Почему на биеннале в Венеции Россию представляет Узбекистан

На 60-й биеннале современного искусства в Венеции России нет, но в Италии русское искусство есть. Откуда? Из Узбекистана. России нет среди 80 стран-участниц Венецианской биеннале. В российском национальном павильоне открыт проект художников из Боливии. Но 150 работ художников 1920–1930-х, привезенных из музеев Узбекистана, открывают широчайшую палитру русского и туркестанского авангарда.

Искусство из Узбекистана — открытие новой этики

«Эта выставка — провокация», — заявил накануне открытия 60-й Биеннале современного искусства в Венеции ее куратор, бразильский искусствовед Адриано Педроса. 331 художника отобрали к участию по принципу исключительности. Девиз биеннале 2024 года «Чужаки повсюду» предполагает сделать видимым искусство, прежде невостребованное, неизвестное, отвергаемое, созданное квир-художниками («международное общественное движение ЛГБТ» признано в России экстремистским и запрещено), маргиналами, аутсайдерами, авторами примитивного, народного, популярного искусства в странах Глобального Юга. 

Как ни сложна заданная тема, большие музейные бренды, такие как Музей Пегги Гуггенхайм, Коллекция Пино и галерея Уффици в сотрудничестве с венецианским Университетом Ка’Фоскари, словно верблюды, смогли пролезть сквозь игольное ушко новой этики и создать к открытию биеннале свои блокбастеры на заданную тему. 

Один из них — «Узбекистан: авангард в пустыне», проект из двух частей. Во Флоренции в палаццо Питти галерея Уффици показывает «Свет и цвет», а в Венеции Университет Ка’Фоскари — «Форму и символ». Из музеев Ташкента и Нукуса привезли более 150 работ художников русского и туркестанского авангарда — Кандинского, Лентулова, Степановой, Поповой, Родченко, Удальцовой, Розановой, Александра Волкова, Урала Тансыкбаева, Александра Николаева (Усто Мумина), Николая Карахана, а также работы художников 1920–1930-х годов из Ленинграда и Москвы. И все это в окружении старинных ковров, сюзане, бухарских тканей и национальных каракалпакских костюмов. «Девочка на фоне ковра» Роберта Фалька, написанная в 1943 году в эвакуации в Узбекистане, — рядом с сюзане XIX века редкой красоты. Акварельная «Сумочка» Ольги Розановой 1917 года соседствует с бухарскими шелками 1930-х, а национальная детская одежда XIX века с солярными аппликациями — с композициями Поповой, Пестель, Экстер и Удальцовой, абстракциями Кудряшова и Родченко. Яркие цветовые пятна — Лентулов, Волков, Кандинский — создают атмосферу выставки, буквально выстреливая в посетителя солнечными вспышками. 

Авангард в Италии

Проект в Венеции и Флоренции оплачен Фондом развития культуры и искусства Узбекистана. Организация, созданная в 2017 году постановлением президента страны Шавката Мирзиёева, ведет мощную культурную пропаганду: с 2021 года поддерживает участие Узбекистана в Венецианской биеннале, осенью 2022 года провела выставки в Париже — в Институте арабского мира и в Лувре. Как сообщила Forbes председатель фонда Гаянэ Умерова, в ближайших планах — открытие выставок в Лондоне, Венеции, показы Национального балета Узбекистана. Фонд финансируется государством и получает пожертвования от крупных частных донаторов «по модели корпоративной социальной ответственности», как сообщила Forbes его пресс-служба. 

В Италии (впервые за границей) выставили произведения одновременно из двух музейных коллекций: ташкентского Государственного музея искусств Узбекистана и нукусского Каракалпакского государственного музея искусств имени Игоря Савицкого. Ташкент впервые так масштабно — 31 работа в Венеции и 11 во Флоренции — показывает работы, присланные в Туркестан в 1921 году Музейным бюро. Музейное бюро — организация, созданная в 1919 году, в которой работали художники Кандинский, Родченко, Древин, Кузнецов, Фальк, — закупало произведения современного искусства и рассылало по городам страны для создания музеев живописной культуры и обучения студентов местных художественных училищ. По данным искусствоведа Андрея Сарабьянова, буквально за пару лет бюро отправило в 32 города около 1150 работ. Таким образом в Ташкентский музей, открытый в 1918 году в национализированном дворце великого князя Николая Константиновича Романова, из Музейного бюро прибыло 59 работ авторства Чекрыгина, Экстер, Фалька, Кандинского, Клюна, Кончаловского, Лентулова, Машкова, Осмеркина, Поповой, Родченко, Рождественского, Розановой, Сарьяна, Степановой, Удальцовой, Туржанского, Терновца, Синезубова. 

