Казы-махалля

Название Казы-махалля пошло в лихие девяностые, а раньше она называлась имени Фирдоуси. Именно после развала Союза тут активно занялись данным промыслом – изготовлением конской колбасы и этот деликатес появился в меню многих ресторанов мира. Кстати, за высокую калорийность московские остряки прозвали её «сексуальной» колбасой.

Дело это было весьма выгодным. В Россию партиями посылали казы, а оттуда в Ташкент перегоняли подержанные иномарки. В махалле водились такие крутые тузы, у которых на пастбищах паслись табуны по двести голов.

Казы делают так: провяленные мясо и жир с помощью широкой воронки впихивают в конские кишки и завязывают прочной бечёвкой.

Но у лошади на казы своих потрохов не хватало, поэтому кишки привозили на «КамАЗах» из конезаводов России. Их засаливали в больших пластмассовых бочках, закрывали крышкой и закапывали в землю. В течение года эти потроха уходили в расход.

Вот такие были масштабы промысла!

А лошади интуитивно чувствуют приближающуюся кончину. За день до смерти они испускают крупные слезы. Глядя на бедных животных, с горечью осознаёшь, что человек – самое кровожадное существо на свете!

Как правило, у мясников — короткий век, ведь Всевышний видит всё и распоряжается по своему усмотрению.

Раньше мы жили на Джар-куче, на Шейхантауре. Потом уже, в 1958 году, переехали в Казы-махаллю, где папа построил большой дом. Он купил здесь участок у сестры моей матери. В этом доме я живу и сейчас.

Нашими соседями в махалле была семья Марзиё-опы, родной сестры моей бабушки. Её муж – Абдураззок Саидханов работал в наркомате пищевой промышленности. Утром за Абдураззок-ака приезжал фаэтон, и он уезжал на нём на работу.

Но я застал его уже седым стариком. За белизну волос, которые росли по бокам сократовского лба, мы его звали Опо-дода – Белый дедушка. Помню, как он целыми днями сидел на тахте в тени старой разросшейся вишни и читал суры Корана. Любил он и русскую классику — Тургенева, Толстого, Пушкина. Свои книги, как сокровища, он хранил в старинном сундучке.

В махалле, среди сверстников, он был самым грамотным, или как нынче модно говорить — продвинутым. Опо-дода хорошо знал русский язык.

Соседи, бывало, обращались к нему с просьбой написать письмо о помиловании осужденного родственника. Он никому не отказывал, но долго и дотошно расспрашивал обо всех обстоятельствах. И ни одно его прошение не возвращалось из Москвы без ответа.

Опо-дода был веселый человек. Поймав напроказившего внука, он крепко держал его за ухо, и, делая страшные глаза, брал большой кухонный нож, и водил его тупой стороной по уху малыша:
— Отрежу!

А у Рамиза из глаз фонтаном брызгали слезы и он истошно орал:
— Фашист!

Вот так он воспитывал внуков.

Таким же большим оригиналом был и отец Рамиза – Вахоб-ака. Всегда жизнерадостный и неунывающий, он любил детей. Однажды, когда я был маленьким, он трижды подбросил меня высоко в небо и… дважды поймал. По-моему, именно после этого случая я стал оригинально мыслить.

Когда мы переехали в Казы-махаллю, по всей округе были клубничные поля. Это был дачный район Ташкента. А три двора – наш, Опо-дода и Вахоб-ака были объединенными. Вот где был простор для детских проказ. Ох, и резвились мы!

В этом же доме в 1959 году родился Эркин. Первый внук папы и будущий чемпион московской олимпиады 1980 года. В своей, как он любил шутить «водно-половой» команде Эркин был самым резвым. В блистательной победе советских ватерполистов над командами Югославии и Венгрии, есть и его вклад.

Он с детства был неуемный. Помню, сосед Галимжон-ака, живший напротив, посадил около дома вишни. Эркин вышел с секатором, насаженным на длинную палку, и, недолго думая, обрезал все саженцы под «нулевку».

Как-то мама послала меня за томатной пастой в овощной магазин, который находился на Новомосковской, за памятником Куйбышева. Дала пятнадцать копеек и зеленую эмалированную кружку. Эркин увязался за мной. Купили мы пасту, я вручил ему кружку:

— Неси, салабон!

Идём. Я впереди, он — сзади. Пришли домой, а кружка – пустая. Вылизал он всю пасту подчистую. Кружка сверкала так, что казалось, муха не раз не сидела на ней.

Но не зря народная пословица гласит, что озорной ребенок с годами становится благоразумным.

В жизни он состоялся. И я думаю, мы еще услышим о нём.

