Коплон

Ветер пустыни играл свою таинственную мелодию словно на флейте. Задувая сквозь отверстия в сухих стеблях растений, этот вечный неутомимый странник извлекал непостижимые звуки. Среди знойного густого марева чудилось будто каменные горошины перекатываясь в глиняной трубке, трещали дробно и звонко, то словно песчинки под магическим светом луны, искрясь и перекатываясь с пологого бархана шептали, умоляя не оставлять их в бесконечном одиночестве. А может быть, это протяжный звук, рожденный где-то за горизонтом там, где каждый вечер огненно-рыжее солнце устало опускается в кипящую жаром купель, заставляет прислушаться — не колдовство ли это?

В который раз я в пустыне Кызылкум, — таинственном мире барханов и словно завороженный слушаю загадочную мелодию ветра. В который раз я приехал в пустыню для того чтобы вновь повстречаться с Коплоном — огромным псом-волкодавом схожим чем-то с мифическим сказочным существом в глазах которого, то светится древняя мудрость полная тайн и загадок, то пляшут яростные демонические огни в тот час, когда с наступлением сумерек над пустыней раздается тоскливый, протяжный волчий вой…

Мой давний приятель, казах Еркен Жалменов, с которым я знаком многие годы начиная со срочной армейской службы, является потомственным кочевым чабаном. Жизнь его в песчаном мире, где правят совсем другие законы нежели в бушующем страстями мегаполисе, подчинена иному мировоззрению по большей части преисполненному созерцанию и глубокому осмыслению окружающего пространства. Ранним утром, до восхода палящего солнца, когда пустыня все еще погружена в сон, Еркен вместе с женой выгоняет нудно блеющих овец из кошары, приторачивает к седлу коня хурджун с вяленым мясом, лепешкой, испеченной в золе, да бутылью с кумысом и гонит отару на отдаленные места пастбищ. Полусонный, покачиваясь в седле он словно плывет на коне по пескам, а рядом бежит его верный Коплон, кося на своего хозяина глазом.

Коплона ему подарил свояк, что жил и работал в отдаленном райцентре. Приехал как-то на своем запыленном, цвета хаки УАЗе и по обычаю осведомившись о житье да бытье, преподнес удивленному Еркену крупного похожего на медвежонка щенка. Чабан ахнул: вот это подарок! Да за такое чудо не жаль и двадцати, а то и больше откормленных овец отдать! У Еркена что-то около месяца назад ушла на небеса любимая Багира. Хорошая собака была, — большая, сильная преданная ему всей своей открытой словно человеческой душою. Да вот, не уберег…Сражалась Багира отчаянно с волчьей стаей, напавшей под утро на овечью кошару. Спросонья, Еркен выбежал из юрты и один за другим два оглушительных залпа из ружья. Пламя на мгновение осветило свару рядом с загоном и куча серых тел отпрянула в темноту растаяв в ней словно призрачные тени. Чабан бросился к лежавшей на песке Багире. Рядом застыв в последнем оскале лежали несколько пустынных пилигримов не сумевших уйти от грозной собаки. Но и она сама уже стекленела взглядом, успев лишь на прощание лизнуть ладонь любимого хозяина, и…друга.

…Еркен принял большого чуток покряхтывающего щенка и улыбнулся свояку:

-Ну, Кайрат, — удружил так удружил! Спасибо родственник! А то, как без рук. Сам заместо пса отару охраняю, — сил уж никаких не осталось. Проходи в юрту, — угощение выставлю, барана жирного специально для тебя выберу!

Еркен опустил щенка на песок и тот, осмотревшись вокруг, неожиданно прижался к его ноге.

***

…Шли годы. Коплон  рос день ото дня, постепенно превращаясь в большого и сильного пса. Волкодав становился хорошим помощником чабану, внимательно осматривая свои владения, не позволяя серым хищникам приближаться к кошаре. Зачастую, после позднего ужина Еркен уставший от долгих переходов, садился на порожке юрты и с удовольствием закуривая сигарету, смотрел на лежащего у его ног пса, время от времени вкидывавшего голову и глухо рычавшего в темноту. Там, где-то вдали перемежаясь, вспыхивали зеленоватые огоньки волчьих глаз, — то опускаясь, то поднимаясь вновь. Стая, страстно желая утолить голод, нещадно терзавший пустые желудки, рыскала за дальними барханами в неуемном желании добраться до заветной кошары. Но Коплон был начеку: грозный пес, повышая тональность рычания давал понять, — он не дремлет и каждого кто осмелится посягнуть на собственность хозяина ждет неминуемая и жестокая кара. Волкодав бдительно обходил кошару, осматривая каждый закуток и его упругие мускулы перекатывались под густой, короткой шерстью…

