Эпоха Возрождения

Я видел выдающихся людей. Встречал и чудаков. За первыми – успех и признание, за вторыми – мечты и проекты. Петр Стальбовский похож и на тех, и на других…

Мы встретились в одной из кофеен в центре Ташкента. На террасе было по-осеннему свежо, но холод его не брал. А я утеплялся, как мог.

Впервые я услышал о Петре год назад. Мой друг Помидор вернулся с гор Чимгана пораженный. Его рассказ не укладывался в моей голове: фотограф и скульптор Петр с друзьями сажает лес в Чимгане, в 80 км от Ташкента.

Весной я пошел на встречу энтузиастов Чимганского леса. Нас оказалось четыре человека – в трехмиллионном городе.

Летом мы случайно пересеклись на забеге на Большой Чимган. Петр победил с результатом 1час 46 минут, уступив мировому рекорду одну минуту. Мы с Помидором добежали до вершины за четыре с половиной часа.

А этой осенью в компании гроссмейстера из Франции и других шахматистов я отправился в Чимган копать лунки для будущего леса. Молодых деревьев там было немного, людей тоже.

В то утро в горах выпал снег. Мы с друзьями поднимались вверх, одетые в зимние куртки и ботинки. Нас встретил Петр в футболке, шортах и сандалиях на босу ногу.

Активно поработав полдня, мы дня три-четыре отходили от усталости. Пахать землю руками – хорошо забытое дело.

И вот наш разговор:

– Город, где мог бы пригодиться, я еще не нашел. Как и занятие.

Первой же этой фразой Петр меня огорошил. Я пришел брать интервью у героя, а тут…

– Мне интересно сажать лес. Я хотел бы поработать на природу.

За соседним столиком курят, и Петру немного неуютно.

– Сколько тебе лет?

– Мы переходим к анкетированию. Это рамки. Человека определяют цели и опыт. Желание жить. Напиши, что мне, допустим, 25 лет. Жизнь на стуле – она очень старит. Стараюсь не сидеть.

– А бег?

– Он старит меньше. Тем более ходьба. А лес – наиболее благая среда для человека.

– Откуда возник проект «Возрождение Чимганского Леса»?

– Этот вопрос отсылает нас к Ильясу Тухватуллину и Ивану Лобанову (узбекистанские альпинисты, погибшие в Гималаях в 2012 году. – М.К.). Мы проходили сборы в горах, и мечта о лесе под ногами запомнилась как последняя воля старшего тренера.

Лес – мой единственный способ отдать долг уважения товарищам. Скоро вспоминать этих людей будет нечем. Для памяти современному человеку нужно что-то вещественное, поэтому – надо что-то создать.

Вторая причина – экологическая. Я хочу сделать Чимган зеленым и показать, что в наших силах – не только забирать, урывать, – но и возвращать, класть на место.

– Ты сажаешь лес уже три года?

– Да. Смысл нашей затеи – воссоздать дикую природу. Для человека, для ташкентца. Хотя бы ментально, как опыт, что человек может не только брать. Я пока в том возрасте, когда могу что-то сделать для людей

– А ты не боишься, что и через двадцать лет там ничего не будет?

– Боюсь. Переживаю, что мое поражение может дискредитировать идею. Но, как говорят, трус умирает сто раз. Делай что должен, и будь что будет.

…Наш лес – это город. Для птиц, мелкой живности и даже для крупного зверя. Но он и для людей.

– Сколько дней в году ты в горах?

– Немного. Эту работу можно делать наездами на посадках. Вот поливальщик там должен быть июль, август и сентябрь. Сейчас в горах уже лежит снег. Высадки этой осенью не будет.

– Что нужно для прорыва?

– Поменять менталитет, чтобы такой замысел выглядел нормой. В Европе это не было бы горячей темой. Там государство занимается экосферой, люди работают за плату.

Проект требует усилий. Де-юре Чимган – заповедный. Это природный парк. Де-факто – его разворовывают, думая только о ближайшей выгоде.
Дерево трудится, растет, переживает зиму. Это дикая природа. Но хватает пяти минут, чтобы его ободрать, как липку. Конь оботрет свои бока, полные паразитов, – и все. Отношение людей что к растениям, что к животным – одинаковое: мы только потребляем. Много проектов, которые ничего не дают, кроме нескольких фотографий. Авторитет у экологов еще ниже, чем у юристов. И это бьет по тем, кто заботится о природе.

– Ты вегетарианец…

– Убивать кого бы то ни было – плохо. В отличие от животных, мы добываем столько еды, сколько не съедаем. Не хочу что-то советовать, но я просто недоумеваю. Животное – такой же гость на планете, как и мы. Если нет природного конфликта, когда «или-или», то убивать животных – преступление.

В Индии восемьдесят процентов жителей – вегетарианцы. И если бы они ими не были, их скот съел бы всю зелень под ногами, и Индия давно стояла бы на песчаной, каменистой гальке. И для нас опасность преуменьшать нельзя. Мы теряем наши горы и пастбища. Например, в этом году я сам видел, какие массы ферганского скота пришли к нам.

– Но, кажется, за последние сто лет мир сильно продвинулся в плане экологии?

– Конечно. Хотя мы не сделали революции – мы просто стали немного щадить природу.

– У тебя есть план?

– Не знаю. Я щедро разбрасываюсь временем, и это очень плохо. Деньги вкладываю, пусть и небольшие. Был бы миллионером, мы бы уже что-то сделали.

…Противоречие: я, русский, кубанский казак,– сею в Узбекистане, а пожну ли? Имею ли я отношение к этой мельнице?

– Но ты ведь сажаешь?

– Если я один, то этого мало…

Мы простились. А вопросов осталось не меньше, чем ответов.

Муртас Кажгалеев.