Глава пятая
Однако, первоначальный план оказался сразу же нарушенным. Караван, по каким-то причинам, не смог выйти вовремя и Валиханов, ожидавший его в полной готовности в степи, в окрестностях Верного, оказался в довольно затруднительном положении. В своём письме Гутковскому он описал своё состояние в весьма ярких красках:
«Милостивый государь Карл Казимирович!
Казалось, что все было устроено хорошо, но вышло напротив. Дело мое принимает прескверный оборот, Гирей устроил все прекрасно: я купил двух лошадей, сшил платье, белье и нашел товарища из киргиз Каркаровского округа, но остановка стала за караваном, что менее всего я ожидал, судя по Вашим словам. Возможность, что караван может опоздать, занимала меня более всего, но Вы совершенно отрицали этот пункт.
Вот уже 8-й день, как я живу у Гирея. Аулы все ушли в горы, только его юрта торчит на берегу Аксы, о караване же нет ни слуху, ни духу. Я все еще надеялся: думал, — вот подъедет завтра или послезавтра, но и надежды на будущее совершенно рушатся. Гирей был сейчас на пикете, видел татарина, едущего из Семипалатинска в Верное, и узнал, что до 23-го числа не вышел никакой караван. Оставаться мне более у Гирея нельзя.
Кругом ходят воры и уже по моей милости успел потерять трех лошадей; через несколько дней будет и Гасфорт — нужно избегнуть с ним встречи. Ехать вперед по пикетам нельзя: вы увезли все регалии и подорожную. Остается одно: сделать превращение и ехать по степи на Семипалатинск. Предприятие это довольно опасно: могут схватить казаки и представить в Приказ, как бродягу, или же киреевцы могут ограбить и отправить в виде Адама, изгнанного из рая. Но я решился на это. Воля Аллаха да будет! Да, Карл Казимирович, настали тяжкие дни скорбей и испытаний. Я должен буду день скрываться где-нибудь в камнях, подобно филину, а ночью рыскать, как барантач[1]. Это все еще ничего: что я буду есть? Со мною нет ничего: ни огнива, ни кремня, ни хлеба. […] Скажите, ради Бога, где ваш караван?
Поймите мое положение: что мне делать? Как же вы не обратили внимание на самый главный пункт, на слона: где ваш караван, вышедший по достоверным известиям 15 числа из Семипалатинска. Все было бы отлично, дела мы вели хорошо. Все было замаскировало. Ни один мудрец киргизский не постигал хитрости и вдруг… Обрываюсь, обрываюсь жестоко. На чем же? На приходе каравана! Прощайте. Сегодня я исчезаю. Что будет — ведает никто же, как Бог»[2].
Без малого месяц, — двадцать четыре дня, — Чокан скрывался в степи, когда, наконец, 28 июня 1858 года караван наконец пришёл и он смог к нему присоединиться. В этот день временно исчез русский офицер Валиханов, а на его месте появился кокандский купец Алимбай. Позже, в своём отчёте разведчик писал: «…28 июня я присоединился к каравану на урочище Карамула, в 30 верстах от г. Копала. Караван был снаряжен семипалатинскими азиатцами и принадлежал 7 лицам.
Походный состав его был следующим: 1 караван-баши, 7 приказчиков и 34 человека прислуги. При караване было 6 походных юрт, верблюдов 101, лошадей 65 и товаров на 18 545 руб. сер. После совещания с караван-башей я принял имя Алимбая и назвался кокандским подданным, сыном маргеланского выходца. В качестве родственника караван-баши я получил в свое управление отдельную часть и одну походную юрту. Для предупреждения-разногласия членам каравана было объявлено мое новое имя и происхождение»[3].
На всем протяжении путешествия Валиханов делал зарисовки и вёл дневник, который он спрятал в тайнике, перед тем как въехать в китайские владения. «Тороплюсь, – записывает Чокан, – дневник сейчас зарывается в землю, если бог возвратит нас живыми и здравыми, не испортит сырость, опять покажем белому свету. Поручаю тебя Аллаху, до свиданья».
Путь каравана лежал через киргизские стойбища, и поскольку Валиханова могли там узнать, пришлось принять все необходимые меры предосторожности. Вот, что пишет сам “русский разведчик под прикрытием”: «Я со своим кошем попал случайно в аул киргиза, прежде знавшего меня очень хорошо. Вследствие этого в продолжении двенадцати дней, которые мы стояли в его ауле, я должен был, чтобы не быть им узнанным, не выходить из своей палатки, под предлогом болезни»[4].
