Инспектор угрозыска оказался предателем. Это горько сознавать, ведь с ним я много лет делил кусок хлеба, но его натуру, видимо, так и не распознал. На днях он отошел в мир иной, и уже не может опровергнуть упрёк, брошенный в его адрес. Поэтому, ссылаясь на изречение философа: «О мертвых или хорошо, или ничего», — я беспрецедентную историю оставил без комментариев.
В мой кабинет влетел дежурный РОВД и, задыхаясь, выпалил:
— Георгий, срочно… — он протянул листок с адресом, но передумав, метнул бумагу в урну, — ты и без этого знаешь куда… Атаев убит.
Хотя фамилия звучала отчётливо, я не поверил своим ушам:
— Кто-кто убит?
— Атаев. Час назад… у себя дома, — ответил майор.
Наш автомобиль замер около распахнутых ворот. Мой зам Карен Аршалуйсян, я и опера вошли в дом Атаевых.
В просторном зале рыдала женщина. Увидев меня, она утёрла щёки и хлипнула: «Там…».
Я ткнул пальцем дверь спальни, глянул на окровавленного человека и сказал:
— Он … Азим.
Мы уставились на труп.
Молчание прервал Карен:
— Я поговорю с его женой, а вы «обнюхайте» комнаты. Скоро сюда набегут прокурорские работники, начнётся бестолковая суета, поразмыслить в тишине уже не удастся. Так что вперёд!
Инспектора ждали моих указаний. Я их смятение понимал. В этом доме они бывали неоднократно: ели плов, играли в карты, парились в бане. Начальник милиции против традиционного ужина не возражал. Сотрудникам угро требовалась психологическая разрядка, а более укромного места, чем оборудованный для приема гостей подвал, в районе не было. Лучшего, собственно говоря, никто и не искал. К тому же, Азим вкусно стряпал заказанные ему блюда, сервировал, наливал, вытирал, не требуя компенсацию.
Мы начали осматривать помещение.
Атаев лежал на пропитанном кровью матраце. На его теле зияли две раны: в сердце и лёгкое. Пока инспектор щёлкал затвором фотоаппарата, я перебрал одежду, брошенную в кресло. Рассмотрел майку, трико, вывернул карманы брюк. Но ничего, кроме удостоверения пенсионера МВД, не выкопал. Открывать его смысла не было. Этот документ Азиму вручал я, во время проводов на заслуженный отдых.
Атаев работал в угрозыске двадцать лет. Все годы он числился на хорошем счету. Его хвалили, а по моему настоянию вносили фамилию «героя» в приказы о поощрении. Но внезапно физически крепкий мэн захворал странной болезнью. Она выражалась в приступах головной боли, ухудшении памяти, потере координации. Мужик посещал врачей, валялся в госпитале, собирал заключения медиков и, спустя год, стал пенсионером.
Карен вернулся в спальню Атаева и тихо сказал:
— Причину гибели мужа Дина знает, однако семейные тайны раскрыла под моим давлением.
Я вложил удостоверение обратно в карман.
— Какие к чёрту секреты? Мы ищем убийц! Она обязана всё рассказать.
Майор протопал вдоль стены, наклонился и отогнул край персидского ковра.
— В этом углу Азим выдолбил тайник, в котором хранил ценности — серьги, кольца, бриллианты… Клад головорез нашёл.
Сыщики догадывались, что у Атаева завелись деньги, причём немалые. Уже через месяц после увольнения, он подогнал строительную технику и снёс принадлежащий ему дом, а свою семью переселил в квартиру деда. Рабочие пахали круглосуточно. В итоге, на месте сыробитного гнезда они воздвигли особняк.
Аршалуйсян выдохнул:
— Азим был миллионером, тем не менее экономил на сигаретах, предпочитая курить недорогие сорта… Бесспорно, убийца нападение готовил, и нагрянул за ещё нерастраченными сокровищами. Не ошибусь, если скажу, он вычислил стоимость клада, иначе бы завалить мента не осмелился.
Цепким взглядом Карен оглядывал комнату.
— А это что за предмет? — майор указал на солнцезащитные очки, которые застряли меж разбросанных книг.
Я подцепил их щипчиками.
— Местного производства. Старомодные. Такую форму носили лет двадцать назад. Клей рассохся… оправа потеряла эластичность… глазок из неё вывалился. Кому они принадлежат?
Не успел мой голос раствориться в воздухе, как Дина хлипнула:
— Очки не наши.
