От публикатора
В предисловии к публикации «Воспоминаний эвакуированной» – записок Н.С. Крикун о Ташкенте в годы войны – я рассказала, как нашла удивительный текст – воспоминания бывшей москвички, в 1941-м году эвакуированной в Ташкент и оставшейся здесь навсегда. Призналась, что знаю об этой замечательной женщине очень мало: тогда, тридцать с лишним лет назад, когда Надежда Саввишна Крикун пришла в редакцию журнала, где я тогда работала, чтобы предложить свои очерки, – не удосужилась расспросить, разговорить, получше узнать и понять человека, которого уже в то время можно было считать живой легендой, частью истории нашего города. Увы, невежество молодости… Да и имена – великие имена великих людей, о которых она упоминала как о своих друзьях и близких, – далеко не все мне были тогда знакомы.
Очерк Н. Крикун мы тогда в «Молодой смене» напечатали, хоть и – страшно жаль – в сокращении; потом было еще несколько публикаций: документальная проза, переводы с чешского…
И… больше ничего о Надежде Крикун я не слышала много лет. Пока не наткнулась в своем архиве на те самые старые журналы, с теми самыми публикациями. И поняла, что нужно, обязательно нужно познакомить своих современников со свидетельствами, оставленными нам этой невероятной женщиной: очень личными и при этом – без сомнения – историческими.
«Воспоминания эвакуированной» были опубликованы на NUZ.UZ. И… сразу после выхода этой статьи стали откликаться люди, которым посчастливилось знать Надежду Саввишну, делиться крупицами информации о ней. Сведения эти, конечно, далеко, далеко не полные. Но все-таки, благодаря бывшему ташкентцу, журналисту Владимиру Черноморскому, историку и краеведу Борису Анатольевичу Голендеру, режиссеру ГАБТ имени Навои, заслуженному деятелю искусств Узбекистана Андрею Евсеевичу Слониму, театроведу Ирине Хилковой – теперь знаю об Н.С. Крикун немного больше.
«Надежда Крикун, тогда студентка, эвакуировалась в Ташкент. Она была в то время женой знаменитого литературоведа Абрама Эфроса, друга Анны Андреевны Ахматовой. Эфрос, конечно, привел свою молодую жену к Анне Андреевне… Вот живая ниточка, которая протянулась из тех лет ко мне», – пишет в одной из своих статей Б.А. Голендер.
Тыловой Ташкент встретил девушку холодной бытовой неустроенностью и… искренним человеческим теплом. Вчерашняя студентка московского Института философии, литературы и истории начала работать в эвакогоспитале, который тогда располагался в здании знаменитой школы № 50.
«Эта работа была очень важна, – продолжает рассказ Борис Анатольевич. – А однажды со второго этажа молодая тогда Надежда Саввишна вдруг увидела на ташкентском тротуаре двух удивительных (она знала их) женщин. Одну все узнавали – это была Раневская, великолепная комедийная актриса, которая была очень популярна тогда. А рядом с ней она с удивлением узнала Анну Андреевну Ахматову. Многие даже не знали, что такая поэтесса вообще существует, потому что никаких известий о ее творчестве не попадало в печать. А ведь в дореволюционное время это была, можно сказать, властительница дум. И вдруг она куда-то пропала. С 1923-го года не выходила ни одна ее книжка. И вот теперь в Ташкенте Надежда Крикун видит Анну Андреевну. Для нее это было буквально потрясение, как она рассказывала…»
Позже тогдашний муж Н. Крикун, известный литературовед, искусствовед, театровед, переводчик Абрам Маркович Эфрос, также находившийся в эвакуации, привел молодую жену к Анне Андреевне, представил ее поэту…
…Надежда Саввишна не покинула Ташкент и после войны. Вернее, из ее воспоминаний узнаем, что несколько послевоенных лет она прожила в Москве, в Старо-Пименовском переулке, по соседству с Фаиной Георгиевной Раневской. Но известно, что в 1950-х она, искусствовед по образованию, уже преподавала в Ташкентском театрально-художественном институте, тогда – имени А.Н. Островского; позже много лет проработала редактором на Узбекском телевидении, застав его, судя по всему, совсем «молодым». Дала путевку в жизнь многим известным впоследствии телевизионным деятелям: о ее уроках профессионализма, человеческого такта, по большому счету – культуры с благодарностью вспоминают сегодня телережиссер Махфуза Хамидова, другие люди, участвовавшие в 1960-е годы в становлении телевидения в нашей стране. Но, может быть, дело даже не в том, сколько лет проработала, скольких молодых коллег поддержала, наставила в профессиональном мастерстве. А… в самом существовании в нашем городе таких людей, как Надежда Крикун, – примером собственной жизни, отношением к окружающим, своими нравственными принципами поднимавших общий культурный и духовный уровень соотечественников.
