Глава десятая
Возвращение Валиханова в родную степь, оказало благотворное влияние как на физическое, — чистый воздух, кумыс, здоровое питание, — так и на духовное состояние юноши. Встреча в родном ауле была радостной. Специально для Чокана на некотором расстоянии от селения была поставлена большая юрта, возле которой всегда толпился народ. Приезжали народные поэты и сказители, акыны (певцы), степные острословы. Для пытливого ума Валиханова это было не только развлечение, но и пища для научных исследований.
Здоровье Чокана медленно, но верно восстанавливалось. Он много спал, пил кумыс, ел варёную баранину и конину.
Попытался Валиханов заняться и политической деятельностью выставив свою кандидатуру на выборах старшего султана. В одном из своих писем к Достоевскому он пишет: “Я думал как-то сделаться султаном, чтобы посвятить себя [работе на] пользу соотечественников, защищать их от чиновников и деспотизма богатых киргизов. При этом я думал более всего о том, чтобы примером своим показать землякам, как может быть для них полезен образованный султан-правитель. Они увидели бы, что человек истинно образованный — не то, что русский чиновник, по действиям которого они составили свое мнение о русском воспитании. С этой целью я согласился быть выбранным в старшие султаны Атбасарского округа, но выбор не обошелся без разных чиновничьих штук. Господа эти, как областные, так и приказные, поголовно восстали против этого. Ты понимаешь почему. Областные лишились [бы] нескольких тысяч, которые они стягивали со старшего султана, а приказным, действительно если бы я был султаном, пришлось бы идти по миру. Видишь, что тут для чиновников своего рода «быть или не быть». Надо заметить, впрочем, что на моей стороне из всех властей русских был один только г. Гутковский, который в это время исправлял должность губернатора и производил выборы. Чиновничество начинает подстрекать самолюбие богатых и честолюбивых ордынцев и пугать их, что если Валиханов будет султаном, то всем будет худо, он, мол, держится понятий о равенстве и отличать вас по роду, богатству как свой брат натуральный киргиз не будет; пустили в ход и то, что я не верю в бога и с Магометом состою в личной вражде. Понятно, что подобные вещи, [действуя] на народ полудикий и преданный своим обычаям, не могли не остаться без последствий, особенно когда исходили от русских майоров (так киргизы называют всех русских чиновников). Мои земляки, как ты сам знаешь, всегда держатся русских указаний, может быть, вследствие восточной вежливости. Таким образом, составляются две партии: одна, состоящая из четырех волостей баганалинцев, поколения дикого и кочующего около кокандских границ. Эта дикая толпа не хочет иметь султаном человека, который имеет голову, не гладко выбритую, и притом не совершающего омовения пять раз в день; при этом баганалинцы выражают опасение, что если меня сделают султаном, то я всех киргизов отдам в солдаты, а детей их в школу. Так им внушено. Другая партия, преданная мне, состоит из трех волостей староподданнических и из всех султанов этого округа. Начинаются выборы, перед тем ночью противная партия посещает секретаря губернаторского, баварского немца, который оставил родной Мюнхен с сестрицей, оканчивающейся на chen, чтобы обирать киргизов в независимой Татарии и на их деньги шить жене «померанцевые платья на цитроновых лентах». На выборах я торжествую. Меня выбирают большинством голосов. У меня 25, а у моего противника баганалинца 14. По закону старшего султана избирают: во-первых, султаны и киргизы, имеющие чины или служившие в должностях по округу 9 лет; во-вторых, султан утверждается по большинству голосов, и, в-третьих, старший султан избирается по преимуществу из султанов. Противник мой — простой киргиз, это бы решительно ничего, но он человек неграмотный и бывший не раз под судом. Дело, конечно, решенное: я имею все законные основания и притом, как человек образованный, должен быть бы предпочтен дикому ордынцу, если бы даже был бы избран меньшинством голосов. Губернатор говорит, что «надейтесь, господин Валиханов», я же думаю: еще бы не надеяться, когда закон на моей стороне. Но противник мой не унывает, он по опыту знает, что деньгами можно сделать все, в прошедшую зиму он возил в Омск 3 тысячи рублей и освободил двух арестантов. В этом ему помогал секретарь, а секретарь говорит ему и теперь: собирай деньги и посылай людей в Омск — будешь ханом. Деньги идут в Омск. Я хотя много читал обличительных статей, но на этот раз думал — постыдятся подлецы, ведь я не просто кто-нибудь. Гордость обуяла. Вдруг получаю известие от Гутковского, что поездка баганалинцев осталась не без успеха и что генерал-губернатор не хочет тебя ни за что утверждать. Оно и правда, что законы у нас на Руси пока еще пишутся не для генералов, известно мне также, что генералы больше любят натуральных киргизов, потому что в них, знаете, больше этой восточной подобострастности. «Гирей сидел, потупя взор, в устах его…» и проч. Но при всем том, признаться, я такого пассажа вовсе не ожидал. Каково, мой друг? Ты представь себе положение наше (я говорю о киргизах, воспитавшихся в России). Земляки нас считают отступниками и неверными, потому что, согласись сам, трудно без убеждения из-за одной только политики пять раз в день хвалить бога, а генералы не любят потому, что [у меня] мало этой восточной подобострастности. Черт знает, что это такое, хоть в пустыню удаляйся. Пожалуйста, посоветуй, что делать. Просить удовлетворения, по-моему, то же самое, что просить конституции: посадят да потом к Макару на пастбище пошлют. Я уже написал к некоторым властям в Петербург, а ты дай этому побольше гласности, расскажи всем нашим друзьям, пусть разойдется по городу”[1].