Мы вернулись в отдел. Я полез в сейф, чтобы найти тетрадь с записями былых лет, а Карен лёг на диван.
Майор не стал ждать пока я переберу весь архив.
— Не трать время зря, — сказал он, — мы уже навели справку и располагаем информацией.
Я улыбнулся:
— Ну, телепат, выкладывай его анкетные данные.
Сыщик открыл блокнот.
— Тереков Ринат, 1959 года рождения. Кличка Ринго. Судим. Последнее наказание отбывал в колонии номер двадцать. Освободился в мае 1996 года. Укатил в Ташкент, улица Ибн Сино, дом 102.
Оперативник попал в точку. Эту фамилию я давно увязывал с именем Азима. Мне было известно, что инспектор и домушник связаны невидимой нитью, информацией я ни с кем не делился, но и не считал её закрытой для сотрудников угрозыска. Такая же мысль сейчас витала в голове Аршалуйсяна, и он вспомнил Рината не ради любопытства.
Данные Терекова я внёс в специальный журнал ещё в 1991 году.
В холодное февральское утро жители высотного дома накрыли его в момент совершения кражи. Тогда Ринго слегка просчитался. Он без труда вскрыл дверь и, неторопясь, паковал добычу. В этот миг вернулся хозяин квартиры. Толстяк столкнулся лицом к лицу с вором, испустил далеко не боевой клич и вылетел на лестничную площадку. На гвалт среагировали бабули. Они вцепились в домушника мёртвой хваткой и не выпустили его до прибытия милиции.
Авторитетный урка свою вину признал. Он подписал составленные нами документы, посмеялся над умелыми манёврами обезвредившей его «группы захвата» и попросил дозволение глянуть в мой список нераскрытых преступлений.
Ринго мусолил бумаги, отмечая адреса ранее вскрытых им квартир. Когда вор окончил непривычное для себя дело, то заметил, что каталог отображает украденные ценности не полностью.
Жулик тянул табачный дым, потел, глотал воду и вдруг признался:
— Я бомбил хаты только милицейских чинов, прокуроров, судей. Брал по-крупному, а в этом списке фигурируют лишь крохи. Впрочем, неразбазаренное рыжьё я верну следствию…
Поведение Ринго меня не удивило. Вор такого уровня поддерживает свой авторитет криминальными деяниями, а они измеряются количеством вскрытых замков. Причём в тюремной камере в особый зачёт идут кражи, совершенные из квартир правоохранителей, одно упоминание которых доставляет арестантам мстительное наслаждение.
Терекову на слово я не верил, уж больно астрономические цифры он вспоминал. Перечисленные кражи действительно были зарегистрированы, но потерпевшие говорили о минимальном ущербе: серьги, брошь, золотой портсигар. Тем не менее, сдав Ринго конвою, мне захотелось его «искренность» проверить.
Оперуполномоченные Атаев, Фатхуллин и я направились к моему автомобилю.
— Георгий, — увидев нас, крикнул дежурный, — поступила срочная телетайпограмма. Министр собирает руководителей угро.
Не прибыть в МВД значило иметь неприятности. Я состроил кислую мину и сказал Атаеву:
— Вот ключ от хаты, в которой Ринго якобы держит награбленное. Если факт подтвердится, составь протокол изъятия, если нет, возвращайтесь на базу.
Совещание затянулось до вечера. Я записал указание генерала, сел в автомашину и подъехал к РОВД, чтобы передать документ своему начальнику.
Холов встретил меня негодующе.
— Опер доложил, что квартира пуста, — буркнул он, — Ринго повесил тебе лапшу на уши. Продолжай его колоть, тряси воровские малины, скупщиков, ломбард.
— На улики мы особо не рассчитывали, — ответил я, — не ясно, для чего вор погнал милицию на заведомый порожняк. Такое глумление сыскари не прощают.
— Показания Терекова город распространил молниеносно. Если ты не вернёшь ценности заявителям, то нас они не поймут. А это люди влиятельные. Иметь в их среде недруга равносильно потере должности. Цена вопроса, Георгий, наше благополучие. Оттого слышать минусовый результат не же-ла-ю, — шеф раскрыл инструкцию МВД и ткнул в неё нос.
Я вызвал к себе Атаева, а по внутренней телефонной связи дал указание милиционеру привести Ринго.
Успевший отоспаться вор заметил недовольство на физиономии сыщика.
