Из цикла «Туркестанские генерал-губернаторы»
Ташкент был в то время крупнейшим городом Центральной Азии. Здесь проживали около 100 000 человек. Окружённый крепостными стенами, весь в садах и виноградниках он славился своим богатством и процветанием жителей. До 1808 года Ташкент был независимым государством, но затем оказался под властью Коканда.
Издавна, между Ташкентом и Российской Империей существовали экономические связи. Богатые торговые семейства города были бы не прочь сменить кокандское правление, с его непомерными налогами и перейти под власть России.
Однако, в вопросе завоевания Средней Азии и, в частности, взятия Ташкента в российском правительстве единой точки зрения не было. Это нашло своё отражение в докладе “О дальнейших видах наших в Средней Азии”, составленной двумя министрами: иностранных дел и военном. В нём говорилось: “При обсуждении этого вопроса, прежде всего является мысль, что в настоящее время дальнейшее распространение наших владений в Средней Азии не будет согласно ни с видами правительства, ни с интересами государства”[1]. Отказываясь от дальнейших завоеваний, оба министра полагали необходимым установить границу соответственно с территориями, которые занимали войска к осени 1864 года. В МИДе совместно с Военным министерством было составлено циркулярное письмо для сообщения иностранным державам, в котором говорилось, что Россия не намерена расширять в дальнейшем свои владения в Средней Азии. На самом деле Милютин не разделял этой точки зрения. В своих воспоминаниях военный министр писал в отношении этого циркуляра: “При этом высказана была, — совершенно напрасно, — надежда на то, что с занятием в последнее время некоторых пунктов для лучшего устройства нашей пограничной линии с Коканом, мы стали в такое положение, что далее выдвигаться вперед уже не будет надобности, потому будто бы, что, оставив за собой степное пространство, занятое одним кочевым населением, мы теперь вошли уже в соприкосновение с населением оседлым, имеющим уже некоторое гражданское устройство. «Имея своими соседями подобные государства, — говорилось в депеше, — мы, невзирая на отсталость их в цивилизации и непрочность политического их положения, можем все-таки питать надежду, что правильные сношения со временем заступят, к общей выгоде, место постоянных бес-порядков, препятствовавших доселе преуспеянию этих стран…».
Надежды эти были совершенно призрачны; по крайней мере со стороны Военного министерства не было таких иллюзий. Можно только сожалеть, что Министерство иностранных дел постоянно прибегало к подобным успокоительным заявлениям и тем связывало себе руки в дальнейших действиях. Факты, совершавшиеся вслед за тем, почти сами собой, без ведома высшего правительства, всегда опровергали только что данные дипломатические обещания и давали повод нашим противникам укорять нашу политику в коварстве и вероломстве”[2].
Милютин решительно осуждал стремление Горчакова “оправдаться перед Европой, — в первую очередь перед Англией, — в отношении действий России в Средней Азии. Так в ответ на письмо Директора Азиатского департамента российского МИДа Стремоухова[3], военный министр писал: “Не надобно только в Лондоне бояться их, не надобно просить извинения перед английскими министрами за всякое наше продвижение вперёд. Они не церемонятся перед нами, завоёвывая целые царства, занимая чужие города и острова, и мы не спрашиваем их, зачем они делают это”[4].
Решительным противником активных действий в Средней Азии, а также взятия Ташкента был министр финансов М. Х. Рейтер[5]. Он полагал, что война потребует слишком больших расходов, которые при настоящем состоянии финансов невозможны.
Горчаков же хоть и продолжал отстаивать свою позицию вплоть до 1865 года, тем не менее в инструкции МИДа оренбургскому генерал-губернатору Крыжановскому, — утверждённой Александром II, — просил ни в коем случае не допустить завладения Ташкента бухарским эмиром. Ещё больший простор действий давалось инструкцией данной Крыжановским Черняеву и утверждённой Милютиным. И Михаил Григорьевич, руководствуясь девизом «победителей не судят», надеясь на свою военную фортуну и «пятую колонну» в городе, 1 октября подошёл к Ташкенту со стороны Юнусабада и встал лагерем в местности Ак-Курган. Гарнизон крепости, завидев противника, занял оборону, а в Коканд был отправлен гонец с сообщением о подходе русского отряда. Кокандский правитель Султан Сейид-Хан объявил священную войну, «газават», и приказал призвать к оружию всех мужчин от 7 до 70-летнего возраста. Тем временем между ташкентским гарнизоном и отрядом Черняева началась перестрелка. Полковник Обух[6], прославившийся во время похода меткими артиллерийским выстрелами добился от Черняева разрешения на штурм ворот. После артиллерийской подготовки две роты Обуха бросились в атаку, но были встречены шквальным огнем защитников гарнизона. Штурм захлебнулся и командующему пришлось огнём из всех 12 орудий прикрыть отход штурмового отряда. При этом 18 человек погибли, 60 были ранены, двое офицеров смертельно – полковник Обух и подпоручик Рейхард.
После неудачи Черняев отступил к урочищу Минг-Урюк и разбил лагерь близ Саларского моста на Куйлюкской дороге.
Вскоре стало известно, что к Ташкенту двигаются войска во главе с самим муллой Алимкулом, регентом при малолетнем хане Султан-Сейиде. Не подготовленному к зимней
военной кампании отряду Черняеву пришлось вернуться в Чимкент.
25 ноября 1864 года к Ташкенту подошли кокандские войска, где их торжественно встретили городская знать и духовенство. Во время церемонии встречи Алимкул объявил
присутствующим о том, что бывший кашгарский владыка Валихан-Тура тоже присоединяется к газавату.