Однажды, гонимые голодом и отчаянием серые разбойники, все же отважились на вылазку. Крадучись в кромешной темноте, увязая лапами в песке, волки достаточно близко подобрались к кошаре. И едва несколько из них приготовились перепрыгнуть ограду, как Коплон напал на них, — молча и жутко. Очень скоро все было кончено. Лишь двое из восьми хищников, сумели уйти в темноту, — остальные остались лежать бездыханными, — тут же у кошары.

Коплон, припадая на левую лапу, тяжело дыша, вернулся к юрте и глухо рыча, опустился у порога. Хозяин, утомленный за долгий и тяжелый день, спал крепко и ничего не слышал. Пустыня постепенно погружалась в сон и уже ничего не напоминало о том, что совсем недавно тут разыгралась дикая драма…

…Мне посчастливилось познакомиться с этим удивительным псом в один из весенних дней, когда я навестил своего друга Еркена Жалменова. Долгонько я не был в его пустынном мире. Все дела да дела в ежедневной суетной обыденности. Но вот однажды, все же удалось выкроить неделю из напряженного рабочего графика и отправиться в Кызылкум — там, где песчаные барханы-скитальцы, гонимые ветрами, спешат куда-то вдаль вместе с неутомимыми путешественниками «перекати-поле».

…В апреле, пустыня расцветает и превращается в удивительный яркий и благоухающий ковер из цветов и трав. Повсюду тут жизнь во всем своем многообразии. По небу носятся неутомимые стрижи, по пескам юркают вертлявые ящерки, а пустынные черепахи ползут куда-то медленно и деловито. И перед тем как распаленное жаркое солнце вскоре нещадно выжжет растительное великолепие, пустыня напоминает удивительный волшебный цветок радующий взор своими божественными ароматами и красотой.

…Он появился неожиданно. Огромный пес, — мощный и устрашающий, вышел из-за юрты и медленно ступая лапами по молодой зеленой поросли, подошел ко мне, глубоко и шумно втягивая ноздрями воздух. Я оторопел. До того Еркен сообщал мне что отныне его отару охраняет удивительный пес, но я и предположить не мог насколько Коплон окажется внушительным, обладающим не только огромной физической силой, но и каким-то особым даром устрашения, будто незримо давящем на подсознание, заставляющим застыть на месте, не в силах сделать и шагу…

Пес стоял передо мной, внимательно осматривая, будто пытаясь угадать мои намерения. Он не рычал, не скалился. Пес просто стоял и изучал меня. А я…Мне оставалось лишь подчиняться этому властному существу будто пришедшему из глубины песчаного мира.

-Коплон! Успокойся, это свой!

Из юрты вышел улыбающийся, загорелый, пышноусый Еркен и махнул мне рукой:

-Не бойся, все в порядке! Хоть бы предупредил чертяка о приезде, — я бы тебя встретил!

Чабан подошел, похлопал по холке Коплона и пес, словно нехотя завилял обрубком хвоста и отошел в сторону.

-Ну, здравствуй что ли!

Мы обнялись по обычаю.

-Жена, жена-а-а! Давай накрывай там, гость дорогой приехал!

Еркен повел меня в юрту и я, оглянувшись назад заметил, что Коплон шаг в шаг следует за нами…

***

Что и говорить — Еркен угощение знатное выставил. Перед тем выволок из кошары упитанную овцу и сотворив молитву во славу здоровья и благополучия, испросив у степных духов благословения, совершил обряд жертвоприношения. Песок жадно поглотил горячую кровь, словно пустыня выпила иссушенными губами живительный нектар. А чабан, тем временем освежевав тушу, кликнул жену, чтобы она по-быстрому заложила в раскаленный на огне казан жирные куски.