— Мне удалось сховать довольно много, — мямлил он, — золото тянет на лимон баксов…
Опер насупил брови:
— Хата пуста.
— Это поклёп, — затряс головой арестованный, — вскрыть кодированый замок мой подельник не сумеет… Да и адрес ему не известен… Кто проводил обыск?
Я указал на Атаева:
— Будет работать с тобой пока не откопает доказательства по всем уголовным делам. Предупреждаю, ему разрешено действовать круто.
— Тогда мне хана, — выдохнул Ринго.
Спустя день он замкнулся в себе и отвечать на вопросы перестал.
Через месяц Терекова судили. Рецидивиста признали виновным в совершении одной кражи и приговорили к пяти годам лишения свободы.
Конвой этапировал преступника в исправительную колонию № 20.
Вор наказание отбыл, а в мае 1996 года вернулся в Ташкент.
До тюрьмы Ринго жил в квартире сестры. Альфия ненавидела братца, способного на всякую подлость. Он приводил в дом корешей, устраивал пьянки, ломал мебель. Нервные стрессы женщины длились месяцами, и лишь арест урки спасал ей жизнь.
Карен сделал вывод, что Терехову прописаться негде, кроме как у единственной родственницы.
— Поговорю с Альфиёй, — сказал он, — баба хочет от деспота избавиться, а посему выдаст нам любую информацию. Мы должны Ринго найти.
Майор, получив гневный ответ Альфии: «Да, этот негодяй тут был. Переспал с девицей и куда-то исчез», — осмотрел убого меблированные комнаты. В тёмной кладовой валялся фотоальбом. Его Карен сунул в свой дипломат.
Аршалуйсян протянул мне любительскую фотографию:
— Глянь сюда!
Я обозрел мутный лик и довольно воскликнул:
— На нём очки, найденные около трупа Атаева!
Мы стали думать, где искать Ринго.
— Тереков имеет два вероятных пути, — сказал я, — он либо сдаст золото скупщику и смоется из города, либо заляжет в незасвеченном притоне… отстегнёт долю в общак… получит возможность спать, пить и щупать баб до конца года.
— Ринго купит себе и безопасность, и комфорт, — согласился Карен, — Ташкент огромный, укромных мест тут не перечесть.
— Мы не знаем кто из авторитетов снабжал Ринго деликатесами в зоне. Предлагаю звякнуть операм в исправительную колонию. Они, выпуская арестанта на волю, заполняют специальный формуляр. Там, возможно, упомянуты имена, клички, адреса.
Карен держал в памяти все номера телефонов министерства. Он набрал восемь цифр и прилип к трубке.
Ему ответил дежурный офицер колонии:
— Капитан Маслов… Кого?.. Рустам Ахмедович уехал домой.
— Есть у него домашний телефон? Могу ли я с ним поговорить, — кричал мой заместитель.
— Конечно есть, минуту, — басил офицер.
В наушнике послышался треск, гудки и командный голос:
— Иногамов у аппарата.
Карен описал ему суть вопроса и попросил сделать выписку из архивного дела Терекова, затем сведения отстучать нам телетайпом.
Начальник лагеря усёк главное.
— Ринго был на вольном поселении, жил в бараке химического завода. Там окрутил буфетчицу. Я встретил отца девушки, разговорился, поинтересовался мотивом её увольнения. В нашем захолустном городе рабочих мест мало. Чтобы взять расчёт нужны веские аргументы, а бросить доходное кафе осмелится лишь безумец. Так вот, родитель мне сказал: «Фаниса купила авиабилет до Иркутска, и сегодня утром рванула в Ташкент».
Карен открыл справочник.
— Иркутск .., — повел он мизинцем по расписанию вылета самолетов, — Иркутск… ежедневно. Посадка на рейс вот-вот начнётся.
Майор взял ключ от служебного автомобиля и из кабинета вышел.
С момента нашей предыдущей встречи Ринго внешне изменился: некогда густой волос поредел, на скуле розовел шрам, не хватало зуба.
После элементарных вопросов — фамилия, возраст, место работы, я пошёл в психологическую атаку и, как не требующий доказательства факт, сказал:
— Твоя баба усыпана брюликами. Камни вы собирались продать в России. Но считать навар не торопись, нам известно, что эти ценности принадлежат Атаеву.
Я бросил на стол добытую Кареном фотографию и солнцезащитные очки.
— Отпираться бессмысленно.
