Фото из открытых источников.
Это – снимок 1910-х годов. Изображены на нем учительницы Ташкентской женской гимназии на каникулах. Смотришь – и кажется, что ничего тяжелее лорнета и учительской указки они никогда в руках не держали. А эта вылазка на природу для них – похоже, вовсе не повод расслабиться, «отпустить вожжи», – хотя бы позволив себе более свободную одежду. И бутылочки, к которым они прикладываются (наверняка с напитком не крепче вишневой наливки), для этих образцовых классных дам – высшая степень «раскованности»…
Бедные хрупкие, затянутые в корсеты mesdames… Что-то с вами станется уже совсем скоро?..
«Ах, ошибаетесь! – возражает на это старожил Ташкента, знаток истории края Татьяна Александровна Вавилова. – Не такие уж хрупкие, даже физически. Ведь большинство из них – пепиньерки. Они закончили не только институты благородных девиц, но и дополнительный педагогический класс и прошли стажировку. А это означает восемь лет жесткой дисциплины в закрытом учебном заведении, за тысячи километров от дома, когда за малейший промах ждет лишение удовольствий и огромный стих наизусть по французскому и немецкому. Подъем в шесть утра, гимнастика и обязательное обтирание холодной водой до пояса в любое время года. Моя бабушка и после 75 лет проделывала это ежедневно. И зимой тоже, – правда, старалась буржуйку все же сначала затопить. А ее старшая сестра скакала в дамском седле на Памире и приз за покорение какой-то вершины получила… Они пережили три войны, включая гражданскую; революцию и 1937 год. Они ведь в большинстве были дочерями офицеров. Их и готовили в жены офицерам, а это – переезды, невзгоды и жизнь в забытых Богом крепостях… Нынешним бы молодым, тренирующим мускулы в залах и так много занимающимся своим телом, быть физически такими же крепкими, а еще лучше – духом такими стойкими!..»
А знаете, ведь всё это, пожалуй, и читается на старом фото – на лицах «кисейных» дамочек с затянутыми талиями. И одухотворенность, и недюжинный характер, – всё то, что даст им силы в «двадцатый страшный век» – уже всего через несколько лет! – в белоснежных, безупречно накрахмаленных косынках ходить за ранеными в полевых госпиталях, позже – выстаивать очереди за хлебными карточками, а то и к тюремным окошкам; принимать вагоны с эвакуированными детьми…
Еще одно фото – из семейного архива Т.А. Вавиловой. Девушка справа, держащая корзинку цветов, – Ольга Мединская, бабушка Татьяны Александровны.
«…Нигилисточка, моя прапракузиночка! Ждут жандармы у крыльца на вороных. Только вздрагивал, как белая кувшиночка, гимназический стоячий воротник…»
Нет, конечно же, нет, – девочки, запечатленные на этом пожелтевшем снимке, ничего такого не замышляли, ни о какой революции думать не думали, а слово «нигилистка» было для них, скорее всего, запретно-неприличным. Прелестные юные создания, светлые радостные наряды, живые цветы среди зимы… Настроение праздника.
А потом их судьбы изменились в одночасье и навсегда.
О двух из девушек, запечатленных на этом фото, известно, что они доживали свою жизнь в Ташкенте.
Ольга Викторовна Мединская, бабушка Т.А. Вавиловой, по документам была Шутихина, но свою девичью фамилию боялась упоминать. Впрочем, в 1937-м ее мужа все равно арестовали. И она стала ждать и своего ареста…
Однажды ее передачу мужу не приняли: не нашли его фамилии в списке. Он «потерялся» на целый год. Родные писали везде, искали, но не было его ни в одних списках. И когда пришла бабушке повестка уже на ее имя, она собрала узелок и со всеми попрощалась. Пошла на Алексеевскую, где был тогда печально знаменитый «подвал»: именно туда «воронки» везли всех арестованных, а уж потом – в тюрьму возле Алайского… Но оказалось, что следователь Петров, который вел дело Шутихина, вызвал Ольгу Викторовну, чтобы спросить, почему она не приносит мужу передачи. Укорил: «Муж ваш думает, что вы с дочкой умерли!»…
«Только благодаря этому Петрову, имени которого я так и не узнала, мой дед остался жив, – завершает свой рассказ Т.А. Вавилова. – Так что везде были и есть люди, даже там и в те годы. Свечку ставлю Петрову, как мама делала…»
В Ташкенте ее бабушка преподавала иностранные языки. Номер школы, где работала О.В. Мединская, сейчас уже не узнать, не осталось и ее трудовой книжки. Известно лишь, что свою преподавательскую деятельность Ольга Викторовна начала там, куда не шли другие русскоязычные учителя: ее направили в узбекскую школу в Старом городе. А перед войной и в военные годы она преподавала французский летчикам…
Вторая из девушек на том гимназическом фото – Лидия Сергеевна Беляева, в замужестве Степанова (на снимке она слева, стоит). По дошедшим сведениям, во время войны она работала в школе № 2, напротив бывшего Окружного Дома офицеров, вела начальные классы…
Да, многие бывшие барышни после революции пришли в школы и училища обучать детей всему, что знали сами. Не озлобились, обнищав, не роптали, выживая в коммуналках, а делали свое прежнее дело добросовестно и с любовью. Кстати, бабушка Т.А. Вавиловой, в страхе перед репрессиями, сожгла свой аттестат с двуглавым орлом, поэтому ей пришлось сдавать экзамены перед специально созданной в гороно комиссией, чтобы подтвердить его. «Помню, она очень гордилась успешной сдачей и особенно тем, что смогла в солидном возрасте выучить историю партии, – вспоминает Татьяна Александровна. – Этот экзамен ввели вместо Закона Божия…»
Это – почти слово в слово история и моей бабушки. Родившаяся в 1903 году, она успела всего один год побыть юной классной дамой в женской гимназии Екатеринодара/Краснодара, а когда мужа репрессировали и выслали в Среднюю Азию, выхлопотала разрешение приехать к нему, пересдала экзамены и много лет преподавала в Самарканде, потом в Ташкенте русский язык и литературу. Тогда остро требовались знающие педагоги, а документов у многих не оказалось. Потому и создавались комиссии по приему учителей «из бывших».