Очевидно, грамотный, придерживающейся демократических взглядов управитель совершенно не устраивал сибирское начальство в этой должности, и губернатор Дюгамель, не мудрствуя лукаво, объявил, что Валиханов по причине болезни сам отказался от должности и утвердил его соперника. Как видим, выборные технологии существовали уже тогда.
А. О. Дюгамель. Литография художника Л. Козлова. Сер. – 2-я пол. 19 в.
В своих воспоминаниях А. К. Гейнс[2] пишет: «17 июля 1865 г. мы обедали у Дюгамеля, у которого были Кройерус и адъютанты. Разговор вертелся около общих предметов. Кройерус, интриговавший против покойного Валиханова, этой честнейшей и чистейшей личности за то только, что государь ему дал аудиенцию и поцеловал, — сказал про него несколько невыгодных слов. Я рассказал, что лучшие ориенталисты, в том числе и Ковалевский, считают его замечательным учёным, лучшим другом кайсацкого народа и хранителем русских государственных интересов. Дюгамелю и его компании этот отзыв, как я ждал, не понравился»[3].
После “поражения” на выборах Алиханов уезжает в Омск, где принимает участие в работе юридической комиссии областного правления и занимается вопросами казахской судебной реформы. Дело в том, что в 1862 году при поддержки императора Александра II встал вопрос о реформировании судебной системы, и Главное управление Западной Сибири решило заново пересмотреть судебную систему. Когда возник вопрос, кто сможет помочь этому делу, администрация Дюгамеля невольно вспомнила о Чокане Валиханове. Несмотря на некоторую неприязнь к образованному казаху, губернатор понимал, что никто, кроме него, не знал в совершенстве судебную систему казахов, их обычаи и традиции. Чокан сам занимался исследованием древних законов своего народа и не отказывается от этого предложения. Присоединившись к экспедиции, возглавляемой Яценко, за лето он объездил Кокшетауский, Атбасарский, Акмолинский, Каркаралинский, Баянаульский округи и исследовал систему древних обычаев и прав казахов и их применение в жизни биями, начиная с «Жеті жарғы» — «Семи сводов закона». По отдельности изучил все его пункты: споры о земле и вдовах, споры о владении скотом и месте человеческой личности, споры о куне (плате за нанесение ущерба человеку) и владении имуществом. Он с особым интересом исследовал феномен авторитетов биев и их справедливых решений в казахском обществе. Затем, анализируя особенности древней судебной системы, Чокан приходит к однозначному решению, что следует оставить у степняков прежний суд биев. Он утверждает, что проводить реформу нужно, учитывая традиции и обычаи народа, а если механически внедрить абсолютно чуждую, привнесённую извне систему, это обернётся для народа большой трагедией. Его «Записки о судебной реформе», написанные в связи с этой проблемой, доказывают, что учёный обладал демократическими взглядами на жизнь и общество, которые он в полной мере изложил в данном своём труде. Всесторонне и скрупулёзно анализируя новую судебную систему, предложенную царскими властями, он доказывал, что её внедрение среди казахского общества было бы большой ошибкой, поэтому при реформировании следует непременно учитывать традиционные законы и положения.
Когда Чокан по вопросами судебной реформы находился в экспедиции, его искали в Министерстве иностранных дел. Директор Азиатского департамента Н. П. Игнатьев написал письмо от 6 июля 1863 года генерал-губернатору Западной Сибири Дюгамелю следующего содержания: «Состоящий в ведомстве Азиатского департамента штабс-ротмистр Валиханов уволен в 1861 году в Западную Сибирь для лечения от болезни. Признавая необходимым вызвать ныне Валиханова [обратно] в С.-Петербург, имею честь обратиться к вашему высокопревосходительству с покорнейшею просьбою потребовать означенного офицера в г. Омск и командировать его курьером в Министерство иностранных дел, снабдив его прогонными деньгами. Вместе с тем имею честь покорнейше просить ваше высокопревосходительство не оставить уведомить меня, в случае, если болезненное состояние Валиханова не дозволит ему ещё возвратиться в С.-Петербург».
С прибытием этого письма Чокан, уже завершающий работы, связанные с судебной реформой, стал собираться в Петербург.
Продолжение следует.
На заставке: Степняки. Рисунок Чокана Валиханова.
[1] Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5 – Алма-Ата, Главная редакция Казахской советской энциклопедии, 1985,
[2] Гейнс Александр Константинович (1834—1892) — генерал-лейтенант Русской императорской армии, этнограф. В 1865—1866 годах изучал особенности ведения хозяйства в казахской степи и обычное право казахов. В труде «Киргизские очерки» привёл важные сведения о строительстве Российской империей станиц городов и крепостей: Усть-Каменогорск, Семипалатинск, Петропавловск, Кокпектинская, Аягуз, Копальская и других. Оренбургской, Есильской (Ишимской), Ертисской (Иртышской), Буктырминской укреплённых линий; о русско-казахских отношениях в Семиречье, о месторасположении развалин буддийского монастыря Аблайкит, о калмыцких могилах в районе реки Лепсы.
[3] Валиханов Ч. Ч. Собрание сочинений в пяти томах…