Через неделю в городе «услышали барабан, бьющий сбор на газават, — записал житель Ташкента Мухаммед Салих[7], – и войска во главе с Алимкул-ханом двинулись в поход на Чимкент. Скрытно подойти кокандцам не удалось. 4 декабря комендант Туркестана полковник Жемчужников, получив сведения, что в степи бродят какие-то разбойники, выслал на разведку отряд уральских казаков под командованием есаула Василия Серова. Казаки численностью в 110 человек были вооружены всего одной пушкой – думали, речь идёт о небольшой шайке. По дороге Серов узнал, что в селении Икан, расположенном в 25 километрах от Туркестана, находятся вооружённые люди. Он и предположить не мог, что это главные силы кокандского войска. Наткнувшись на многочисленного врага, казаки успели только занять сухой овраг, развьючить верблюдов и создать подобие баррикады из мешков с продовольствием. Оказавшись в окружении, – а это были опытнейшие бойцы, участвовавшие в обороне Севастополя, – казаки трое суток сдерживали непрерывные атаки многократно превосходившего противника. В голой степи, в лютый холод, под непрерывным огнём артиллерии уральцы стояли насмерть, дорожа каждым патроном. Военный историк Хорошхин[8] писал: «Стрельба продолжалась; однако, по внушению начальников и опытных казаков, люди берегли каждую пулю; только сохранив патроны, казаки были уверены, что удержат противника на почтительном расстоянии. Стреляли по отдельным смельчакам, которые иногда небольшими партиями подскакивали к отряду сажень на 100, и не один из них поплатился за попытку похвастаться удалью и отвагою пред своими товарищами; стреляли по орудийной прислуге, заставляя не раз менять места орудий; стреляли также по начальникам, насколько их можно было заметить по расшитым халатам, чалмам, богатым седельным уборам; напр., удалось подбить лошадь под самим Алимкулом. Огонь противника, особенно артиллерийский (а пушек у них было три), все более и более усиливался; из единорога же с нашей стороны, как для сбережения снарядов, так и по случаю порчи его – не стреляли. Так тянулся один час за другим в мучительном ожидании выручки»[9].
А помощи всё не было. Выдвинулась было стрелковая рота подпоручика Сукорко, но пробиться не смогла и, не дойдя до казаков три километра, повернула назад. Хан Алимкул, поражённый упорством русских, предложил им сдаться, послав записку: «Куда теперь уйдешь от меня? Отряд, высланный из Азрета, разбит и прогнан назад; из тысячи (!) твоих не останется ни одного, – сдайся и прими нашу веру: никого не обижу!»[10].
6 декабря, отбив 4 атаки подряд, Серов решается на прорыв. Вновь слово Хорошхину: “К часу дня все лошади были перебиты, 37 человек убито, много переранено; четыре отчаянных попытки коканцев броситься в рукопашную были отбиты, а помощи все нет, хотя, если бы она вышла утром, дошла бы до сотни…”[11]
После Иканского сражения Алимкул вернулся со своим войском в Ташкент. Причина – наступившие холода и выпавший обильный снег. Кокандская армия была по преимуществу конной и кормить лошадей стало нечем. Но, думаем, и мужество уральских казаков сыграло не последнюю роль в решении кокандцев отступить.
Понимая, что Черняев не оставит попыток овладеть Ташкентом, Алимкул тем не менее, отдав распоряжение об укреплении крепости, вместе с войском возвращается в Коканд.
В.ФЕТИСОВ
Продолжение следует
На заставке: Картина В. В. Верещагина, «Солдаты у крепостной стены».
[1] ЦГВИА, фонд военно-учётного архива (ВАУ), 36056, л. 9.
[2] Милютин Д. А. Воспоминания 1863 – 1864. М; РОССПЭН, 2003 г.
[3] Стремоухов Пётр Николаевич (1823—1885) — русский дипломат и государственный деятель, директор Азиатского департамента (1864 -1875).
[4] Дневник Д. А. Милютина, Т. 1, М; 1947 г.
[5] Рейтерн Михаил Христофорович (1820-1890), государственный деятель Российской империи, министр финансов (1862—1878), затем председатель Комитета министров (1881—1886). Действительный тайный советник.
[6] Обух Василий Васильевич (? – 1864), подполковник, нач. штаба войск За-Илийского отряда, и.о. нач. Верненской крепостной и полевой артиллерии. Нач. штаба в экспедициях Г.А. Колпаковского (1860 г) и М.Г. Черняева (1864). Отмечен за Узун-Агачский бой орденом Св. Георгия 4 ст. и «Золотого оружия» за храбрость. Во время первой осады крепости Пишпек в 1860 году батарея под командованием штабс капитана Обуха произвела уникальный выстрел — закончившийся попаданием ядра в жерло кокандского орудия и застрявшего в нем. Погиб при первом штурме Ташкента в 1864 г.
[7] Мухаммед Салих Кори Ташкенди— автор мемуаров «Тарих джадида — и — Таш кент»—(Новейшая история Ташкента). Являясь по-мусульмански образованным человеком (учился в Бухаре и Коканде). Мухаммед Салих обладал острым умом и большой наблюдательностью. Ярый защитник феодальной системы государства, активный поборник ислама, Мухаммед Салих участвовал в разных событиях,
которыми была насыщена жизнь ташкентцев второй половины XIX столетия, и дал их яркие зарисовки с натуры. Рукопись Мухаммеда Салиха Кори Ташкенди, написанная по-персидски, хранится в Институте востоковедения АН УзССР.
[8] Хорошхин Михаил Павлович, (1844—1898) — русский военный и государственный деятель, писатель, генерал-лейтенант, уральский казак.
[9] Хорошхин. М. П. Геройский подвиг уральцев. Дело под Иканом 4, 5 и 6 декабря 1864 года. СПб, 1895 г.
[10] Там же.
[11] Там же