А еще Надежда Саввишна оставила замечательные мемуары о выдающихся людях, с которыми ей довелось общаться, а со многими – и дружить. Благодаря известному театральному деятелю Ирине Юрьевне Хилковой и ее коллегам по творческому центру «Орфей» в свое время увидели свет воспоминания Н.С. Крикун о ее встречах с Ахматовой, вошедшие в юбилейный, 1989 года, сборник посвящений поэту.
Ну а сегодня я хочу представить читателям NUZ.UZ уникальный текст – рассказ Надежды Крикун о ее знакомстве и дружбе с Фаиной Георгиевной Раневской. И какой рассказ! Интереснейшие, совершенно незнакомые доселе истории. Хотя о великой актрисе мы, кажется, знали многое…
Лейла Шахназарова
…Впервые я увидела Фаину Георгиевну Раневскую летом 1942 года идущей рядом с Анной Андреевной Ахматовой по Хорезмской улице Ташкента. Шли они неторопливо, о чем-то тихо беседуя. Фаина Георгиевна поминутно пытливо вглядывалась в замкнутое, почти застывшее лицо Ахматовой.
А я стояла на противоположной стороне улицы у приемного покоя эвакогоспиталя 3665 (ныне школа № 50), где выполняла тогда работу, весьма далекую от избранного мною искусствоведения: стирала бинты, дежурила около послеоперационных больных, снимала гипс с прибывающих из медсанбатов раненых наших бойцов. Стояла и не могла оторвать глаз от двух высоких женщин, которых – это видно было по их походкам, по интонации разговора – связывала та особенная дружба, которая говорит о снисходительной привязанности одного и восхищенной преданности другого.
Когда потом, уже в послевоенные годы, мне изредка доводилось видеть Раневскую и Ахматову вместе, я убеждалась в том, что мое первое впечатление от характера взаимоотношений двух этих замечательных женщин было верным.
…Итак, они шли по Хорезмской улице Ташкента, и я следила за ними до той поры, пока они не скрылись за воротами с цифрой 7, ведущими в один из дворов по Хорезмской. Я знала этот большой двор с целой группой небольших строений. Нередко бывала там в семье Александра Прокофьева, с детьми которого, сыном и дочерью, была в доброй дружбе.
Здесь же какое-то время жила и Анна Андреевна Ахматова… Мне довелось побывать у нее в гостях с известным искусствоведом Абрамом Марковичем Эфросом. Жила она в маленькой комнате на антресолях. В эту похожую на келью ахматовскую обитель вела довольно высокая и крутая лестница. Обстановка узкой, с одним окном, комнаты даже в эту трудную военную пору поражала аскетизмом и бедностью. Железная кровать с каким-то серым солдатским одеялом. На стене над изголовьем распятие… В углу у окна небольшой стол и ветхое кресло. На столе – книги, рукописи.
Должна признаться, что Анна Андреевна не проявила бурного интереса ко мне, как это случилось и потом, через ряд лет, во время других наших встреч. (Думаю, что менее всего это было высокомерие – большого поэта абсолютно несостоятельно мерить общежитейскими мерками). Между тем я глядела на нее в немотно-почтительном состоянии, пораженная чудом живого прошлого, в котором были мансарды отверженных художников, Париж, Модильяни, Николай Гумилев и Блок, Александр Блок, стихи которого в военную пору зазвучали так современно: «Мы, дети страшных лет России, забыть не в силах ничего…» или «Девушка пела в церковном хоре…».
Впрочем, разве могла подумать Анна Андреевна, что мы, молодые, повторяли эти стихи вместе со стихами Константина Симонова, Семена Гудзенко…
Ну да ладно… Все равно сознание собственной безмерной малости никогда не покидало меня в присутствии Ахматовой.
На первом фото – портрет Ф.Г. Раневской работы Н.А. Пешковой (1945)
Публикацию подготовила Лейла Шахназарова.
Продолжение следует.