Кто же в этих комиссиях проверял знания и, по большому счету, определял судьбу воспитанниц «благородных» институтов?
Ташкентские старожилы с благодарностью помнят имя Евгении Валериановны Рачинской. Именно благодаря этой женщине, получившей образование до революции, а в советское время занимавшей видную должность в системе просвещения, нашли свое место в новой действительности многие бывшие пепиньерки.
«Не могу сказать, что знала Рачинскую, – ведь я была тогда младшеклассницей, – вспоминает Лидия Васильевна Козлова, дочь В.К. Козлова, с 1946 по 1965 годы возглавлявшего Русский драматический театр Узбекистана. – Но я видела Евгению Валериановну. Женщина абсолютно не из нашего времени. Очень интеллигентная, седая, одета и причесана строго. Я думаю, что это благодаря ей старые учительницы школы № 44 продержались до 1960-го года. Как только ослабло ее влияние, нашим «первым учительницам» указали на дверь. На смену же пришли совсем другие девушки – уже советской формации…».
Знали Евгению Валериановну и мама с бабушкой Т.А. Вавиловой и, по ее воспоминаниям, отзывались о ней очень хорошо. Татьяна Александровна также свидетельствует: многие преподаватели с превосходным дореволюционным, классическим образованием смогли устроиться на работу в советских школах благодаря тому, что в комиссии, выдающей разрешения на преподавание, состояла Е.В. Рачинская.
Но не только эта огромная заслуга перед несколькими поколениями узбекистанцев числится за Евгенией Валериановной.
«Активно работавшая в системе образования Узбекистана, бывшая в период сороковых – начала пятидесятых заместителем наркома просвещения, моя бабушка Е.В. Рачинская в годы войны возглавляла работу по приему и устройству эвакуированных детей. В это труднейшее время она вместе с командой таких же энтузиастов занималась не только распределением детей по семьям узбекистанцев, но и организовала целую сеть детских домов для детей-сирот (именно в это время началась подвижническая деятельность А.П. Хлебушкиной)…»
Это пишет внук Евгении Валериановны Рачинской по материнской линии Андрей Евсеевич Слоним.
Сама же она в своей книге «Народное образование в Узбекистане в годы Великой Отечественной войны» рассказывает об эвакуации 1942 года, когда на территории республики скопилось несколько эшелонов с детьми, вывезенными из России и с Украины. Один из этих эшелонов, направлявшийся в Барнаул, несколько дней стоял в Арыси, другой застрял в Андижане. «Узнав об этом, Усман Юсупов (тогдашний руководитель республики – Л.Ш.) срочно вызвал меня и сказал: “Принимайте и устраивайте детей в наши детдома без отказа. Открывайте новые детские дома. Используйте для этого все пригодные помещения: колхозные клубы, красные чайханы, интернаты. Ни один прибывший к нам в республику ребенок не должен остаться неустроенным. Если вы видите, что дети истощены дорогой, оставляйте эшелоны в Ташкенте, даже те, что направлялись в другие республики. Узбекистан примет, устроит, воспитает и обучит всех…”».
Эшелон из Арыси срочно вернули в Ташкент. И 207 его малолетних пассажиров до самого конца войны стали воспитанниками детдома № 2…
В огромной степени благодаря усилиям Евгении Валериановны Рачинской были расселены по узбекистанским семьям и детским домам тысячи детей-сирот, эвакуированных в годы войны.
А сама она – и работая на всех высоких должностях, включая должность заместителя министра просвещения, и после ухода на пенсию, – жила в скромнейшей, темной и малоудобной квартире при Индустриальном техникуме, на улице, называвшейся тогда Пролетарской (сейчас – проспект Амира Темура). Попасть в эту квартиру можно было только через главный вход техникума, пройдя почти через все его здание и выйдя во двор…
Лейла ШАХНАЗАРОВА
Окончание следует.
Спасибо редакции! Всегда с удовольствием читаю рубрику колумнисты
Спасибо большое за эту публикацию. Очень интересны страницы истории нашего города. Какие самоотверженные люди были тогда.