Глава шестая
В своей Автобиографии Джантаев сообщает: “Прожив год дома, я отправился на Атбашу против китайцев, в отряд (полковника) Гринвальда[1]. Зимою вернулся домой и получил за этот поход золотую медаль. Летом следующего года я посылал племянника с 15 джигитами на Атбашу же с отрядом (полк.) Щербакова. В оба похода джигиты содержались на мой счет. В следующем (1880) году снова выставлялся на Атбашу отряд под начальством (полк.) Принца; при нем находился я с 100 джигитами, по приказанию Кауфмана. В этом походе я и джигиты получали содержание и жалованье из казны, как казаки”[2].
Что же это за военные действия против китайцев, в которых принимает участие наш герой?
К этому времени Цинский Китай огнём и мечом подавил длившееся пять лет восстание в Джунгарии и вышел на подступы к Восточному Туркестану. Оставалось покончить с последним очагом антиманьчжурского сопротивления – основанным Якуб-беком государством Йеттишар (Семиградье).
Весной 1876 года «имперский комиссар» Цзо Цзунтан – генерал-губернатор провинций Шаньси и Ганьсу – во главе 50-тысячного войска приступил к решению этой задачи.
Армия Якуб-бека, охваченная дезертирством, терпела одно поражение за другим. А в мае 1877 года произошло событие, повлиявшее на судьбу, Йеттишара. Вот как об этом пишет А. Н. Куропаткин: «6-го мая 1877-го года, в 5 часов пополудни, Бадаулет (Счастливец, так называли Якуб-бека – В. Ф.) был сильно раздражён своим мирзою (секретарём) Хамалом, которого за неточное исполнение каких-то поручений он бил прикладом до смерти. Убив Хамала, Якуб-бек набросился и начал бить своего казначея Сабир-ахуна. В это время с ним сделался удар, лишивший его памяти и языка. Оставаясь в этом положении, Бадаулет 17-го мая в 2 часа утра скончался. Слухи об отравлении Якуб-бека сыном его Хак-Кули-беком и о том, что он сам, в виду неудач против китайцев принял яд, не имеют основания…»[3]
На отвоёванных землях началась жесточайшая расправа над мусульманским населением. Через три недели после занятия Кашгара китайцы полностью вырезали скрывавшихся в окрестностях урумчийских дунган. Началось массовое бегство жителей Восточного Туркестана на российскую территорию. Цинский военачальник Лю Цзиньтан немедленно потребовал от Российской Империи выдачи беглецов, – прежде всего, лидеров ополчения, и возвращения всей территории Кульджи, занятой Российской Империей в 1871 году. Письма губернатору Семиреченской области Г. А Колпаковскому, а затем и туркестанскому К. П. Кауфману были написаны угрожающе высокомерным, ультимативным тоном.
Напряжение нарастало, и, чтобы каким-то образом развязать этот узел, в Петербург, для ведения переговоров прибывает один из высших китайских бонз, родственник императрицы Цы Си, Чун Хоу.
Казалось, компромисс найден и договор должен был быть подписан. Однако, по возвращении в Пекин Чун Хоу был арестован за “предательство” и приговорен к смертной казни. Так начался русско-китайский политический кризис, получивший название «Илийского», и казалось война между двумя империями неизбежна.
В Семиречье Колпаковский выдвинул свои войска на передовые позиции в Верный. Туркестанская армия, дислоцированная в трех пунктах — Ташкенте, Самарканде и Или, в любой момент была готова двинуться в Синьцзян. Кроме того, в случае начала военных действий Кауфман предполагал вооружить русское население Семиречья, сформировать из каракиргизов сотню под началом уже известного нам Шабдан-батыра, а для наблюдения за проходами Алатаускаго хребта привлечь невооруженных местных джигитов. По распоряжению Кауфмана, в Кульдже были заготовлены продовольствие и фураж для экспедиционного русского отряда.
В 1878 году Шабдана Джантаева и его джигитов отправляют на русско-китайскую границу у реки Ат-Баши под командою войскового старшины Гринвальда.
В задачи Джантаева входило осуществление разведки приграничных районов. В 1880 году казалось военное столкновение с Китаем вот-вот начнётся. Две империи словно два локомотива стремительно неслись навстречу друг другу.
По приказу Кауфмана создаются два военных отряда Ферганский под командованием генерала Абрамова и Кульджинский, во главе с самим туркестанским генерал-губернатором, куда и призывается наш герой.
Однако повоевать на этот раз Джантаеву не пришлось, конфликт разрешился без кровопролития.
В Петербург была отправлена китайская дипломатическая миссия и в феврале 1881 года, мирный русско-китайский договор был подписан: «желая, для скрепления дружественных между ними отношений, разрешить некоторые пограничные и торговые вопросы, касающиеся пользы обеих империй»[4]. В итоге Российской империи досталось чуть менее трети территории «Илийского края». Китай заплатил 9 млн рублей серебром.