Помню, у нас в семье была стиральная машина «Киргизия», а к ней прилагался атрибут — деревянные щипцы для белья. Так вот, как в той поговорке «Гоняли городских по пляжу», я бегал за Рамизом и его братьями и этими щипцами старался ущипнуть их чуточку ниже спины.

Это было неимоверно больно, и они развивали сначала первую, потом вторую и, в конце, третью космическую скорость…

Сохранился снимок, на котором в безмятежном детском возрасте запечатлены Бахритдин (он же в бытность Коравой), Алишер Хамрабаев и Рамиз. Алишер был любимым и единственным сыном академика Иброхима Хамрабаева, который многие годы возглавлял Институт геологии и геофизики Академии наук Узбекистана.

За открытие золоторудного месторождения Мурунтау в 1966 году он был удостоен Ленинской премии. Утром за ним приезжала машина.

Он выходил из дома и, увидев соседа, сначала шёл поздороваться с ним, а потом уже садился в машину.

В 1999 году, когда меня наградили орденом «Мехнат шухрати», мне позвонил Алишер: «Рустам-ака, с тобой хочет поговорить папа».

Академик поздравил меня с наградой, пожелал дальнейших успехов. Было приятно услышать такие теплые слова от ученого с мировым именем.

Помню, когда подвернулось новенькое «Жигули» у меня чтобы его купить не хватало $ 500. Узнав об этом, Алишер зашел домой и вынес мне деньги: «Отдашь, когда будут».

Как и Иброхим-ака, он был добрейший человек.

Алишер ушел из жизни нелепо и рано, ему было всего 48 лет. Его мать жаловалась, что шелест опадающих листьев с орешины не даёт ей уснуть. И он полез на дерево, стал длинной палкой сшибать листья. Поскользнулся и упал спиной на турник. Алишер был тучный, весил более ста килограммов. Он умер через три дня, 18 октября 2007 года в реанимации, так и не приходя в себя.

А был ведь не последним человеком в республике: курировал в Кабмине геологический комплекс страны.

…Отец и сын покоятся на кладбище Минор. Над могилой академика установлено окаменевшее дерево, которое когда-то украшало парадный вход в его институт на улице Сулеймановой.

В 2012 году я заказал моему другу художнику Рустаму Базарову картину «Свадьба». Эта одна из самых значительных работ в моей коллекции. Все персонажи в ней – близкие и дорогие мне люди.

Так, в роли жениха – Эркин, поэтому над молодожёнами изображены не обручальные, а олимпийские кольца. Есть тут и Алишер и Рамиз, вот они рядом со мной.

Мой папа – Махмуд-ака – почему-то очень любил Рамиза.
— Иди ко мне, сынок, — звал он его и сажал на колени. Просил маму вынести припрятанные сладости. Рамиз зажимал в руках конфеты, а мы с Халидой из-за угла веранды угрожали ему кулаками.

Это сейчас он стал выше меня на голову.
А родился он семимесячным. Рахима-опа разрешилась им прямо в приемной родильного дома.

Так он спешил на белый свет! Она выходила его курдючным салом. Свежий, теплый кусочек жира заворачивала в марлю и клала ему в рот.
Вот и вымахал на этом.

Встречаясь с ним, у нас традиционный диалог:
— Мало я колотил тебя в детстве!
— Теперь уже поздно, — с усмешкой отвечает он, глядя на меня сверху вниз.

Но в душе он остался добрейшим парнем. Однажды Рамиз здорово помог мне. В 1989 году, в Сурхандарье, познакомился я с председателем колхоза — Очилды Бабамуратовым. Выдвинули его кандидатом в народные депутаты страны. Тогда я подготовил о нем материал, помог составить предвыборную программу.

И надо же, в феврале 1990 года стал он депутатом!

Мы подружились. Обещал он мне помочь с приобретением автомобиля. В те годы это было сложное дело, а мне для работы так его не хватало. Я много снимал на широкую пленку «Хассельбладом». Это та самая шведская камера, которой американский астронавт Нил Армстронг фотографировал на Луне.
Ее линзы давали такой четкий рисунок, что на метровом портрете каждый волосок был словно выгравирован иголкой. Но комплект с оптикой весил 14 килограммов, плюс еще штатив. И приехав на съемку, я думал не о творчестве, а о том, как с этим багажом буду возвращаться в гостиницу.

Однажды приезжает Очилды в Ташкент, на очередную сессию. Вижу, он не в духе, спросил, какие проблемы?- Фанта нужна. 1000 бутылок.
— Ты что, ресторан решил открыть?
— Нет, сына хочу женить. Вот тогда я обратился к Рамизу. А он в ту пору работал экспедитором на Кибрайском комбинате безалкогольных напитков.
— Дай тысячу рублей, — сказал он. Дал я ему деньги, а на следующий день он привез и выгрузил во дворе 40 ящиков фанты — это 1200 бутылок.