Лоб Ринго покрыла испарина. За двадцать лет работы в угрозыске я видел головорезов, которые во время следствия держались хладнокровно, однако лишь единицы при виде неоспоримых улик не скрежетали зубами. Ринат к числу последних не относился. Его скулы мигом разбухли от ненависти ко мне.
Ледяным тоном Карен сказал:
— Говори как на исповеди. Только не гони туфту, допрос мы записываем.
Рецидивист хлебнул воды.
— Атаев спёр золото… отгрохал дом, купил авто. Я забрал своё.
— Кто нанес ему смертельное ранение, — спросил майор.
— Убивать я не хотел… Мой подельник слегка щекотнул Азима пером (жарг. — нож). Когда мы выпотрошили его тайник и уже отчаливали, мент пригрозил достать нас из-под земли…ну и …
— Ты нанёс удар в грудь. К чему тебе понадобилась жизнь пенсионера? Атаев не осмелился бы заявить в милицию.
— Я не убийца, я — вор, и живу по нашим законам, а они насилие возбраняют. Искусство домушника состоит в том, чтобы вползти в хату змеёй и свалить из неё незамеченным. Ювелирные стороны ремесла молодняк постигать не хочет, он предпочитает махать финкой… Беспредел устроил мой юный сообщник. За это его подтянут на воровской сходняк, учинят спрос и, наверное, отрубят пацану кисть.
Внимать далее тонкости пытки Атаева сил у меня не было. Я вышел в коридор, спустился вниз, сел во дворе и закурил.
Вопреки желанию в памяти всплыли события февраля 1991 года.
После осмотра указанной вором квартиры, Атаев доложил руководству, что в ней ценности не обнаружены. Сомнение в искренности офицера закралось мне в душу сразу же. Я на следующий день подъехал к знакомой высотке. Около дома старухи лузгали семечки. На мой вопрос: был ли здесь инспектор угрозыска, они ответили утвердительно, а давняя «подруга» милиции охотно сказала: «Видели, как не видеть! Подкатили на чёрном авто двое. Сначала пробыли в квартире минут десять, и уехали. Вскоре вернулись, уговорили Малкиных быть понятыми, обнюхали углы комнаты, но ничего не сыскав, дверь захлопнули».
Наблюдения бабулек расставили всё по местам. Я убедился — офицеры совершили должностное преступление. Они вскрыли логово без свидетелей, нашли драгоценности, вывезли их и спрятали. Затем вернулись, чтобы сделать вид будто квартира осматривается процессуально.
Пока я мыслил оглашать ли беспрецедентный факт, Атаев заболел, бегал по врачам, лёг в госпиталь, а Фатхуллин, подключив родственные связи, перевёлся в другой РОВД.
Допрос тянулся пятый час, но Карен уже задавал вопросы, не связанные с убийством.
— Кого ты планировал ограбить следующим?
— Список богачей возглавляет Нематов, — цинканул Ринго, — ваш прокурор. Я хотел кинуть виллу этого барина.
— А кто сказал, что он толстосум?
— Все знают про его подарок сыну.
Майор ведал новость, которую город смаковал, тем не менее притворно удивился:
— Какой презент? На зарплату в сотню долларов особо не разгуляешься.
— Прокурор осчастливил наследника джипом стоимостью сорок тысяч баксов. Отсюда и элементарный вывод — тачка куплена не на последнюю монету… Его казна пополняется ежедневно. Только Красавчик, бригадир мошенников, отстегнул туда семизначную цифру. Зелёными, естественно. И сейчас вместо того, чтобы тянуть срок за убийство студента, кайфует на море.
— Какие ещё легенды ходят о Нематове? — спросил майор, пропустив мимо ушей кличку аферюги. Убийство юнца Карен раскрыл самолично, аргументировал вину Красавчика и добился санкции на его арест. Однако в деле стали мелькать имена авторитетных людей и крупные деньги. В итоге, прокурор чихнул на законы и отменил собственное постановление о заключении под стражу. Это не укладывалось ни в какие рамки, но сейчас вновь тормошить факт смысла не было.
— Говорят, он в обмен на лавы цвета зелени, вытащит мокрушника даже из зоны. Единственное условие — купюр должно быть много или очень много. Их вес диктует статья приговора.
Я прервал затянувшийся диалог: «Передай Ринго следователю, дальше им займётся прокуратура».
Георгий Лахтер
Ташкент – 1996 год
Очень замечательно. Еще будут рассказы? Всегда читаю с удовольствием!