О постдраматическом театре, молодых зрителях — Максим Фадеев, актер и режиссер в интервью «Новостям Узбекистана»

Кто-то называет современные формы искусства “арт-терапией”, кто-то говорит “я ничего не понял” и ожидает от театра смысла или хотя бы, наличия сюжета, а некоторые, с большим знанием дела называют современный спектакль постдраматическим не говоря более ничего.

Максим Фадеев, режиссер, актер, который непосредственно занимается современным и, как многие его называют, экспериментальным театром в Узбекистане поделился своим видением, как и куда театральное искусство развивается у нас и в мире.  

——————————————————————

• Постдраматический театр — в чем его основная суть и отличие от драматического? 

• В 1999 году Ханс-Тис Леман написал трактат, который до сих пор имеет небывалый вес в теории театра — «Постдраматический театр». Именно он и изобрёл это слово. В постдраматическом театре драматургия — это не закон, а лишь одна из тем, которые будут интерпретированы и представлены зрителю. Мимесис исчезает. И возможно, все раскроется не совсем на сцене или не на сцене совсем. 

Я думаю, постдраматический театр начал проявляться в Европе, с появлением абсурдистских пьес. Но, тенденция к его возникновению, наверное, наметилась с появлением режиссера, как главенствующей фигуры в сочинении спектакля, а это конец ХIХ века. Режиссерский театр — это театр «индивидуальной трактовки драматургии». Здесь интерпретация режиссера выходит на первый план. Практически все режиссеры, за некоторым исключением, пытались по-своему трактовать пьесу. Но, всё-таки, это ещё драматический театр потому что, драматургия, почти всегда, выступает, как основная структура действия.

Движение к постдраматическому театру было неумолимым и очень логичным. Станиславский, Мейерхольд, Евреинов… А с появлением «театра жестокости» Антонена Арто в конце 20-ых годов ХХ века, стало понятно, что театр меняется и это уже не остановить, хотя пауза, до появления реального постдраматического театра, опять же, по Леману, получилась очень большая, до 60-ых.

Что происходит с постдраматическим театром сейчас и нужен ли современному миру модерн? 

Интересно, что в 2009 году, тот же Леман, предстал с новым докладом, отметив главную тенденцию развития — уход от индивидуальной работы в сторону коллаборации. Режиссёры и художники стали чаще взаимодействовать друг с другом, объединяться в коллективы.

Сейчас происходит много неожиданных вещей: тот же прошлый год (пандемия). Это карантинное время много для нас деятелей театра, — не сказал бы, что раскрыло… скореее закрыло и заставило о многих вещах задуматься. Во многом выбило почву из-под ног. 

Сегодня индивидуалистический, в том числе и постдраматический, можно сказать, не являются современным видом театра.

Коллаборация сейчас действительно очень важна, один режиссёр не может справиться со сложными технологиями современного театра.

Драматург, как исчезающий вид и есть ли в Узбекистане театральная критика

• Год назад мы сидели с одним московским драматургом судорожно говорили друг другу о том, что профессия драматурга умерла.
• А кто появился? 
• Никто. Мы не понимаем и не знаем, что делать. 
• С критиками та же история?
• Это больше прикладная профессия. В Узбекистане вообще театральных критиков нет. Мы, режиссеры, актеры, театры, очень от этого страдаем. Но их — нет. Все статьи и рецензии, которые выходят в СМИ, это не искусствоведческие статьи. 

А ведь критик помогает формулировать человеку, который делает искусство, что он сделал на самом деле. И это очень здорово, потому, что когда мы делаем, мы часто не понимаем, что мы делаем, здесь больше интуиции. Причем в любом театре — постдраматическом, драматическом, коллаборационном — неважно. 

Театр — здесь искусство делает само себя. Это взаимодействие с пространством. И когда ты начинаешь что-то делать, ты меняешься. Процесс тебя меняет. И человек подвижен в этом состоянии ежесекундного действия, в различных восточных практиках это называют состоянием осознанности. 

Пространство эксперимента. Нужна ли театру культура? 

“В эксперименте главное ощущать направление. Эксперимент в искусстве — это не очень точное слово. Для меня любое искусство — это эксперимент, иначе я не вижу в этом смысла. Может быть в не в смысле новых форм, а в процессе их поиска.”

• “Театр должен быть экспериментальным или не должен существовать вообще?”. 
• Да. Конечно, мы можем говорить о театре, как о культурном событии. Но искусство и культура в каком-то моменте для меня вещи взаимоисключающие. Культура “ест” продукты искусства, но она вещь статичная и в какой-то момент начинает искусство догонять и убивать. Хотя искусство без культуры существовать не может… а, может быть, и может. Мы часто видим примеры спонтанных художников, деятелей, которые не опирались на культурный пласт, оставались в самовыражении своего субъективного мира и были в этом успешны.  

“Мой зритель молодой” — кому более близки новые формы в искусстве

• Культурная среда сейчас активно меняется во всем мире, а Узбекистан — специфическое пространство для искусства. Оно немного изолировано от общего пространства, здесь происходит что-то свое. Как это влияет на процесс? 

• Здесь вообще мало, чего происходит чего-то в сфере культуры и искусства. Для огромного города, который был культурной столицей всей Средней Азии, это очень плохая картина. Настолько тонкая стала эта прослойка… Но она есть, не говорю о ее полном отсутствии. У нас есть и прогрессивная молодежь. Какие-то события все же происходят.  

• А молодые лучше чувствуют экспериментальный театр? Есть возрастной ценз?

• Да, и его поставил не я. Молодежь воспринимает новое гораздо лучше. У меня в 2008 году был достаточно сложный спектакль: теневой театр, где были задействованы прозрачные цветные куклы на экране и живые актеры, было совмещение с видео. И на один из показов нам привезли школьников. Мы их боялись, не знали, как будут воспринимать. Набирали взрослого зрителя. Но вот нам завезли целый автобус двенадцатилетних подростков, с которыми еле справлялась администрация. Первые 10 минут было невыносимо, стоял гвалт, 80 человек в маленьком зале. Через 10 минут все замолчали. В итоге это был самый благодарный зритель с самой реальной отдачей. Потом в Гете институте мы делали «Фаустекст» проект из четырех вечеров. Последним был мой моноспектакль «FausText/Один». После спектакля ко мне подошла группа шестнадцатилетних подростков, которые стали спрашивать “где можно почитать ваши тексты, где такому учат? Как это всё делается?”.

• Мой зритель – молодой, но, как ни странно, пожилые люди тоже понимают все очень легко.
• А на каком возрасте заканчивается “Где можно почитать ваши тексты” и начинается “Я ничего не понял?”
• Где-то с 30 и до 60. Но уже ближе к 45 появляется желание снова открываться новому. 
• А вы сами этот период проходили? Когда хочется быть “знайкой”? 
• Конечно, я же человек. Знаешь все, уверен в себе. Это просто такой период. Но во время него люди чаще всего не принимают новые для них формы. 
• Получается, у зрителей есть несколько форм видения? 
• Просто есть зрители, у которых восприятие настроено определенным образом. Не потому, что оно Богом или природой дано. Оно искусственно придумано уже ими если ты не попадаешь в его картину мира, ты — враг. Ты ему уже не нужен. 

И это нормально. 

Беседовала Олеся Цай