В середине 1920-х в верхних комнатах ташкентского дворца открылась выставка нового искусства, где были представлены не только работы, присланные из Москвы, но и произведение ташкентского художника Александра Волкова. Выставка туркестанского художника Александра Николаева (в исламе принявшего имя Усто Мумин) прошла в музее в 1925 году. Музей закупил в коллекцию работы Александра Волкова, Усто Мумина и Михаила Курзина — их творчество впоследствии назовут туркестанским авангардом. 

В те годы русские художники-новаторы считали, что социальный переворот 1917 года продолжает начатую ими ранее революцию в искусстве. «Рабочая революция помогла революции в искусстве», — писал в 1923 году Казимир Малевич. «Но эти радужные надежды и обольщения были кратковременными. Действительность вскоре обернулась суровой и жестокой стороной для художников новаторов и экспериментаторов. Рабочая масса, на которую рассчитывали эти мастера, не пошла за ними», — писал искусствовед Евгений Ковтун в книге «Авангард, остановленный на бегу». И в середине 1930-х работы авангардистов были сняты со стен музея в Ташкенте и перенесены в хранение. Идея создания нового Музея живописной культуры к 1930 году оказалась неактуальной, описывает историю авангарда в Ташкентском музее заместитель директора по научной работе Михаил Овчинников. 

Если «чудо Ташкента» в том, что посылка из Музейного бюро дошла до наших дней, то в Нукусском музее удивителен и сам факт его создания, и фигура его создателя, художника и коллекционера Игоря Савицкого, и работы 1920–1930-х, которые там хранятся. Французские дипломаты, в начале 1990-х открывшие для себя коллекцию в Нукусе, назвали ее «Лувром в пустыне». Почти за 30 лет Игорь Савицкий собрал 44 000 произведений живописи и графики, а вместе с археологическими артефактами и декоративно-прикладным народным искусством в музее более 100 000 единиц хранения. Неподготовленные посетители выставки в Венеции, ошарашенные этими фактами, спрашивают: «А был ли он на самом деле, этот Савицкий?» 

Невероятные сокровища

Первая заграничная выставка из коллекции музея в Нукусе состоялась через 10 лет после смерти Савицкого, в 1994 году в Германии. Нынешняя венецианская гастроль коллекции не только вписывается в стандарты глобального реализма, но и соответствует духу Венеции — города, по меткому замечанию историка искусства Джона Рескина, построенного изгнанниками как убежище на болотах, полное света, красоты и надежды. 

Музей в Нукусе, затерянный в пустыне на краю Аральского моря, много лет хранит сокровища искусства авангарда, наследие забытых, непризнанных, отвергнутых советской властью и соцреализмом художников. Их появление в Венеции и Флоренции разыграно так же эффектно, как и «Сокровищ с корабля «Невероятный» Дэмиена Херста в 2017-м. Тогда этот британский художник (мировой рекорд цены на его работу — $14,4 млн) выставил 200 произведений в Венеции. По легенде Херста, это все сокровища с затонувшего во II веке н. э. у берегов Африки корабля «Невероятный», на борту которого освобожденный раб, торговец Сиф Амотан II (его бюст демонстрировал очевидное портретное сходство с художником) перевозил свою коллекцию. «Сокровища» готовили 10 лет, предметы погружали на морское дно, где они покрылись патиной, обросли кораллами и водорослями, а затем команда подводных археологов подняла их из пучины. Бюджет проекта, по слухам, составлял £50 млн. Но уже во время выставки самые крупные экспонаты, 18-метрового «Демона с чашей» и 7-метрового «Воина и медведя», выкупили американские коллекционеры братья Фертитта, тогдашние владельцы Palms Casino Resort в Лас-Вегасе.

В отличие от мифического Сифа Амотана II советский художник и коллекционер Игорь Савицкий — не бывший раб, но бывший сварщик. Свой путь в искусство Савицкий, происходивший из семьи успешного до революции адвоката, начинал на советских стройках. Оказавшись в войну в эвакуации в Самарканде, он был заворожен красотой света и красок Средней Азии. А в 1950-е, приехав в Каракалпакию на раскопки древнего Хорезма, он обнаружил погибающую народную культуру каракалпаков — предметы быта, национальные костюмы, декоративно-прикладное искусство. Начал собирать и спасать. 

В 1956 году Савицкий оставил свою квартиру в Москве и окончательно переселился в Нукус, столицу Каракалпакии. В городе его прозвали Веселым старьевщиком. В коллекции, собранной Савицким, 9000 предметов народно-прикладного искусства. Сегодня это собрание, как рассказывает его ученица Мариника Бабаназарова, 32 года руководившая музеем, называют генофондом каракалпаков. На примерах народного искусства, работах туркестанского авангарда Савицкий учил каракалпакских художников, формировал национальную художественную традицию.