В разрешении конфликта мирным путем, несомненно свою роль сыграли и военные отряды мобилизованные Кауфманом в Фергане и Восточном Туркестане. Вот, что об этом писал “Исторический вестник: “В международных сношениях политика сантиментального бескорыстия и великодушия, в ущерб своему народу и государству, вызывает в трезвых национальных правительствах лишь улыбку снисходительного презрения; а в тех, на которых изливается это великодушие, стремление и дальше его эксплуатировать. Последнее не замедлили подтвердить нам китайцы. Нашими более чем скромными условиями Пекин остался очень недоволен, так недоволен, что уже в следующем 1880 году не пожелал мирно размежеваться с облагодетельствовавшей его державой и стал в отношения настолько враждебные, что приготовился объявить ей войну. Петербург уведомил об этом туркестанскую власть, предписывая спешно двинуть сильный отряд к Кульдже. Доблестные войска быстро собрались и выступили. Когда же китайцы увидали, что войска, проникнутые человеколюбием и истиной, стоят против них во всеоружии, и теперь уже, вероятно, не на время и не для них займут Кульджу, тотчас же одумались и взяли назад свои угрозы”[5].
Кульджинский и Ферганский отряды были распущены. Этим эпизодом завершилась военная служба Шабдана Джантаева. Но не закончилась его политическая деятельность как одного из вождей киргизского народа. Авторитет он имел огромный и к нему беспрерывным потоком шли киргизы, чтобы получить помощь, защиту или совет. Вот, что пишет о нём Начальник уезда А. Талызин: “хотя родовитость Шабдана имеет значение, но он приобрел первенство между киргизами своим умом и ловкостью. Во время подчинения края русской власти он сразу понял, что их манапскому владычеству настал конец и потому, чтобы выдвинуться при новых обстоятельствах, усерднее всех других принялся оказывать услуги России, которая и оказала затем ему свою помощь. Политику свою он простер далее, укоренив свое положение крупными связями, что доказывается письмами генерал-майора барона Штакельберга и командующего войсками Закаспийской области.
У него есть и другие влиятельные знакомства, о которых Пишпекские уездные начальники и мечтать не смеют, а потому должны видеться с Шабданом не так как с другими манапами. Это народ видит и считает Шабдана сильным у русского правительства, а потому — авторитетным. На вопрос об образе жизни и занятиях Шабдана доношу, что в степи он играет роль как бы вроде помощника уездного начальника, к нему ходят с жалобами, которые он и разбирает, просят его заступничества перед высшим правительством, и он от лица всех киргизов в уезде хлопочет при заключении долговых сделок, просят его посредничества или поручительства, он и это исполняет.
Все время он занят общественными делами, которые он ведет не без расчета на мзду, ибо благодарные клиенты хорошо оплачивают его хлопоты. Когда у него является нужда, он обращается к народу с просьбой о «джилу», что по обычаям киргизов называется «добровольное пожертвование друзей» и составляет «обязательное разложение на народ». Этот «джилу» ему дают охотно и не жалуются, потому что сами у него едят и пьют. Однажды он в один день выпоил киргизам-18 пудов свежего меда со своей пасеки, не оставив даже пчелам. […]. Мне его братья говорили, что все свое имущество он разделил между ними и своими сыновьями и что у него теперь нет ничего своего, что, если бы у него было все их имущество, он сделал бы их нищими. […] На вопрос о поведении и материальном положении доношу, что ведет он себя прилично, с тактом живет настоящим степным барином, в долине большого Кебеня имеет хороший русский дом с зеркалами, коврами, мебелью и серебряной посудой, имеет несколько юрт, но одна из них самая роскошная в уезде, внутри весь ее верх затянут парчою, бока и полы убраны дорогими коврами. Имеет так же дом в Пишпеке”[6].
А в 1883 году Шабдан Джантаев удостаивается особой милости.
В.ФЕТИСОВ
Окончание следует
На заставке: Таранчинская соборная мечеть в Кульдже. 1870-е. Гравюра.
[1] Артур Александрович фон Гринвальд (1847 —1922) — генерал-адъютант, генерал от кавалерии. Участник Кульджинског (1871) и Хивинского (1873) походов.
[2] Из рукописи неопубликованной книги Н. А. Аристова «Западный Тянь-Шань. Уссуни и кыргызы или кара-киргизы». Ч. 2. — СПб., 1893.
[3] Куропаткин А. Н. Кашгария, историко-географический очерк страны, ее военные силы, промышленность и торговля. СПб., 1879
[4] Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. Трактаты. Оп. 3. 1881. Д. 894/158.
[5] Кадников В. С. Из истории Кульджинского вопроса // Исторический вестник. № 6, 1911
[6] ЦГА Республики Казахстан. Ф. 44.. On. 1.Д. 695. Л. 2-7об. Подлинник.
