Зафиксировали результаты на фото и бумагу.
В отношении возраста пней мнения разделились. Сотрудница горкомприроды предположила, что пилили до 31 декабря согласно разрешению, директор Сада сообщил, что пилить деревья закончили в августе. Большинство удивилось тому, что опилки и сами срезы сохранили первозданную свежесть. При сверке диаметров пней и диаметров стволов в разрешительных документах хокимията (определяемых, по нормативам, на высоте 1,3 метра) удивление вызвала разница в десятки сантиметров. Те ли это деревья, что хокимият разрешал пилить?
Далее заинтересовались, каким породам деревьев принадлежат пни, тем ли, что в разрешении? Директор и агроном сказали, что по пню породу определить невозможно. Не очень поверилось. Им, новичкам, вероятно, и впрямь невозможно. А для сотрудников, проработавших в Саду десятки лет и знающих каждое дерево, наверняка, не проблема. На этих двух сотках поиски пней закончились. Понятно, почему. Прибывшие по тревоге обуты не в резиновые сапоги, а по-городскому. По асфальтовой дороге отправились к теплицам.
В заметке говорилось, что из шести обогревается одна. Дрова для ее обогрева и были пару дней назад навалены у входа. Что изменилось? Нас пригласили в три, и во всех оказалось тепло. В оранжерейной теплице, где маточная коллекция, так даже очень тепло, несмотря на сквозные щели и местами разбитые окна. К сожалению, сказал директор, зимой часть коллекции погибла. Увы. Коричневые пожухшие листья и нас очень расстроили. Фикус, знакомый каждому с детства, и вовсе пожух. Этот маточник погиб навсегда или с годами восстановится? Сколько стоит в материальном выражении ущерб от потерь маточников? Наверное, дров в Саду еще не нарубили, потому не топили. А другие источники топлива не существуют?
Главная оранжерея отапливается газом. Щелей нет. Потери этой зимы минимальны. Небольшая экскурсия по оранжерее экологам понравилась. Где еще увидишь столько редкостных тропических и субтропических растений. Это – национальное достояние. Впрочем, как и весь Ботанический сад для Узбекистана. Другой такой ботанической коллекции в стране нет. По итогам ее осмотра участники составили акт. Отметили основные факты и подтвердили, что необходимо детальное изучение во исполнение природоохранного законодательства.
Мне, журналисту, предложили проштудировать природоохранное законодательство в части охраны и использования растительного мира. Это – домашнее задание. Ну что сказать. Проштудировала, и возникли дополнительные вопросы.
В новой редакции Закона РУз «Об охране и использовании растительного мира», принятой в сентябре 2016 года, есть статья 18. Похоже, благодаря ей Саду возвращен, как в былые времена, статус охраняемой территории. А еще сказано, что «ботанические сады подразделяются на ботанические сады общегосударственного значения и ботанические сады местного значения, которые образуются соответственно постановлением Кабинета Министров Республики». Сад в Ташкенте какое имеет значение – общегосударственное или местное? Нет постановления Кабмина, а от него многое зависит. Был бы и газ, и стабильное финансирование научных проектов, и достойная реконструкция, и системный контроль, а не раз в пятилетку из-за резонансной заметки в СМИ.
Кто осуществляет госконтроль в области охраны и использования растительного мира? Ответ в статье 24 закона: Государственный комитет Республики Узбекистан по охране природы, органы государственной власти на местах. Кто выдает разрешения на рубку? Ответ не в Законе, а в Постановлении Кабинета Министров «Об урегулировании использования биологических ресурсов и о порядке прохождения разрешительных процедур в сфере природопользования». Постановление принято двумя годами раньше, в 2014-м, до принятия новой редакции Закона.
Как принято, в законодательном акт в начале даются определения основным понятиям. Объясняется, что такое квота, ботаническая коллекция, окультуренные растения. Но объяснение понятию «санитарная рубка» отсутствует. Документы разрешительного характера выдают органы государственной власти на местах – хокимияты. Роль Госкомприроды и ее подразделений сведена к согласованию. Что понимают под «санитарной рубкой» в хокимиятах, трудно догадаться. Результат налицо в городах и весях Узбекистана. Рубка деревьев и обрезка стволовых веток – запредельные.
Иногда при выдаче разрешений на изъятие растений требуется заключение Академии наук. Но такое академическое заключение не предусмотрено для деревьев и другой растительности ботанической коллекции.
Для прозрачности действий пунктом 66 этого же постановления «Об урегулировании использования биологических ресурсов и о порядке прохождения разрешительных процедур в сфере природопользования» предусмотрено, что «уполномоченные органы ведут реестры выданных разрешений и размещают их на своих официальных веб-сайтах». От хокимиятов этого не дождешься, хоть они и главные в деле. Нет прозрачности.
Вот и в истории с Ботаническим садом из-за этого непонятки. Был бы реестр, сколько б времени сэкономили серьезные люди. Прочли бы в открытом для всех электронном реестре описание каждого дерева под сруб, в чем «провинилось», где его местоположение. Это бы упростило контроль. И тогда вряд ли стали рубить Сад на дрова и иные нужды. Хоть и переименовали его недавно в «предприятие», это ведь абсурд.
НАТАЛИЯ ШУЛЕПИНА
.
Почему вообще хокимиятам дают власть принимать решения в сферах, в которых он не компетентны? Есть же для этого профильные министерства. А хокимияты вообще не выполняют свои обязанности.
почему хокимиятам отдали власть принимать решения в сферах, в которых они не компетентны? Есть же для этого профильные министерства. А хокимияты вообще не выполняют свои обязанности. Только создают бюрократию.
Раньше ботанический сад был гордость, а теперь стал позором. Через несколько лет от него ничего не останется и город станет окончательно пустыней каменной. Пора покупать кислородную маску, чтобы не дышать выхлопами города. Очень печально, что им там всем не вставят глубоко, чтобы вернули и достояние наше и перестали деревья в городе рубить. Нечем топить областям, тогда продавайте им завезенный уголь по адекватной цене. Обидно, слов нет.
Спасибо неравнодушному журналисту Наталье Шулепиной. Благодаря таким людям у нас и будет что-то двигаться.
Странная ситуация. Бываю в Ботаническом саду каждую неделю, точнее каждые выходные, а иногда и в будни. Помню это время. Как раз выпал снег, много снега. Снег был мокрый и тяжелый. А на следующий день вышло солнце и снег стал еще тяжелее. Многолетние деревья не выдерживали такой массы и ломались, елки клонились к земле. Я лично освободил от снега около 50 молодых елок. Однако большие деревья освободить от снега не получилось по понятным причинам, поэтому они падали и ломались на глазах. Появление журналистов застало врасплох сотрудников сада и они почему-то это не упомянули, странно, хотя это факт. Ботанический сад преображается на глазах, хотя хотелось, чтобы так фанатично больше не вырубали все, так как вся местная живность может уйти или погибнуть от орлов. И еще одна беда — дикий лук. Если не начать его уничтожать, через несколько лет он станет огромной проблемой. Особенно его много в северной части.