…Мы сидели в прохладе просторной юрты, разомлевшие после сытного обеда и вели неспешную беседу, попивая горячий ароматный чай. В юрту врывались пьянящие запахи пустынных трав, буйным ковром покрывавших весенние пески и умиротворяющее спокойствие нарушало лишь блеяние овечьего стада. В ближайшие дни солнце накалится до предела и яростно сожжет всю эту благоухающую растительность и вновь пустыня, сбросив эфемерный яркий наряд, обретет свой обычный облик. Вновь обнажатся бегущие барханы, над раскаленным песком встанет дрожащее марево и где-то там, на призрачном горизонте появятся миражи, — хрупкие творения волшебницы Фаты Морганы, манящие своей красотой и великолепием, постепенно исчезающие по мере приближения к ним.

-Пойдем, я тебя поближе познакомлю с Коплоном, — вдруг произнес Еркен, утирая цветастым платком со лба обильный пот, — этот пес достоин того чтобы дружить с хорошими людьми. Пойдем-ка, со мной…

Прихватив с собой миску с сырым мясом на костях, он потянул меня с собой. Коплон лежал в тени у входа в юрту и сразу же встал при нашем появлении.

-На вот, угости его, — сказал Еркен, протягивая мне баранину.

Я опасливо поглядел на здоровенного пса помахивающего обрубком хвоста. Как будто бы дружелюбен, но…

Я несмело подал псу мясо и тот перевел взгляд на хозяина.

-Все нормально Коплон, бери! Он свой, — улыбнулся Еркен покручивая лихой ус.

Словно получив благословение на дружбу, пес осторожно взял зубами мясо и ушел за юрту. Да уж…Не Коплон достоин дружбы со мной, а скорее я сам могу лишь надеяться на его взаимность!

Вот так в моей жизни началось что-то новое, доселе неведомое. Каждый день в пустыне Кызылкум начинался с того что Коплон встречая меня у порога юрты, подставлял свою большую местами покрытую шрамами голову для того, чтобы ощутить прикосновение ладоней человека, которого он доселе не знал. Грозный пес, без тени сомнения яростно бросавшийся на защиту кошары, оказался существом искренним, тянущимся к доброте, ласке и любви. Это было невероятно, но за устрашающим и даже свирепым обликом, где-то там, в глубине собачьей души горела яркая и лучистая свеча согревающая своим теплом другие сердца.

Отныне мы стали неразлучными друзьями. Коплон получивший из моих рук угощение, не стал таким, оттого что это была попытка навести с ним контакт. Он просто стал мне доверять и быть может, так делают все собаки, по отношению к тем, кто проявил искреннюю доброту и участие…

Вместе мы много гуляли по цветущим окрестностям. Пес так ко мне привязался, что Еркен посмеиваясь, как-то мне сказал, что даже ревнует, — и это в какой-то степени мне даже льстило. Коплон зачастую куражась и резвясь гонялся за крупными стремительными ящерицами по форме напоминающими селедок и их почему-то называли «комсомолки». Бывало пес перевернет медлительную черепаху на спину и с интересом смотрит, как она в беспомощности шевелит лапами, а потом опять возвращает ей нормальное положение, как бы показывая мне, что он здесь властитель, а все остальные его покорные слуги. Но все это было лишь безобидными озорными играми, по сравнению с наступлением сумерек, которые сизым покрывалом ложились на пустыню Кызылкум. В это время, именуемое как «час волка» Коплон превращался в мифическое существо, чутко улавливающее запахи и звуки серых теней. Тогда он был беспощаден, не ведая ни жалости, ни страха…

Часто, сидя рядом с Коплоном, я ощущал учащенное биение его сердца, клокотание в груди, глухое рычание, ощущал пристальный взгляд в сторону дальних барханов, там, где блуждали зеленые огоньки…

…Так прошло немало дней, прежде чем я собрался в обратный путь, — в каменно-стеклянный мегаполис, задыхающийся в собственной гари, глохнущий от бесконечного шума и безнадежно уставший от обыденной суеты. Пришло время прощаться. Обнявшись с чабаном, я опустился перед Коплоном и прижался головой к его мощной груди. Пес тяжело вздохнул и лизнул меня в щеку, словно благословляя на дальнюю и удачную дорогу. Мы простились и внедорожник приняв меня в свое комфортабельное лоно, унес из этого дикого, но удивительного и таинственного мира. Коплон какое-то время бежал рядом, а я махал ему рукой. Потом он остался позади, а я…Мне конечно предписано судьбой вернуться сюда еще не раз, и я обязательно сделаю это хотя бы для того, чтобы вновь встретиться с Коплоном.

А.АСИН