В общем, не взял он с меня ни копейки.

Я позвонил Очилды. Прислал он машину ГАЗ-53, а с шофером — 400 рублей. Заказал еще тысячу бутылок минералки. Искал я воду по городу долго, нашел у одного знакомого завмага.
Упаковали мы напитки брезентом, повезли в Сурхандарью. Четырнадцать часов тряслись в пути. Привезли. Очилды сияет от радости. На следующий день, провожая меня в Ташкент, он протянул три тысячи:- За фанту. Я не взял: «Это от меня туёна!»

То есть подарок на свадьбу. Удивился Очилды. Прошел месяц.
Звонит:
— Приезжай. Есть «Запорожец». В термезском аэропорту встретил меня Турсунали Кузиев, был он тогда председателем Фонда культуры Сурхандарьинской области. Приехали мы с ним к Очилды. Дастархан накрыт, сидим, неторопливо беседуем.

— В эту машину ни одна приличная баба не сядет, — говорю я ему. — И я тебя буду возить по Ташкенту к знакомым, не стыдно? Сделай хоть «Москвич»…
— Слушай, — отвечает Очилды, — ты хочешь, чтобы колхозники устроили собрание и сняли меня с должности?
И Кузиев убеждает:
— Бери, Рустам, бери! Это будет твоя первая машина – учебно-тренировочная. Научишься ездить!
Закрыл я глаза и дал пять тысяч рублей. А на следующий день вкатили во двор Очилды новенький «Запорожец». Только по дороге из базы «приделали ножки» левому зеркалу заднего вида и радиоле.

А Очилды вернул мне сдачу – 600 рублей. На эти деньги машину оформили на меня, а также я получил транзитные номера и сделал «пловешник».

Водить машину я не умел и вызвал из Ташкента друзей, мы перегнали её домой. Потом уже, безлюдными вечерами, у себя в Казы-махалле я осваивал езду. Учился плавно трогаться, переключать скорости, оставлять между колес колдобины. Овладев ездой, я осмелел, стал выезжать в город. Водительских прав у меня не было, я вкладывал в техпаспорт красную «десятку» и старался ездить, не нарушая правила.

А за несколько лет до этого я учился в спортивно-техническом клубе. Я пришел туда, долго рылся в архиве, весь перепачкался в пыли, но нашел свои документы. Через какое-то время я сдал экзамены и получил права.

Вот так я стал автомобилистом.

Однажды еду и чувствую, что машина сама по себе набирает скорость. Не понял в чём дело. Потом случайно взглянул в зеркало заднего вида. Оказывается, Рамиз уперся своим «мерсом» в хвост моего «Запорожца» и как легендарный Виктор Талалихин таранил мою машину.

Рамиз ухмылялся. Видно вспомнил те щипцы от стиральной машины «Киргизия». Но за этот доблестный поступок звание Героя ему не присвоили.

Он, как и Эркин, с детства был шустрым. Помню свадьбу моего друга Бахтиера. Мы гурьбой вернулись к нему домой после куев-оши у невесты, где поели свадебный плов, и тут обнаружилось, что у жениха исчезло обручальное кольцо. Видимо, он обронил его во время ошатиш, когда угощал друзей пловом с рук.

Вот тогда Рамиз стремглав помчался к невесте, нашел кольцо в блюде с пловом и принес жениху. И хотя он закончил в коридорах восемь классов, но благодаря своей сметливости и широте души в жизни добился много.

И под занавес еще один эпизод. Стоит Рамиз у калитки в позе Наполеона. Из дома шаркая своими кривыми ногами, выходит его старший брат – мясник Коравой. У него под мышкой завернутые в тряпку топор, безмен и ножи – сосед попросил зарезать барана.

Рамиз с ехидцей бросает в след:
— Ну что, палач, на работу пошел?

И тут же выдает мне анекдот в тему: «Приходит палач домой, бросает в угол тяжеленный мешок. Жена, накрывая ужин, спрашивает:
— Что это?
— Да так, «левак» по дороге подвернулся…»
А на мое высказывание, что он без юмора «с душком» не может, Рамиз отвечает:
— У мужика всё должно быть чёрное: туфли и «Мерс», костюм и мысли.

Да, мало я его колотил в детстве!

Весёлая, однако, у нас Казы-махалля, второй такой на свете не сыщешь.

Р.ШАГАЕВ
фото автора