Но несмотря на все предосторожности слух о том что в составе торгового каравана едет засекреченный русский агент всё же распространился среди киргизов и это ставило под сомнение успех, с таким трудом подготовленной операции. «Между дикокаменными киргизами вскоре после прихода нашего каравана», — пишет Валиханов, — «распространился слух, что мы идем в Кашгар и что в караване есть русский офицер. Замечательно, что слух этот распустили ташкентцы, приехавшие из Кульджи, — следовательно, он в Кульдже был в ходу и, по всей вероятности, доходил до сведения илийских властей. Молодой ташкентец из нашего каравана, имевший в своей юрте железную кровать и самовар, был признан киргизами за лицо подозрительное. В Бугу в это время было много кашгарских торговцев, которые все это слышали и, конечно, с добавлениями, до «которых киргизы большие охотники»[5].
27 сентября 1858 года, миновав Заукинское ущелье и озеро Иссык – Куль, караван с русским разведчиком достиг, наконец, границы с империей Цин, впереди лежала китайская провинция Синьцзян. Проделанный путь оказался весьма нелёгким. При переходе через крутые, заснеженные хребты пала большая часть верблюдов, из сотни голов осталось лишь тридцать шесть. Несколько раз пришлось отбиваться от разбойников, поджидавших и грабивших караваны на торговом пути. Об одном таком нападении можно прочитать в дневнике Валиханова: «Кокандцы напали на караванные стада и отбили 300 баранов. Кашгарцы вступили в драку, вооружившись кольями от своих шатров, и очень скоро обратили в бегство кокандцев»[6].
На границе, по счастью, никаких сюрпризов не было. Заменявший пограничного офицера бошко (китайский чин, имевший золоченый шарик[7]) дал разрешение каравану двигаться дальше. Казалось и дальше всё будет идти без неприятностей, но успевшие раньше прибыть в Кашгар купцы распространили слух, о русском шпионе, который вот-вот должен прибыть в город. Доносчики утверждали, что в караване Мусабая находится несомненно русский офицер, который не только выведывает военные тайны, но и, страшное дело — «спит на железной кровати». Это был, конечно, весомый аргумент.
Думаю усердность кашгарских купцов объяснялась отнюдь не политикой и патриотизмом, а просто возможностью устранить конкурентов. Как сейчас говорят: ничего личного, просто бизнес. Китайские военные власти встревоженные этой информацией отправили навстречу каравану где находился “кокандский торговец Алимбай” группу чиновников для проверки, а на городских стенах усилили стражу. Над русским разведчиком нависла смертельная угроза. Но, вновь всё обошлось. Несмотря на то, что при въезде в Кашгар весь товар был тщательно осмотрен, а люди подверглись жёсткому обыску, подарки пограничным чиновникам решили вопрос: 1 октября 1858 года разрешение на въезд было получено, и караван Мусабая был впущен в город.
Первое, что увидел Валиханов проехав городские ворота, была дорога в виде аллеи из установленных шестов, на которых висели клетки с головами казненных. На площади города Валиханов увидел пирамиду из человеческих голов, отрубленных по приказу жестокого тирана. В этой пирамиде находилась и голова Шлагинтвейна.
Вот в таких страшных декорациях началась секретная операция Русского генерального штаба.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Ворота Нового города, или Янги-Шахара, близ Кашгара. 1870-е годы. Гравюра Барабон, по рисунку Доссо
[1] Разбойник.
[2] Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985, стр. 142-143.
[3] Записки Императорского Русского Географического Общества т. IV, СПб., 1868
[4] Там же.
[5] Там же.
[6] Там же.
[7] Шарики показывали ранг чиновника. Так, шапка чиновника 1 класса украшалась рубиновым шариком, чиновника 2 класса — коралловым шариком, 3 класса — сапфировым; головной убор чиновника 4 класса украшался шариком из опала, 5 класса — белым прозрачным, 6 класса — матовым. Чиновники 7, 8 и 9 классов имели на шапках бронзовые шарики. Для провинившегося чиновника существовало и наказание — на время с его шапочки снимали шарик.