Народное искусство, археологические артефакты и искусство 1920–1930-х — три направления коллекции Савицкого, ради которой ему в 1966 году удалось добиться статуса республиканского для музея в Нукусе. Сегодня считается, что коллекция русского авангарда, собранная в Каракалпакстане, — вторая в мире по объему после собрания Русского музея. Савицкий собирал азартно, как коллекционер, но и представительно, как музейщик. Искусствоведы отмечают: если у Георгия Костаки состав коллекции выражал его личный вкус, то у Савицкого была беспристрастность хранителя, создавшего панораму искусства определенного времени.

Длинные деньги

Там, где коллекционеры выбирали из наследия художника три-пять наиболее ярких, интересных работ, Савицкий забирал все, что только давали. Денег на закупки или не было, или хронически не хватало. «Когда я пришла на работу в музей по приглашению Савицкого, — рассказывает Бабаназарова, — свой первый рабочий день провела в суде. С музеем судились наследники художника. Савицкий не мог расплатиться за приобретенные работы». Савицкий снова превысил бюджет. 

На закупки для Нукуса в Москву и в Ленинград Савицкий ездил более 20 раз. Мариника Бабаназарова вспоминает, как в 1975 году Савицкому позвонили из Минкульта: вдова Фернана Леже Надя Леже передала его коллекцию советскому правительству. У директора музея Нукуса было право первого выбора. Так в коллекции музея оказались слепки из мастерских Лувра.

В документальном фильме «Пустыня запрещенного искусства» врач Савицкого вспоминает, что едва ли не последними словами его пациента были: «Мне умирать нельзя, у меня долгов на полтора миллиона». После смерти Савицкого в 1984-м три сотрудника Нукусского музея увозили из Москвы два пятитонных контейнера, где были и иконы, и западно-­европейское искусство, и фарфор. На глазах Бабаназаровой вдова художника Климента Редько разрешила снять со стен квартиры на Тимирязевской работы парижского периода и подарила их Нукусскому музею. Музей, который сегодня носит имя Игоря Савицкого, после его смерти расплачивался с долгами еще восемь лет. В какой-то момент подключился Минкульт СССР, Николай Губенко выделил 360 000 рублей. 

Принцип формирования собрания и организации экспозиции у Савицкого не соответствовал установкам советской музеологии,  отмечает Мариника Бабаназарова. Сам Игорь Савицкий в статье в журнале «Советский музей» в 1984 году писал о своем методе многоярусной, шпалерной развески, близкой в XVIII веку, не признающей ни хронологии, ни деления по жанрам и национальным школам: «При органичной, продуманной композиции этот метод, как мы убедились, создаст особые условия для перекрестных сравнений различных творческих манер, поисков, решений. В сопоставлении мы видим одну из основ своего музея: чем они неожиданнее, чем острее различия, тем больше они захватывают и удивляют, тем лучше, тем оптимальнее возможности познания явлений». 

Такая развеска давала свободу мышления и представления, которых не было в музеях Москвы и Ленинграда. Например, работы Ивана Кудряшова висели в экспозиции при жизни Савицкого. В Третьяковской галерее первая большая выставка Кудряшова, ближайшего ученика Малевича, русского космиста, прошла только в 2021 году. Изучать наследие Кудряшова в фондах музея в Нукусе куратор Ирина Пронина ездила на грант, выданный меценатами Третьяковки Тамазом и Иветой Манашеровыми. 

Российские искусствоведы считают, что коллекция Государственного музея искусств имени И. В. Савицкогов в Нукусе практически не изучена. Вокруг музея так и не сформировалась группа ученых, которая бы планомерно разбирала и изучала коллекцию. У специалистов госмузеев в России на серьезные исследования нет средств. Частное финансирование охватывает только отдельные проекты. Например, в 2011 году в честь столетия Савицкого публикацию в Германии и перевод альбома «Венок Савицкому» оплатили члены созданного Мариникой Бабаназаровой Клуба друзей Нукусского музея: испанская аристократка Олимпия Торлония де Чевителла-Чези и нидерландский Фонд Вильгельмины Янсен. А с 2006 года  московская «Галеев-галерея» показала творчество 30–40 художников из тех, что вошли в коллекцию Савицкого. По мнению Ильдара Галеева, это только выборочные имена из панорамы, собранной в Нукусе.

Туркестанский или ориентальный?

В 2013 году на торгах Bonhams с мировым рекордом £2 млн была продана картина Александра Волкова «Дети-музыканты» 1926 года. Она из семейной коллекции итальянского бизнесмена Никола Саворетти, чей отец, представитель Fiat в СССР, купил ее в 1968-м в Москве. Новые владельцы — Музеи Катара, государственная институция, в планах которой создать крупнейший в мире музей ориентального искусства. Здание музея строит в районе Лусейл в Дохе архитектурное бюро Herzog & de Meuron. Как сообщили Forbes представители Музеев Катара, работа Волкова вошла в музейную коллекцию как произведение восточного ориентализма. Внук Волкова, художник Андрей Волков уточняет: «В отличие от западных ориенталистов Волков рожден на Востоке. Но он человек западной культуры». 

«Волков носил черный берет, бархатный плащ и, как теперь сказали бы, «шорты». Выглядел экстравагантно, был типом «вольного художника» начала века», — вспоминал ташкентский житель, литературовед Эдуард Бабаев. Он рассказывал анекдот: как-то к Волкову, когда он, стоя на пригорке, выбирал «мотив для пейзажа», из-за его необычного вида подошел бдительный милиционер и приказал «прекратить наблюдение». По мнению Бабаева, художника «легко можно было представить и за мольбертом где-­нибудь в «гранатовой чайхане», и у лафета полевого орудия». 

Александр Волков — сын генерала военно-медицинской службы. Родившийся в 1886 году в военном гарнизоне в Фергане, Волков учился живописи в Киеве и в Академии художеств в Санкт-Петербурге. В 1917 году планировал путешествие по Италии. Но после революции вернулся в Среднюю Азию. Преподавал, и с 1919 по 1920 год был директором только что созданного художественного музея в Ташкенте. Но, как рассказывает внук художника, к директорской должности быстро охладел. В музейный комплекс в бывшем дворце великого князя входил и княжеский зверинец. У львов голодающие служители воровали мясо. Волков ушел с поста директора. Но активно занимался созданием Ташкентского училища живописи. В 1919 году в газете «Красный звон» вышла большая рецензия на творчество Волкова, которую его наследники считают лучшим текстом, когда-либо написанным о художнике: «Сила и оригинальность Волкова не в его сознательном тяготении к модернизму, а в независящей от его воли и сознания близости к родившей его земле», — отмечал критик Джура (Юрий Пославский). 

В Венеции и Флоренции выставлено 11 работ Волкова. Его «Звенящие колокольчики верблюдов» 1917–1920 годов открывают экспозицию в Ка’Фоскари. Во Флоренции — редкие ранние гуаши Волкова. И на обеих выставках — его оды труду: рабочие на стройке, рытье каналов. «Когда я смотрю на трансформацию его стиля, я понимаю, что Александр Волков верен себе, — говорит внук художника. — Ему не надо оправдываться. Все про жизнь, про цветение. Он писал только то, во что сам верил. Даже в самые сложные годы он не каялся, искал новые пути творчества». 

Александр Волков умер от истощения, морального и физического, в Ташкенте в 1957-м, обвиненный в «формализме», лишенный работы, покинутый учениками. Через несколько лет его сын искусствовед Валерий Волков познакомился с Савицким, собиравшим работы для будущего музея в Нукусе. Валерий Волков и его брат Александр дали ему работы отца. Признание братьев открыло Савицкому круг ташкентских художников — учеников Волкова и их наследников. 

После землетрясения в Ташкенте в 1966 году сыновья художника перевезли его наследие в Москву. Смотреть работы пришел коллекционер Георгий Костаки. Купил несколько работ. «Мнение Костаки было барометром, — рассказывает Андрей Волков. — На художника Александра Волкова тут же возникла мода». Открылась выставка в Музее Востока. В 1968 году его «Гранатовую чайхану» купила Третьяковская галерея. Мировое признание пришло к Александру Волкову в 1981 году на выставке «Москва — Париж», когда его «Гранатовая чайхана» заняла свое место в контексте произведений французских модернистов.

На итальянских выставках работы Александра Волкова и художников его круга кураторы определяют как «ориентальный авангард». Волковы-наследники считают, что лучшим определением его творчества был бы термин «туркестанский модернизм». 

Андрей Сарабьянов придерживается мнения, что деление художников русского авангарда по национальным и географическим признакам некорректно: «Была Российская империя, после революции — Советская страна, где все народы под гнетом режима развивали свои национальные школы». По мнению искусствоведа, нынешнее разделение — конъюнктура рынка. «Рынок всегда найдет выход, — говорит Сарабьянов. — Название не так важно. Главное, не надо политизировать искусство». 

Яна Жиляева